Ваши не пляшут (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич
М-да, ситуация! По логике вещей я ничем не рискую. Где подвох? Графиня вовсе не круглая дура, чтобы запросто так разбрасываться деньжищами. И причем, здесь моя душа? В моей душе (прошу прощения за тавтологию) хоть и шевельнулся червячок сомнения, но после того, что я прилюдно наговорил в курилке, отказываться от игры было бы неразумно. Разумеется, я ничего не теряю, но все-таки тут определенно какой-то подвох. Может быть, пожилая дама желает просто так спонсировать понравившегося юношу? Впрочем, вряд ли, мы с ней фактически не знакомы. В чем же тогда её интерес? Меня хотят затащит в постель? Это также маловероятно, даме за восемьдесят, а это значит, «хризантемы» в её «саду» не просто отцвели давным-давно, а, выражаясь все тем же ботаническим языком, были переработаны червями в плодородный гумус. Ладно, плевать, пусть моей ставкой станет бессмертная душа.
— Хорошо, Ваша Светлость, пусть будет так, как вы пожелали.
Графиня села за карточный стол, я остался стоять на ногах. На небольшом листочке толстого картона написал одно слово: «Душа», после чего распечатал колоду и хорошенько осмотрел. Все честь по чести пятьдесят два листа, рубашки чистые, без хитроумных меток, и запах особенный, коим обладают только свежие не побывавшие в игре карты. Хотите верьте, хотите нет, но мое острое обоняние улавливает запах потожировых выделений банкомета и игроков уже после первой сдачи. Так что, я более чем уверен в том, что моей колоды рука человека не касалась. Не мудрствуя лукаво, выдернул из колоды первую попавшуюся карту. Ею оказалась шестерка треф. Положил перед собой рубашкой вверх.
В качестве ответного жеста Ирина Спиридоновна выдвинула на середину стола кучу игрового «золота», после чего обратилась ко мне:
— Уважаемый Илья Борисович, поскольку я первой нарушила общепринятые правила, извольте в качестве компенсации распечатать и перетасовать мою колоду.
Сделал как попросили. Распечатал колоду, принюхался, запах свежий, перетасовал, подснял и положил на стол перед партнершей.
Прежде чем взять в руки карты Луговская стянула со среднего пальца левой руки перстень с преогромным кроваво-красным камнем и положила перед собой. Я так и не понял, для чего. Скорее всего, старушка суеверная, драгоценную цацку считает чем-то вроде талисмана. В принципе, мне плевать, поскольку ни в бога, ни в черта и в способность «чудодейственных» артефактов влиять на судьбу человека не верю. Выиграю лям зелени — отлично, не выиграю, беднее от этого не стану.
Наконец графиня взяла в руки колоду карт и ловко начала раскладывать их слева и справа от себя. К моему великому сожалению, шестерка треф легла справа.
— Вынужден признать, Ирина Спиридоновна, что Фортуна сегодня на вашей стороне, — переворачивая назначенную мной карту, сказал я.
— Так вы признаете свой проигрыш?
— Разумеется, госпожа графиня, — пожал плечами я.
После этих моих слов мир перед глазами сделался черно-белым и плоским, к тому же завертелся в невероятной скоростью. В какой-то момент вращение немного замедлилось, и мне показалось, что лицо графини заметно помолодело. Сама она похорошела. Теперь ей можно было дать не более двадцати лет. Однако невозможно словами описать тот ужас, что я испытал при виде парочки солидных рожек на этой красивой головке и злорадную демоническую ухмылку. Ну да, именно демоническую, поскольку даже самые мерзкие злодеи рода человеческого настолько мерзко улыбаться не способны. В следующий момент черно-белый мир передо мной вновь завертелся в бешеном темпе. Помимо воли мой взгляд сосредоточился на единственном предмете, не потерявшем ни объема, ни цвета, алом драгоценном камне. Именно туда меня и начала затягивать какая-то непреодолимая сила.
«Доигрался», — стало последней мыслью, перед тем, как мое сознание провалилось в кромешную пропасть небытия.
Глава 2
Легкий удар в стекло не стал для меня неожиданным, я ждал его, боялся до колик в животе, но ждал.
— Зуб, ну ты как, не передумал? — из темноты раздался приглушенный голос Жома, моего верного другана и наперсника, коему я доверяю все свои самые сокровенные тайны. — Смотри, если сильно очкуешь, не пойдем.
Мне вдруг захотелось отказаться от безумной затеи. Я бы так и сделал, если бы о моем намерении отправиться За Грань знал только я. Ну брякнул языком, что ради Катюхи Трофимовой готов на все. Вот тут-то и подловил меня Сенька Шустров попов сын, мол, лучше всего будет добыть драмарин златолистый и преподнести любимой на день её пятнадцатилетия, которое состоится через неделю. Ну я в запале и поклялся, непременно добыть этот самый цветок и преподнести Екатерине в расписном горшочке. Сказал, разумеется, не подумав.
Сучонок попович, сам чахнет по старостиной дочери, вот и подстроил так, чтобы заманить меня в Прорву. Пидор гнойный! Провокатор, бля! А ведь деваться мне некуда, пацанская гордость не позволит отказаться, бо прилюдно дал слово. Где тогда моя тупая башка была?
— Счас, Колян. — Я прихватил из-под кровати рюкзачок со всем необходимым для недолгого похода. Для собственного успокоения коснулся пальцами деревянную рукоять тесака, сработанного из драчевого напильника в отцовой кузне. Так-то мою затею с оружием батя вряд ли одобрил бы, пришлось ладить кинжал аж целую ночь, покамест тот дрых. Сточил наждачный камень на станке в ноль, пришлось менять на новый. Отец через какое-то время хватился, провел тщательный опрос домашних на предмет пропажи, но до истины так и не докопался. Кузня стоит за садом и огородом на приличном удалении от дома и на самом отшибе села, по причине пожарной безопасности, поэтому шум истираемого наждаком металла никто не услышал.
Щелкнул выключателем и по-тихому выскользнул через окно в духоту напоенной запахами цветущих растений летней ночи. Переживания, испытываемые мной на протяжении последних дней, не способствовали радужному настроению. Да что там самого себя обманывать, мне было страшно, очень страшно. Страшно, как никогда ранее. Холодный ужас сковывал ледяными пальцами мышцы и заставлял выбивать дробь зубами. Но я все-таки старался не подать виду хотя бы перед единственным моим другом Колькой Жомовым, который знает меня как облупленного и прекрасно понимает, что я чувствую в данный момент.
Прорва особое место, куда за просто так попасть невозможно. Нужно пройти через проход между мирами. Бобровская Прорва довольно старая и хоть условно считается безопасной, но раз в четыре-пять лет в деревню наведывается группа боевых магов «для проверки активности и потенциальной угрозы» и пару декад шарят по запределью по каким-то известным только им делам. Во время таких экспедиций тащат оттуда все, что под руку подвернется: травки, камушки, живность всякую, даже воду тамошнюю бочками вывозят. Между походами сидят в корчме косоглазого Хлыста, и о разного рода чудесах и диковинках этой самой Прорвы рассказывают. Местный люд любит послушать байки, даже выпивку оплачивает словоохотливым магам. А те и не прочь языком потрепать дармовщины ради.
Таким, как я мальцам вход в питейное заведение категорически запрещен, однако слухами земля полнится, то есть, сказанное в присутствии ограниченного круга лиц очень скоро становится достоянием всего села. Нам пацанам интересно все, особливо то, что касаемо потустороннего, загадочного. Вот мы усердно и подслушиваем разговоры взрослых, а потом, на общем сборище активно обмениваемся добытыми сведениями.
Вообще-то наша Прорва вполне спокойная. Раз в год какая тварь оттуда и вылезет, тут же сработает сигнальная система, и об этом станет известно участковому-уполномоченному от имперского мажеского корпуса Кузьме Митрофановичу Зосимову. У того ружжо специально имеется для упокоения чудищ. Пошел стрѐльнул и кабздец гадине, на моей памяти еще ни одна тварь до людей и скотины не добралась.
Старики бают, лет пятьдесят тому как, когда Проход только открылся, из него перли орды всякой нечисти. Благо царь-анпиратор своевременно прислал ажно целый полк одаренных. Ну те в течение года зачистили Прорву, благо оказалась небольшой. Грят, под Владимиром Прорва, всем Прорвам Прорва. Лет как двадцать оттуда прет всякая жуть, наши толком туда и зайти не могут, бо зело опасно.
