Боярышня Дуняша 2 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

Дуня зашла внутрь церкви, купила свечку, прочитала благодарственную молитву. Ей было за что благодарить бога. Когда она вышла, то увидела крошечную фигурку в рубище, обходящую небольшую площадь. Худенькая малышка с распущенными белыми волосиками шла босиком по снегу с протянутой рукой и её жалели, подавали.

Дуня остолбенела. На улице мороз, а кроха… господи! А люди… они что же не понимали, что ребёнок раздет? Охают, подают, крестятся и уходят. На негнущихся ногах она подошла к девочке.

— Дуся, дай копеечку, — попросила она, — а то тётка заругает меня.

— … — Дуня смотрела на неё, не в силах вымолвить ни слова. Еле выдавила из себя:

— Что? Ксюша? Ты?

Малышка смотрела на неё голубыми глазёнками и переминалась с ноги на ногу. Боярышня шокировано смотрела на её ножки, покрытые язвочками<strong> —</strong> и неожиданно для всех подхватила девочку на руки. Та оказалась тяжеловата для неё, но Дуня ни за что не отпустила бы свою ношу.

— Господи, как же так? — шептала она, стараясь поскорее уйти с этой площади и при этом как-нибудь обмотать девочку своей одёжей. — Как же так?

— Дитё украли!!! — завизжало где-то рядом, и Дуня поднажала, но поскользнулась и вместе с ношей рухнула. Еле извернулась, чтобы Ксюшка упала на неё. На них надвинулась тень, но это оказался Семён, а на него уже наскакивала какая-то баба и подтягивались люди.

— Ох-хо-хо, — простонала Дуня, но вновь спросила девочку: — Ты же Ксюша? Ксюша Совина?

— Не помню.

— А сестру твою как звали, помнишь?

— Мотька.

— Кого ещё помнишь?

— Тятю и мамку.

— Хорошо.

— А я Ксюха, а не Ксюша, — вдруг поправила Дуню малышка.

— Ах ты, моя умница! Ну теперь мы с тобой повоюем! Потерпи немного, сейчас Семён всех раскидает и…

— Это ж лазутчик, ратуйте, люди!

— И воровку держите! Она мою дитятку украла!

Дуня видела, что Семёну не справится, а если оружие доставать и кровь лить, то ситуация обострится до крайности. Она выпрямилась и постаралась призвать всех к порядку:

— Да как вы смеете на боярина руку поднимать? А ну прочь!

Кто-то отступил, но всего лишь на шажок.

— Никакой это не боярин! Вы на его разбойную рожу посмотрите даром, что молодой! И она прохиндейка! Одёжка-то не по плечу, да и драная.

— Точно, тать это и лазутчик! А девка заграбасталка!

— Да кого вы слушаете? — грозно сверкала очами Дуня. — Я именитая боярышня!

— Боярышни не такие! Они все красавицы, одна лепше другой! А ты задохлик какой-то, тьфу! Да и срамно одета для боярышни.

У Дуни начали отнимать Ксюшу, но та больно кусала чужие руки и тут с одной стороны подоспела стража, а с другой Афанасий с Гришкой.

Дальше всё было как в тумане. Уже вечером Дуняша невнятно бросила родным, что их всех повязали и дело шили, потом захихикала и еле отпоили её.

Соломония сама ополоснула холодной водицей лицо Дуняше, читая наговор, а после отослала её спать. Всем было понятно, что девчонка перепугалась и несёт околесицу.

Дуня и правда испытала стресс и находилась в нездорово-возбужденном состоянии. Против неё чуть действительно не организовали дело, но визгливая баба потерялась по дороге к посаднику и засомневавшийся народ ввёл Дуню во двор Алексея Васильевича, как требовал Афанасий с Гришкой. А так-то хотели сразу в поруб бросить.

Ну, а дальше опознали боярина Афанасия, саму Дуняшу и Семёна, а за маленькую Ксюшу сказали слово все Доронины и многие из их дворни. Этого было достаточно, чтобы отдать её им. Опросили и саму кроху.

Оказалось, что она сама выбежала со двора «посмотреть мишку», а дальше запомнила только долгую дорогу в чужих телегах и наконец тетю, которая её признала и научила жалостливо просить милостыню.

Посадник дал знак своим, чтобы искали «тётю» и привели на правёж. Ксюша же сказала, что по снежку ходила помаленьку, чтобы не студить сильно ножки, но Дуня слышала в её груди хрипы, даже стоя в стороне. Малышку предстояло долго лечить, но, даст бог, всё обойдется. С этими мыслями боярышня легла спать и поняла, что ей хочется домой. Поскорее бы Пучинковы дали ответ, пока ещё что-нибудь не произошло.

Глава 29

Давно Дуне не снились сны о будущем, а сейчас приснился необычный и очень хороший сон. Она увидела прошлую себя подростком. Это был тот самый момент, когда она взялась расписать стены детского садика, а мама доходчиво объяснила ей, какая она дура. Картинка во сне немного расслаивалась, и теперь речь шла о детской площадке, но суть разговора сводилась к тому же. И вдруг Дуня увидела, как она гордо вскидывает голову и коротко бросает матери:

— А я так не считаю, и мне нравится то, что я делаю.

Смелое заявление было принято в штыки, но девушка лишь независимо пожала плечами и добавила только, что она поговорит с людьми и ей купят нужное количество краски.

Дуне ещё что-то снилось, но из-за того, что ей вновь и вновь хотелось заново прочувствовать тот момент уверенности в себе, она всё упустила. И когда открыла глаза, то прошептала:

— Как бы я хотела, чтобы это было правдой!..

Но никаких подсказок не появилось и оставалось только гадать, всамделишная ли была новая реальность во сне?

Дуня давно уже не вспоминала свою прошлую жизнь, но не забывала о наставлениях, данных ей в этой. Так получилось, что сегодняшняя Дуня нравилась себе и принятые сердцем наставления стали основой её жизни.

Она полюбила в себе бесшабашность, удаль и способность к экспромту. Эти качества выдергивали её из будней, не позволяя углубить колею быта и привыкнуть к повседневности. Немного рисковые качества, но так Дуня чувствовала своё развитие, а люди, нуждающиеся именно в её помощи, готовые менять свою судьбу притягивались словно магнитом. И это было хорошо.

Но когда Дуня увидела босую Ксюшу, идущую по снегу с протянутой рукой, то вся удаль куда-то подевалась и чудить расхотелось. Лишь уверенность в том, что она сможет восстановить здоровье малышки, ободрило её, да и неожиданный сон подсказал, что не так уж она неправа, осознанно избрав для себя стезю озорной девчонки. Если, конечно, сон был действительно вещим.

Решив для себя, что не стоит поддаваться мрачному настроению и считать неподъемными тяготы жизни, она отправилась к вымытой Ксюше. Надо было растереть её грудь жиром, посидеть рядом, когда девочка будет дышать над горячим паром и проследить, чтобы малышка выпила до дна горький отвар.

К ним присоединился соскучившийся по сестре Ванюшка, а после и Маша пришла.

— Машунь, ты совсем на улицу не выходишь? — спросила у неё Дуня.

— Не-а, — ответил за неё брат. — Она сидит вместе с девчонками, что приходят поучиться у неё мастерству.

— Маш, так нельзя! Ты бледная. Это даже красиво, но как-то нездорово, — осторожно заметила Дуня.

— На обратном пути нам целыми днями на воздухе быть, — отмахнулась сестра.

— Так ты же в возке будешь сидеть, — упрекнула её Дуня. — Мы с Ванюшкой на солнышко любуемся, свежим воздухом дышим, по сторонам глазеем, а ты с мамой в той коробке целыми днями трясешься.

— Зато смотри, какую рубашку я для Пестинеи Ядвиговны вышила! Ещё много работы осталось, но уже видно, как красиво будет.

Маша развернула полотно и начала объяснять:

— Я вспомнила, как ты показывала интересную одноцветную вышивку с дырочками. Мне кажется, ей должно понравиться.

Дуня смотрела на вышивку ришелье, придерживая шаловливые ручки брата.

— Машунь, это прекрасно! Ты сама придумала рисунок?

— Да.

— Я бы пожадничала отдавать такую красоту Пучинковой. Ты бы лучше эту рубашку подарила княгине, а не этой…

— Дуня!

— Что Дуня? Маш, ты не можешь не понимать, что Пестинея эта не оценит твоих трудов.

Мария сложила полотно и со вздохом поднялась:

— Я всё же надеюсь растопить её сердце. Ванечка любит меня, а она любит сына и хочет ему счастья.