Алексей Калугин - Голем
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул студент Саша.
– Можно? – робко спросил он.
– Давай, только быстро, – недовольно махнул рукой Гелий Петрович.
Вместе с Сашей пришла и продавщица Оля. С собой они принесли стулья, на которых и уселись возле двери.
– Итак, я предлагаю задуматься над тем, что нам делать, – закончил прерванную мысль Гелий Петрович.
– А, собственно, что такого произошло? – недоуменно развел руками Олег Игоревич. – Ну, подумаешь, грязь разлилась…
– Ну, подумаешь, – в тон ему продолжил Виктор Николаевич, – автобус в этой грязи утонул.
– С автобусом неудачно получилось, – вынужден был признать Олег Игоревич.
– Неудачно! – фыркнул Володя. – Нашли же словечко.
– Я не вижу причин для паники! – отчетливо и громко произнес Олег Игоревич. – Мы не на необитаемом острове посреди Тихого океана. Мы в своей стране, в родном городе! Хотя и на самой окраине. Я уверен, и дня не пройдет, как к нам прибудет бригада спасателей!
– Интересно только, кто их вызовет? – покусывая ноготь на мизинце, негромко, как будто размышляя вслух, произнес Виктор Николаевич.
– Как это кто? У нас есть МЧС!
– У нас и полиция есть! А ворья от этого не меньше!
– Я на прошлой неделе «Скорую» полдня ждал!
– Ну и что? При чем тут «Скорая»?
– При том, что ваша МЧС ездит не быстрее!
Устав от всей этой бессмыслицы, Сергей поднялся на ноги.
– Может быть, поговорим о чем-то действительно важном? – крикнул он, чтобы перекрыть общий гул.
Сразу воцарилась тишина.
Старики смотрели на него, и взгляды их казались Сергею необычными и даже странными. Мудрыми и глупыми одновременно. Просветленными. Глядя на их дряблые шеи, морщинистые лица, покрытые пигментными пятнами лысины и уложенные широкими складками веки, он почему-то вспомнил об Одиноком Джордже.
Глава 4
– Кто такой Одинокий Джордж? – поинтересовался Володя.
– Последняя гигантская галапагосская черепаха, умершая несколько лет назад, – ответил Сергей. – Ей было около ста лет.
– А куда делись остальные?
– Умерли раньше.
Володя задумчиво покачал головой:
– Должно быть, это не весело.
– Что именно?
– Остаться последним.
– Посмотреть на него приезжали разные знаменитости. Даже принц Чарльз.
– А ему-то что? Для него они все, наверное, были на одно лицо.
Возможно, какая-то доля правды в этом была.
Вот же странно, почему всегда говорят только про долю правды? Можно подумать, что всей правды вовсе не существует.
– Я всегда вспоминаю об Одиноком Джордже, когда смотрю на этих стариков.
– Потому что они такие же старые?
– И такие же одинокие. Они все еще ждут, когда за нами прилетят спасатели на вертолете. Штейн даже вещи упаковал. Зашел к нему вчера, а он сидит на чемоданах.
Володя посмотрел вверх. На чистое, безоблачное небо. Настолько пронзительно-голубое, что слезы на глаза наворачивались.
– Но ведь действительно странно, что о нас все забыли. – Володя недоумевающе пожал плечами. – Три дня прошло – и никого. Как такое может быть? Как будто мы на другой планете.
– Есть у меня одно соображение.
Сергей подошел к мусорной стене и ковырнул ногтем торчащий из нее обломанный кусок дерева. Судя по глубине залегания, этой деревяшке должно быть больше полувека. Чем она была прежде, до того, как оказалась на свалке? Ножкой стула? Или черенком деревянной ложки? А может быть, детской игрушкой? Странно, что за все эти годы дерево не сгнило. Как будто пропиталось каким-то консервирующим составом. А может быть, это произошло потому, что мусор был плотно спрессован? Стена мусора, возносящаяся к небесам, производила очень необычное впечатление. Если забыть о том, что она на самом деле собой представляла, ее можно было принять за творение какого-нибудь модного художника-монументалиста. Неровные разноцветные пласты сползали, заваливались в стороны, изгибались, изламывались, придавливали друг друга, как будто это была многослойная начинка гигантского сэндвича. Гигантский гамбургер, расплющивший собой все вокруг. Чудовищная лазанья, вобравшая в себя целый мир. Можно было даже вообразить, что творение безвестного гения олицетворяло собой глобальный кризис общества тотального потребления. Человечество вынуждено производить груды мусора для того, чтобы удовлетворить все свои потребности. Не задумываясь о том, что это в принципе невозможно. Потому что запросы постоянно растут, порции становятся все больше, а люди – все толще. Попытайтесь вообразить, чем все это закончится. Вам еще не тошно?
– Так что за соображение?
Сергей посмотрел на тоненькую щепочку, которую ему удалось отодрать от торчащей из стены деревяшки, и ногтем отстрелил ее в сторону.
– Ты слышал про Сезон Катастроф?
– Прикалываешься?
– Ну, в общем, да, – усмехнулся Сергей. – Кто же о нем не слышал.
– Ты хочешь сказать, что мы оказались в аномальной зоне?
– А почему бы нет? Аномальную зону, особенно если она образовалась вблизи крупного населенного пункта, окружают военными кордонами. Никого не впускают, никого не выпускают. Вот тебе и объяснение, почему до нас до сих пор не добрались ни спасатели, ни коммунальщики.
– А что тут аномального? – непонимающе посмотрел по сторонам Володя.
– Яма с горячей грязью, в которой утонул автобус.
– Маловато для аномальной зоны, – с сомнением покачал головой Володя.
– Мы сидим на крошечном пятачке и понятия не имеем, что происходит по другую сторону! – Сергей указал рукой на стену мусора, вдоль которой они шли.
– Поперекин говорит, что это вовсе не стена – залежи мусора тянутся на несколько километров.
– Странно даже, что не воняет, – наморщил нос Сергей.
– Наверное, все, что могло гнить, уже сгнило. Или птицы растащили. Видишь, – Володя указал вверх, – птиц нет. Значит, жрать нечего.
Свободных квартир в доме было полно. Сергей с Володей, новые жильцы, а может быть, пленники Тринадцатого микрорайона, обосновались на шестом этаже, где, кроме них, больше никого не было. Соседи помогли с мебелью, кто чем мог, бельишком кой-каким и посудой. Спать пришлось на полу, но пара лишних матрасов нашлась. А Виктор Николаевич Бабиков с третьего этажа притащил охапку постеров с рок-группами, кинозвездами и внеземными пейзажами, которыми можно было заклеить голые стены. Баба Маша категорически заявила, что столоваться ребята будут у нее. Ей, мол, все равно, на себя одну готовить или на троих. Ну а продукты они сами в магазинчике у Оли прикупили.
В общем, можно сказать, что жизнь налаживалась. Хотя, конечно, звучало это невообразимо глупо. Не жизнь, а робинзонада какая-то. Не хватало еще только, чтобы воду и электричество отключили. Тогда – точно швах!
Парням безумно хотелось вырваться на свободу, на Большую землю. Поэтому каждый день, раза два-три, а то и больше, Сергей с Володей ходили к провалу с горячей булькающей грязью, отделявшему их от всего остального мира.
– Яма вроде еще больше стала, – сказал Володя, бросив взгляд на другую сторону булькающей и чавкающей бездны.
Сергей достал из кармана театральный бинокль, позаимствованный у бабы Маши, и посмотрел туда. По ту сторону находились Лондон, Париж, Сан-Франциско, Канберра, Торонто, Рио-де-Жанейро… И уйма других мест, в которых он никогда не был. А по эту сторону – только Тринадцатый микрорайон… То, что успели построить… Так почему же он на этой стороне, а не на той?
– Точно, больше, – кивнул он. – Примерно на полметра.
Он снова приложил бинокль к глазам и сделал визуальную отметку, чтобы завтра проверить, насколько еще увеличилась яма.
– По полметра в день. – Володя чуть наклонил голову и озадаченно почесал ногтем висок. – Хорошо, что не в нашу сторону.
Сергей неодобрительно посмотрел на приятеля, но промолчал. Он не был суеверным, но все же полагал, что вслух о плохом лучше не говорить. Слова, как считал Юнг, обладают гадкой способностью воплощаться в реальность. А у Сергея не было никаких оснований не доверять Юнгу. Кроме того, у него было несколько возможностей убедиться в этом на собственном опыте. После чего он стал крайне осторожно обращаться с некоторыми словами. Особенно со словами «конечно» и «непременно».
– Запах стал другим? – Володя повел носом. – Или мне кажется?
Запах, исходивший от жидкой грязи, и в самом деле был довольно странный. Это была уже не та едкая вонь, будто выплескивающаяся на поверхность, когда неподалеку с влажным чмоканьем лопался пузырь. Теперь запах казался смутно знакомым и даже будил какие-то старые, полустертые воспоминания. Но при этом как-то охарактеризовать его, хотя бы очень приблизительно, не удавалось. Это был запах не синтетики и не смазки, не растительный и не животный. Специи вроде бы тоже так не пахли. Его нельзя было назвать резким или неприятным, однако же вдыхать его долго почему-то не хотелось.
