Вадим Крабов - Колдун. Из России с любовью
Десятого козла на мгновенье окутала серая пленка, и он не упал, а просто дернулся. Но стоял уже как пьяный, шатаясь и неуверенно переступая с ноги на ногу, в которых путался. И вопить перестал.
– Александр Сергеевич, предупреждать надо! – возмутился я.
Впрочем, сам был виноват. По-глупому отвлекся на очередного сотрудника, не глядел на животное, не заметил амулет. Шувалов в притворном сожалении развел руками. Я перехватил инициативу:
– Все заметили серую пленку?
– Да… нет… нет… да, – раздалась разноголосица.
– Вот видите! А надо, чтобы видели! – перекладывал я с больной головы на здоровую. Как мог забыть об испытаниях с амулетами «серых»?! Плохой из меня учитель.
«Учитель ты нормальный, а управленец – никакой», – встряла Фиона.
«Да я целым баронством управлял!»
«С друзьями-помощниками, – уточнила Фиона, усмехаясь. – Не заводись. Ты в экстренных ситуациях на высоте», – подсластила пилюлю явной лестью.
«Да иди ты!» – возмутился я, но хитрая «разумница» сделала свое дело – от досады следа не осталось.
Осталось сожаление о глупых ошибках, которые в Эгноре я ни за что бы не совершил. Во-первых, свечение амулетов. Подумал бы об этом заранее, там магов и видящих полно. Во-вторых, испытание «серых» амулетов… здесь, пожалуй, Шувалов просто меня опередил. В-третьих… в общем, вживаюсь я в земные условия, эгнорские уходят на второй план, и это грустно.
Диалог продлился чуть дольше секунды.
– Все смотрим внимательно! – решительно скомандовал я и обратился к оперативнику, держащему «жостик». Он был растерян. – Собраться! Целься! Пли!
Противная скотина снова устояла. Выписывала восьмерки вокруг колышка, спотыкалась, мотала головой, словно пыталась вытряхнуть из черепа что-то чужеродное, но упорно не падала. Амулет подобрали ни разу не пользованный.
«Фарид постарался, больше неко… нет, еще Роза могла подсказать», – рассуждал я, командуя:
– Огонь!
Коза наконец-то завалилась.
– Серую пленку теперь все видели? Отлично. Запомните: полнозаряженный амулет «серых» пробивается с третьего попадания. Товарищ подполковник, – обратился я к Шувалову, – передайте мой защитный амулет офицеру обслуги, пусть наденет на следующую козу.
Мой артефакт не выдержал. Синяя пленка сверкнула, но козел все равно зашатался и плавно опустился на снег. Как бы спать прилег, свернувшись.
– Я предупреждал! – воскликнул я, перекрывая недовольный гул. – Атаку я сделал сильнее, чем защиту. Но этого достаточно! Колдуны не смогут вас загипнотизировать и подчинить, а кроме того… секунду! Не оттаскивайте животное! – крикнул подошедшим к козлу сотрудникам.
Подбежал к спящей скотине, зарядил амулет, висящий на шее, и разбудил животное. Погладил, чтобы возмущенный самец перестал мекать и замер на месте.
– Стреляйте пулями, желательно помощнее.
Кто-то принес пистолет-пулемет. Амулет выдержал семь прямых попаданий, не считая касательных.
– Нихренасе! – выразил общее мнение молодой опер в турецкой дубленке. – Это же «Вереск»![5]
Я и сам был удивлен подобной непробиваемостью, но потом рассудил: «девочки» рассчитывали прямое попадание винтовочной пули в «щит жизни» первого уровня, а в моем амулете стояла защита второго уровня, к тому же с двумя стихиями, да еще и пленка колыхалась, всегда подставляясь углом, отводя пули рикошетом. Это… работа плетения Разума?
«Ты прав, – подтвердила Фиона. – Интересный эффект синергии, причем «щит разума» при этом не активировался».
Вернувшись в класс, я сделал лишнюю, по общему мнению, вещь – с помощью женщин-оперативниц завернул все амулеты в суконные мешочки из нарезанных тряпок и перетянул горловины капроновыми шнурами. С торчащими цепочками пришлось помучиться. Наложил на все чехлы модули блокировки свечения из стихии Жизни. Им хватит питания от уже существующих накопителей, расход минимальный. Свечение сразу прекратилось. Позже сошьют нормальные чехлы.
Никто не заметил изменений, но мне поверили, что «так надо». Каждый стал приноравливаться к стрельбе «вслепую». А чего там приноравливаться-то? Ручка ложится в руку прекрасно, кристалл чувствуется и сквозь ткань. Физически касаться голой кожей к кварцу не обязательно, там главное – проникновение ауры и желание пользователя. Может, потом доработать и сделать подобие ствола, чтобы в себя случайно не направить. Но это будет «по просьбам трудящихся» – им работать, подскажут.
Я не вмешивался в обсуждение планов и схем задержаний. Они толково усвоили преимущества и недостатки новых устройств и сразу включили их в разработку. Разбились на тройки со всевозможными подстраховками друг друга. Одна тройка на одного «серого» – более чем достаточно. Пришли к выводу, что основное – это первый «выстрел», который ушатает злодея, далее – проще.
– Я пойду с двумя оперативниками, которым третьего не хватает, и мы будем брать Главного жреца, – заявил я не терпящим возражения тоном. – Во всех вопросах, связанных с колдовством, слушаться меня беспрекословно. Ясно? – и в упор посмотрел на своих напарников, ставших таковыми вопреки их собственному желанию.
Одним из них оказался тот парень в короткой турецкой дубленке. В помещении, разумеется, без оной. Вторым был мужчина средних лет в очках. Такой потомственный интеллигент в дешевом костюме с небрежно незатянутым галстуком.
Глава 25
Все семь задержаний назначили на восемь вечера, и группы разъехались на подготовку. «Серые» жили в разных концах Москвы и ближайшего Подмосковья, наружка постоянно докладывала об их передвижениях.
Главный жрец жил в одном из коттеджных поселков в пятнадцати километрах от МКАД. Сегодня он отлучался в город, побывал в офисе одной из своих риэлтерских контор и в шесть вечера был дома. Ездил с водителем на «мерседесе» с мигалкой. Как за ним слежка по московским пробкам успевала, не пользуясь проблесковыми маячками, – ума не приложу. Мы сами продирались через город исключительно благодаря тому же «синему ведерку», всем автолюбителям ненавистному. За городом его сняли.
Низкий металлический заборчик, заснеженная лужайка с расчищенными дорожками, яркие уличные фонари, освещенный двор, большой, но аккуратный двухэтажный коттедж без изысков – как в голливудское кино окунулся, рождественский фильм с мягким теплым снегом из ваты. Собаки, как и охраны, не было.
Я позвонил в дверь.
– Здравствуйте, я ассистент режиссера кинокомпании «Сокол», мне необходимо поговорить с хозяином. Вот моя визитка, – напористо сказал я и протянул картонную карточку открывшему дверь мужчине с заметным брюшком. Дворник, садовник и все остальное в одном лице. Короче, прислуга.
Мы просмотрели фото всех домочадцев. В доме жили жена, дочь-студентка, сын-школьник, дворник и его супруга-домработница. И сам хозяин, Вениамин Олегович Раднов, пятидесяти лет от роду. Состоятельный бизнесмен, влиятельная личность в деловых кругах.
– Покажу хозяину… – пробормотал дворник и захлопнул передо мной дверь.
Кем мне быть с моей внешностью? Только творческой личностью. Я выбрал кино.
Спустя минут пять дверь отворилась, и дворник недовольно пробормотал:
– Заходите. Снег не забудьте отряхнуть.
В просторном теплом холле, украшенном фресками в египетском стиле и тремя старинными вазами, ко мне подлетела барышня в коротком домашнем платьишке:
– Ой, а вы правда из кино?!
– Правда, девушка, но подбором актеров не занимаюсь, я ищу натурные съемки. Но за вас готов замолвить словечко, – галантно ответил я ей, сверкая идеальной белозубой улыбкой.
– Да я не хочу становиться актрисой, – смутилась девушка, – просто интересно.
– Что вам нужно, молодой человек? – раздался уверенный, привыкший повелевать голос.
Дочь испуганно отвернулась о меня, едва не отпрыгнув, будто была гостьей, застигнутой хозяевами за воровством любимой серебряной ложки – бабушкиного наследства. Ойкнула, виновато ссутулилась и побрела к лестнице на второй этаж. В доме, кроме голоса диктора, тихо звучащего с экрана телевизора, не было слышно никаких посторонних звуков. Ни музыки, ни шума обычного общения домочадцев, ни звона посуды на кухне. Строго у них.
Хозяин шествовал со второго этажа по другой лестнице. Именно шествовал, иначе эту походку не назовешь. Высокий, атлетически сложенный, с богатой темной шевелюрой, в серых глазах – сталь. Шелковый халат, расшитый золотистыми дракончиками, надет на белую майку. Мягкие домашние брюки, теплые тапочки только подчеркивали статус барина; хозяина, отдыхающего в собственной вотчине. Аура большая, густо заполненная серостью. Нес он ее привычно, с непередаваемым достоинством. На пальце – старинный массивный перстень, в магическом видении ярко сверкающий серым. От хозяина просто физически веяло холодом. Высокомерия ему было не занимать.
