Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Царевна
Пусть он иногда и чуть хмурился, вспоминая о приличиях, но потом мысленно махал на это рукой. А и то — правильно они делают. Сейчас Володыевский — герой, Бася тоже не просто так, а женщина, которая не покинула его перед лицом опасности, готовясь сложить свою голову рядом с любимым. А потом, схлынет победный угар — и пойдут шипеть… гадюки.
Нет уж, пусть сейчас все решено будет.
Пусть свадьба и тайная, и присутствуют всего с десяток человек — не важно! Сплетни все равно разойдутся, просто потом, после отъезда героев. И пусть…
Торжественно пел орган, сплетались голоса певчих — и никто и рядом не вспоминал, что русский царевич — немного другого вероисповедания. Вот еще, мелочи…
Лично Михайло был этим весьма доволен. И глядя на сияющие лица молодых, шепнул жене:
— Вот и им бы повезло, как нам с тобой…
Марфа послала мужу нежную улыбку.
Может, и не любил ее сначала супруг, да сейчас уже о том и не вспомнит. Верно Соня говорила — любовь — это на сорок процентов понимание, на тридцать привычка. А уже остальное — страсть. Понять мужа несложно, привыкание обеспечим — это временем зарабатывается, а что до страсти — вон какими глазами смотрит, что тот кот на сливки…
А там и дети пойдут…
И ему даже в голову не приходит, что она тоже кое-что меняет. Просто на свой, женский лад.
Вот, то же платье невесты…
Бася в нем выглядит, как эльф, о которых рассказывала Софья. Легкая, воздушная, жених, вон, смотрит так, словно женщин в жизни не видел. А ведь придумала наряд сама Марфа, удачно сочетав с корсажем — гладкую юбку всего с одной нижней. И небольшой шлейф. А зачем на себя семь слоев ткани накручивать? Вырезы, разрезы, распахи…
Вовсе даже незачем. Чем костюм проще — тем лучше. Вот вышивка хороша, да жемчугом по белому…
Зато впереди юбка была чуть укорочена, так, что невеста не рисковала наступить на нее, а шлейф можно было перекинуть через руку так, что его никто не оттопчет.
Бася, к тому же, хрупкая, ей идет. Повезло Ежи…
А к тому же Михайло передал ему подарок к свадьбе. Бумаги на земли рядом с Днестром. Деньги тоже есть… укреплять, защищать, распахивать — и деревни строить. Милое дело. С управляющим они помогут, покамест Ежи будет на Руси…
Воины есть, время есть, а уж что дальше будет — только Богу ведомо.
Были бы все живы-здоровы, остальное приложится.
* * *Степан Разин был весьма доволен.
Когда на Правобережную Украину пришло известие о гибели Петра Дорошенко, он не растерялся. Он и так объехал всех, кого можно, убеждая перейти под руку русского царя, а теперь уж развернулся во всю мощь!
Турки поганые гетмана убили! Да коварно, предательски…
Надобно мстить!
И кто бы не был с ним согласен?
Украина забурлила, словно кипящий котел. Степана Разина выкрикнули новым гетманом почти единогласно, при условии, что он отомстит за погубленного Петра. А мужчине того и надо было!
Конечно, отомстит! Все равно весной Алексей Михайлович будет Крым воевать. Вот он и пойдет!
Мстить туркам!
Самойлович, конечно, пытался выступить против, намекал, что хорошо бы его и на Правобережной Украине выбрать, дабы под одной рукой объединиться, но тут сыграла свою роль неприязнь Ивана к Руси.
Мстить-то надо было!
А с кем?
Да только с русскими, остальные на османов не пойдут. А значит, и гетман нужен другой, который будет хорошо с русскими ладить. Да и сам Иван только что Демьяна сменил, пока еще булаву он плохо держал. Веры ему пока было маловато, так что, не без поддержки и помощи Ивана Сирко, выкликнули Степана — и Разин был доволен.
Он уж и весточку от Фролки получил, порадовался, что жив-здоров братец. А более того порадовался малой весточке от царевны Татьяны.
Всего-то пара слов, зато каких.
«Верю. Люблю. Жду. Твоя Таня».
Что еще нужно, чтобы у мужчины крылья за спиной выросли?
Сейчас Степан спешно формировал войско взамен ушедшего с Дорошенко, но особо не свирепствовал. Найдется кому повоевать, а ему свой дом безлюдить неохота. А вот Самойловича надобно бы подставить, заявив, что коли не пойдет он мстить басурманам, значит, и булаву ему зря доверили. Правая рука да левая — они вместе должны быть, обе как одна. А он? На себя одеяло тянет, беды соседей ему не нужны? А еще в гетманы целился!
Вот, как-то так…
Работы предстояло много, но Степан ее никогда не боялся, а лидером он был от рождения. Кто-то артиллеристом рождается, а кто-то может вести за собой людей. Вот Степану это и было дано.
И он еще поведет свои войска на Крым.
Обязательно…
* * *Триумфальное возвращение Алексея Алексеевича вышло… роскошным.
По улицам Москвы провели пленных турок, пронесли брошенные ими знамена, в том числе и зеленое знамя пророка, прошли строем полки, проехали полководцы, улыбаясь на все стороны и уворачиваясь от цветов…
Алексей Михайлович ждал сына у ворот Кремля.
Алешка спрыгнул с коня, царь крепко обнял его, троекратно расцеловал и перекрестил.
— Сынок!
— Батюшка…
И столько было в этих словах.
— Вернулся… надежа, опора, сила моя…
— Все в порядке, батя. Справимся… я тебя не подведу…
Бояре умиленно сморкались в бороды. Потом Алексей прошел к теткам, сестрам… первым делом — к Софье. И девочка не утерпела, с визгом повиснув у него на шее.
— Лешенька!!! Слава Богу!!!
Рядом приглашенная в покои боярыня Морозова так же упоенно тискала сына. Потом женщины переглянулись и поменялись. Теперь Софья упоенно тискала Ивана.
— Ванечка, спасибо за брата!
А то ж!
Потом было многое.
Награждение орденом.
Праздничный пир.
Отчет отцу о проделанной работе, о трофеях, о… да обо всем! Царь там, не царь, а любой отец в такой ситуации все из ребенка вытрясет!
Когда Алешка оказался у сестры, было уже глубоко за полночь. Но ему и в голову не пришло, что не надо приходить или что Софья может спать… ерунда!
Она его обязательно дождется. А разве можно иначе?
Так что парень был встречен вихрем сестринской любви. Девочка обхватила его за пояс, крепко прижалась, вдохнула знакомый запах — и только потом соизволила его отпустить.
— Живой, родной мой. Живой!
— Я же обещал вернуться.
— Я так за тебя боялась…
— А за Ваньку? — хитро прищурился брат.
— За вас обоих. Компотика будешь?
И только попивая из большого стакана вкуснющий вишневый компот, Алексей смог наконец расслабиться.
Только Софье он мог рассказать о том, как это страшно.
Когда ты принимаешь решение идти вперед — и знаешь, что там тебя ждут.
Когда посылаешь вперед разведчиков, и они возвращаются. С кровью на руках.
Когда разрабатываешь интригу — и делаешь это, чтобы уничтожить наибольшее количество народа…
Когда говоришь людям, что тебе нужны добровольцы, которые не вернутся — и шаг вперед делают несколько тысяч человек. А ты уже отбираешь из них тех, кто не один сын в семье, кто не имеет маленьких детей, кто…
Ты обрекаешь их на смерть, а возвращаются только двое. Из ста двадцати. И ты помнишь каждое лицо, каждый взгляд глаза в глаза…
Помнишь почерневшее лицо Фрола Разина. Он не упрекает. Он — понимает. И вот это еще страшнее.
Когда ты строишь планы, куда пойти и куда ударить, и отчетливо осознаешь, что ты не сможешь пойти в первых рядах. Ты будешь в резерве, чтобы показывать, кому и куда идти. А вот эти люди — они пойдут. И полягут, если ты рассчитаешь все неправильно.
Им — умирать. А тебе — помнить.
И это больно. И страшно.
Он говорил и говорил, стремясь выплеснуть хотя бы каплю, хотя бы мизерную долю своих переживаний, а Софья слушала. Она не утешала, она просто слушала и молчала. И держала брата за руку.
А на рассвете они заснули, как были — за столом. И Софьины служанки, приоткрыв двери, заглянули внутрь — и встали мертвой стеной перед всеми. Они не собирались никого пускать внутрь. Слишком это… личное.
Ругаться ни у кого язык не повернулся. Алексей Михайлович слишком хорошо помнил, как после своего первого похода плакал на груди у воспитателя. А коли брат пошел к сестре… так что в этом худого? На царевну Евдокию, которая попыталась было что-то вякнуть про неприличие, отец венценосный так цыкнул, что та с перепугу забилась в терем и не показывалась до вечерни. Но к тому времени уже и ребята проснулись и вышли.
А там и Ванечка приехал, едва вырвавшись от заботливой матери. Да не просто так — с подарками. Еще в дороге ребята выбрали то, что надо было отдать Софье. Кучу книг, бумаг, документов… и при виде ее сияющих глаз поняли, что не прогадали. Ради проверки Ваня подсунул и какую-то побрякушку, но та была небрежно отставлена в сторону и Софья опять занялась бумагами. А потом посмотрела на брата.
— Алеша… я сволочь, наверное…
