Цена славы (СИ) - Кас Оксана

Ровные ряды протестующих стали практически символом того, что думают обо всем происходящем жители страны, которым плевать на айдолов. Люди хотели, чтобы все преступники были наказаны, а государство не могло позволить себе такой роскоши. Ему придется ограничиться предупреждениями в отношении многих людей, чьи прегрешения не так уж опасны. Стране нужна индустрия к-поп, она приносит много денег. Сделать достоянием общественности всех участников эскорт-сети — это как убить целую индустрию.

Чтобы отвлечь людей, прокуратура периодически публиковала на своих страницах в сети какие-то материалы расследования, следователи отвечали на вопросы строго по этим случаям. Например, через два дня после опроса Дана в военной прокуратуре, уже гражданская прокуратура опубликовала материалы расследования в отношении смерти мембера группы Dapperish, Ким Джэрёна. Смерть Джэрёна официально признали убийством, даже сообщили общественности ииена исполнителей. И тут же снова напомнили о том, что тогда Диспатч пытался умерить общественное негодованиеиспользуя раскрытие отношений Дана и Арин. Джэрён же стал почти героем — погиб, потому что хотел все рассказать полиции.

Следующий «пакет» информации был подобен разорвавшейся бомбе. Прокуратура решили отдать прессе не растерзание одну из тех личностей, кто получал продвижение как айдол через оказание определенных услуг. И корейская прокуратура для этих целей выбрала не кореянку, а японку Рису из группы «Favoris». Этот коллектив сформировали в третьем сезоне «Национального Продюсера», через полтора месяца у девочек закончатся контракты… но последнего альбома, скорее всего, уже не будет.

Риса — одна из тех, кто активно пользовался возможностью получать выгодные предложения. Она очень плохо поет, не очень хорошо танцует, но зато симпатичная и пробивная по характеру. Даже Миндюль, которая обычно любит весь мир вокруг, и то общалась с Рисой достаточно напряженно, что уже многое говорит о характере девушки, которая готова на все ради собственной выгоды.

Дана же удивляло, что прокуратуру вообще отдала общественности на растерзание именно японку. Все таки отношения между странами и так напряженные… с другой стороны, это сработало — косточки ей перемывали охотнее, чем любой другой кореянке на ее месте. Тут еще важно то, что ее продвижение и прежде многим казалось странным.

Дан по-своему радовался, что все говорят не о нем. Была надежда, что он сможет остаться немного в стороне от публичной части конфликта… но нет, четырнадцатого января его пригласили для дачи показаний в Прокуратуру Восточного округа Сеула. Еще до того, как он туда приехал, рано утром, появилась и нежеланная для Дана новость: кто-то из следователей сообщил прессе, что Даниэль Хан является ключевым свидетелем, потому что рассказал следствию о наличии эскорт-сети и помогал добывать информацию в то время, когда дело еще было полностью секретным.

Что тут началось! Пока одни восхищались его добротой и гражданской ответственностью, другие строго спрашивали: а откуда он вообще узнал об этом? Кем он был: покупателем или продавцом? Дану даже пришлось написать в Garnet, что он обо всем расскажет пауэрам уже после дачи показаний, потому что в данном деле очень много моментов, которые могут навредить свидетелям и жертвам.

Когда он поехал в прокуратуру, в Person начали готовиться к пресс-интервью для избранных журналистов. Минхо намересвался отвечать на вопросы вместе с Даном, чтобы рассказать свою историю, произошедшую уже больше десяти лет назад.

Возле прокуратуры Дана встречала огромная толпа журналистов — кажется, даже больше обычного. Щелчки камер звучали так громко, что создавали единый «белый шум», сквозь который пробивались далекие «Требуем!» протестующих и отдельные громкие вопросы. Фотографам запретили пользоваться вспышками рядом со зданием прокуратуры — следователи нашли законный способ «подгадить» надоедливым репортерам, лишив их хотя бы хорошего освещения. Благодаря этому теперь Дан видел, что происходит на ступенях. Его охрана оттеснила журналистов по сторонам, давая ему проход к дверям, а Мэй вообще шел рядом с ним, слегка приобняв за плечи. Адвокат и уже знакомый юрисконсульт из посольства бежали впереди.

Несмотря на то, что здание было другим, история повторилась: проверка документов, рамка металлоискателя, небольшая заминка из-за Мэй, у которого при себе было табельное оружие. Зато пространство внутри гражданской прокуратуры выглядело повеселее — картины на стенах, привычные пальмы в горшках, жалюзи в коридорах открыты, чтобы солнце проникало внутрь. И стойкий запах кофе в коридоре — кажется, именно на нем живут все сотрудники прокуратуры последние недели.

Продержали его опять достаточно долго — он отвечал на вопросы полтора часа, затем его попросили не разглашать имен тех, кто был в Папке, и отпустили.

Машину для Дана подогнали к порогу прокуратуры — Дан видел это из окна. Первыми из здания вышли четыре охранника, они немного оттеснили прессу. Четырех человек мало, конечно, но это позволяет создать хоть какой-то коридор, чтобы спуститься по ступеням вниз и сесть с машину. Дан вышел на улицу и снова удивился тому, как громко звучат щелчки фотоаппаратов, а потом… понял, что сегодня умрет.

Сознание фиксировало детали, а тело было словно в том типе кошмарного сне, когда ты хочешь двигаться быстрее, но воздух стал вязким и не позволяет сбежать.

Вот из-под руки охранника проскальзывает мужчина. Короткая стрижка, черный пуховик нараспашку, на лице белая медицинская маска — сейчас все так ходят, коронавирус же. Но Дан узнал этого мужчину по примечательному шраму на брови — она была серьезно рассечена когда-то и срослась немного неровно, теперь одна часть выше другой. Дан знал эти глаза и эту бровь: этот человек проник в его квартиру в прошлой жизни. Это он убил его. И сейчас он достает из внутреннего кармана пуховика пистолет, направляет его точно на Дана…

Глава 39

Выживший

Дану иногда снились кошмары. В них он возвращался в свою старую квартиру, произносил в тишину «Я дома», снимал обувь, устало проходил в гостиную… и сталкивался лицом к лицу с мужчиной, которого он прежде несколько раз видел в толпе фанатов своей же группы. У него рассечена бровь, глаза с двойным веком и непривычно пухлые для мужчины губы — слишком яркая внешность, чтобы его забыть. И вот этот человек каким-то образом оказался у Дана в квартире. Он медленно поднимает руку с пистолетом, Дан едва успевает ахнуть, но выстрел уже прогремел и лоб обжигает резкой, но не такой уж сильной болью — как будто он случайно дотронулся до чего-то горячего и тут же отшатнулся.

В реальности после этой короткой вспышки боли Дан проснулся в своем тринадцатилетнем теле. Во сне он каждый раз видел новое продолжение. Он падает на пол, иногда кричит от боли, а иногда словно со стороны видит, как из его тела вытекает неправдоподобно много крови… Кошмар, что тут еще сказать. Меньше всего Дан хотел, чтобы этот кошмар повторился в реальной жизни.

Но вот он стоит напротив того же мужчины с пистолетом, парализованный страхом, пусть и в окружении полусотни людей.

Он услышал выстрел. Ну, или ему так показалось. Этот звук словно отпустил кнопку паузы — и сразу произошло много всего. Кто-то сильно толкнул,его практически вынудив упасть. Послышались крики, даже истошные визги.

— Прикройте Даниэля! — гаркнул Мэй.

Видимо, это он его и повалил. Еще до того, как телохранители опомнились, Мэй выстрелил дважды. Дан успел привстать с холодного бетона и отчетливо видел, как это выглядит — вот что-то словно толкает нападавшего в плечо, он вскрикивает и бросает пистолет, чтобы тут же прижать ладонь к плечу. Следующий выстрел в ногу, нападавший уже орет и падает на колени. Из раны на ноге маленьким фонтанчиком брыжжет кровь.

— Черт! Кажется, артерия, — выругался Мэй.

Дальше Дан не слышал. Из здания прокуратуры выбежали люди в форме, Дана силком подняли на ноги и затащили внутрь, причем на бегу заставляя пригнуться, чтобы не возвышался над охраной. Снаружи все еще кричали, а внутри следователи и прокуроры лихо перепрыгивали ограждение, которое, теоретически, запрещает посторонним заходить внутрь, и неслись на улицу — разбираться в происходящем.