Гонщик 2 (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич
— В чем дело, Николай Генрихович? — шепнул я на ухо механику.
— Обратите внимание, нас подчеркнуто игнорируют, — так же, шепотом ответил он. — Впрямую не отворачиваются, но первыми не подходят, и любой разговор максимально быстро прекращают.
— Из-за чего сыр-бор, как вы думаете?
— Не могу сказать. Но поглядите вон туда.
Клейст показал глазами в дальний угол зала. Я посмотрел: Вернезьев. Стоит с видом победителя, словно не лишился разом приза, весьма неплохого мобиля, отличного гонщика и механика. Собственно, при любом раскладе второе место и пятнадцать тысяч ему были гарантированы, так что особой радости у него быть не должно. Пытается держать лицо? Возможно.
Баронет перехватил мой взгляд и довольно осклабился. Я ответил презрительной усмешкой и отвернулся.
После официальной части всех присутствующих пригласили в соседний зал к накрытым для фуршета столам. У широких двустворчатых дверей установили столик со свежими газетами, посвященными, конечно же, прошедшей гонке. Я не стал интересоваться: прессу читать я предпочитаю в спокойной обстановке. Например, дома, за вечерним чаем. Клейст же ухватил свежий номер «Ведомостей», пробежал глазами заголовки, и буквально вскипел, что тот паровой котел.
— Николай Генрихович, что вас так взволновало? — поинтересовался я.
— Вот, смотрите сами, — сунул он мне пачку листов.
На сероватой рыхлой бумаге под нашими фото крупными буквами было оттиснуто: «Герои или злодеи? Кто стоит за аварией мобиля товарищества 'Скорость».
Я пробежал статью по диагонали. Некий неизвестный автор, не обвиняя впрямую, подводил читателя к мысли, что авария подстроена нами ради выигрыша в гонке. Чушь несусветная, аргументов никаких, одни голословные декларации. Но ведь обыватели поверят! Как говорил — или еще скажет — доктор Геббельс, чем чудовищней ложь, тем скорее в нее поверят. Потом, конечно, ложечки найдутся, а осадок останется: то ли он украл, то ли у него украли. И ведь наверняка таких статеек тиснуто множество, и в самых разных газетах. И тот, кто эти статейки писал и размещал, наверняка в курсе самого факта засады. А поскольку в моем кругу эта информация имеется только у троих — меня, Клейста и Боголюбова, то найти автора — это означает, практически, найти как стрелка, так и того, кто приказал стрелять. Впрочем, это разговор на вечер, для Боголюбова.
После такого мне резко стало не до фуршета. Клейст и вовсе почти что выбежал из зала. Как бы чего не сотворил сгоряча. Потом будет сложнее доказывать свою непричастность. Но просто так пройти мимо улыбающейся физиономии Вернезьева я не смог.
— Радуетесь, баронет?
— Конечно, господин Стриженов. Поражение соперника — всегда радость.
— Этот пасквиль, — я кивнул в сторону столика с газетами, — ваших рук дело? Можете не отвечать, догадаться нетрудно. Но — мелко. Сперва нагадить себе в карман, а после обвинять в этом других — мелко.
— Что вы имеете в виду?
Вернезьев талантливо изобразил оскорбленную невинность.
— Как что? Разве не вы пытались испортить мой мобиль, задержать меня всеми силами в Скопине? Не делайте такое лицо, мне доказательства не нужны, достаточно того, что я это знаю. Вы пытались меня задержать, а потом, когда не удалось, посадили в засаду стрелка. Только вот в итоге подстрелили собственный мобиль и угробили собственного механика. Ваше счастье, что Анастасия Платоновна не очень сильно пострадала, а то бы ее отец уже вышиб вам мозги из служебного револьвера.
— Засада? Стрелок?
Я не большой физиономист, но мне показалось, что сейчас Вернезьев не играл.
— А что, вы не удосужились разобраться с причиной аварии? Ну так я вам расскажу. Стрелок пробил пулей котел перед самым поворотом, и госпожа Боголюбова просто не видела, куда нужно править. И сил быстро затормозить у нее не хватило. Вот только стрелять он должен был в меня. Как же вы так промахнулись, господин Вернезьев? Ай-ай-ай!
Лицо баронета закаменело, он не глядя поставил бокал с шампанским на ближайший стол и быстрыми шагами вылетел наружу.
Когда я вышел на улицу, то увидел лишь удаляющийся мобиль Вернезьева.
— Куда это он? — Спросил меня Клейст.
— На разборки, Николай Генрихович. Помните, мы с вами говорили о том, что инцидент в Скопине и засада — это работа разных группировок?
— Помню, конечно.
— Вот я и попытался их друг с другом стравить. Может, это и глупо, но я надеюсь, что в итоге один хищник загрызет другого. А если повезет, они прикончат друг друга.
Эта новость чуть подняла настроение Клейста, но ехать к Боголюбовым он, тем не менее, отказался.
— Вы сами знаете, Владимир Антонович, сколько у нас незаконченных заказов. А поскольку приза мы не получили, деньги придется зарабатывать классическим, так сказать, способом. Езжайте — вы обещали. А я тут, с детьми останусь. И то правда — здесь как-то душевнее.
Что душевнее, это и я знаю. Может, и нет разносолов, заливной осетрины и перепелов с ананасами, но все настолько от души, что не ответить взаимностью просто невозможно. Вот и вчера, едва мы подкатили к воротам, как тут же Мишка — явно дожидался — их отворил. Осталось лишь закатиться в сарай. И баня истоплена, и самовар поспел, и на столе пусть и простая еда, но все вкусное, сытное, с пылу — с жару. Видно: ждали, готовились, как бы не с самого утра. А без нас — скучали. И вот такая искренняя, от самого сердца, забота для меня гораздо ценнее всех балов и приемов. Но — действительно, обещал. И потому Клейст будет лечить душу в доме, где его любят и уважают безо всяких условий, а я поеду обедать туда, где меня принимают за мой статус и ради моего знакомства со взбалмошной дочкой в надежде, что со мной рядом она образумится и вернется к принятым в обществе традициям своего пола. Ну или, по крайней мере, эти проблемы станут головной болью не родителей, а лично моей.
Глава 5
В прихожей Боголюбов, громко меня приветствуя, так, чтобы слышали во всей квартире, шепнул:
— Владимир Антонович, ради бога, за столом ни слова о…
Я понятливо кивнул и, следом за хозяином, прошел в гостиную.
В комнате помимо Веры Арсеньевны и Михаила Платоновича было еще несколько человек: уже знакомый мне инспектор дорожной полиции Вениамин Ильич Охотин с супругой и еще одна пара, ранее мне не встречавшаяся. Я раскланялся с Охотиным, приложился к ручке его дражайшей половины, некогда очаровательной, а ныне, на мой вкус, чрезмерно располневшей.
Нынче Боголюбов не забыл исполнить обязанности хозяина:
— Позвольте представить: Господин Старостин Константин Семенович, юрист. Госпожа Старостина Юлия Петровна. господин Стриженов Владимир Антонович, гонщик и предприниматель.
Все уверили друг друга в приятности взаимосозерцания и, наконец, уселись за стол. Начался неторопливый разговор ни о чем. Впрочем, продлился он недолго: вошла кухарка и внесла блюдо с заливной осетриной.
За едой говорить о серьезных вещах не принято, а о несерьезных не хочется. Да и рот все время занят: кухарка и вправду мастерица. И лишь тогда, когда застолье докатилось до чая, начался тот разговор, ради которого все и собрались.
Я довольно подробно описал гонку, исключая некоторые моменты. Вообще, что такое гонка? Это долгая и весьма однообразная езда по заданному маршруту. Так что мне пришлось постараться, чтобы история моя не сводилась к перечислению контрольных точек, и мне это, кажется, удалось. Интерес к моему рассказу что у хозяев, что у гостей был неподдельный. Внимали все. Даже прислуга, забыв о своих обязанностях, встала в дверях гостиной. Ну а Миша Боголюбов и вовсе глядел на меня как на живого инопланетянина и жадно впитывал каждое мое слово.
После длинной череды вопросов компания, как водится, распалась на женскую и мужскую части. Дамы, усевшись в углу гостиной, принялись вполголоса обсуждать что-то свое, время от времени с интересом поглядывая на меня. А я вместе с остальными мужчинами разместился в углу противоположном.
