Галина Гончарова - Аз есмь Софья
Она помнила…
Бывало в девяностых и такое, и еще мерзопакостнее бывало… и единственный встретившийся ей приличный поп не искупал громадного количества продажных.
Одним словом — все разъехались. Наступили тишина и спокойствие.
Ненадолго.
* * *Аввакум не рассчитывал на многое, отправляясь в Москву. Но приехал, поселился в доме у Феодосии Морозовой, а наутро отправился в храм, как и всегда привык. Помолиться….
Тесен мир религиозный…
— Аввакум, да ты ли это?!
— Феогност! Тесен мир!
Отца Феогноста Аввакум знал давно и в свое время презирал за слишком мирную позицию. Как так! Не хочет человек ничего добиваться, ничего отстаивать, ни за что бороться, служит себе — и служит. Прихожанами уважаем, любим, начальство его ценит — дельные сотрудники без амбиций, даже если такие слова пока и не придуманы — в цене в любые века.
Зато вот прихожане своего батюшку ценили. Не ругается, никого не клеймит, просто служит и служит, теплом, заботой, пониманием людские души спасает…
— Ты надолго ли в Москву?
— Да…
— Ох, прости, друже. Служба сейчас начнется. Не задержишься ли? Чаек у меня хороший, да медок липовый есть…
Разумеется, Аввакум задержался. И на службе, и ради чая. И, прихлебывая ароматную жидкость, расспрашивал о делах житейских, делах церковных…
Вот дураком отец Феогност отродясь не был, но и беды в своем рассказе не видел. И обстоятельно повествовал Аввакуму, что Никон все равно надеется на свое восстановление. Привык он, что царь — друг его. А оно эвон как повернулось…
Он-де считал, что не может собор судить патриарха, а царь написал, что патриарх может быть царю подвластен, потому как царь — блюститель церкви, такое вот дело.
И продолжается это долго, и сколько еще будет — неизвестно…
Что в Москву сейчас съехались митрополиты — из Новгорода — Питирим, из Казани — Лаврентий, из Ростова — Иона, а к тому ж Феодосий, Павел Крутицкий, архиепископы Филарет Смоленский, Иларион Рязанский, Арсений Псковский, Иоасаф Тверской — а сколько к тому ж архимандритов, игуменов, епископов — и перечислить страшно. И для начала решать будут, что с книгами делать. А то как раскол пошел, так и идет, хорошо хоть не ширится…
Аввакум на это только улыбнулся. А потом зная, что Феогност не выдаст, признался то ли ему, то ли себе…
— Бог — он в душе быть должен. Самаритянин, вон, помог в свое время, а праведные мимо проезжали. И кто из них более богу угоден?
— Тебя ли я слышу, брат?
Аввакум только улыбнулся. Да, если б не царевичева школа — давно б он голову сложил в своем неистовстве. А сейчас вот смотрел и понимал, что плетью обуха не перешибешь, и пытаться не стоит. Зато есть у него возможность пойти в обход — и воспитать себе достойных преемников, которые, может быть, и смогут колесо повернуть.
— Так все мы… взрослеем.
Феогност усмехнулся в ответ.
— А знаешь ли ты, что соратники твои приехали?
Аввакум знал про то, что из Соловецкого монастыря привезли старцев, но про остальных…
— А что решать должны?
— Сначала порешали то, что царь-батюшка задал — о греческих патриархах — признаем ли мы их православными. Далее — правдивы ли книги их, и последнее, верно ли решили при Никоне священные тексты править.
— И какой же ответ был?
— А ты, чай, не догадываешься?
Аввакум привычно кулаки стиснул…
Ему-то понятно было, что тексты неверные, да и греки свои, чай, не раз правили — так что теперь под них подделываться? Но так же и ясно было, что царь сейчас стоит твердо, и сдвинуть его не удастся. А значит — нечего и стучаться, куда не пускают. Вот, подождать немного, царевич-от намного серьезнее к его словам относится и понимает, что и с греками ссориться не с руки, но и веру истинную ломать тоже не след. Не бывает так, чтобы либо черное, либо белое. И ответ они найдут…
Только вот искать надо будет вместе, а ежели друзья его старые сейчас в сибирские земли пойдут да под казни и муки — нет, это не дело…
Вместе б они куда как больше сделали! Только уговорить их надо…
— А далее что?
— Друзей твоих убеждают, дабы они веру новую приняли.
— И как?
— Кто на словах и согласился, душой все равно ее не принял. Великая беда от того быть может, да ты и сам знаешь…
Еще бы Аввакуму не знать.
— А…
— Патриарший иподьякон Федор, да еще священник Лазарь да дьяк Федор громко объявили, что они-де от веры своей не отрекутся.
— И?
— Пока их словесно увещевают. А вот что потом будет…
Аввакум передернул плечами, на спине кольнули шрамы от плетей и кнутов. Да что там, клочка целого на ней не оставалось когда-то, как и выжил — не знает. Молился, бредил, опять молился…
— Мне бы с ними поговорить…
— Как бы они и тебя предателем не заклеймили…
Аввакум пожал плечами. Вот уж что его не волновало! Он-то правду знал, а слова — ветер. Но вот троих друзей терять не хотелось, а куда их и что с ними…
С Феогностом они еще долго сидели. Разговаривали, попивали чаек, обсуждали, кто новым патриархом станет взамен Никона, а наутро пошел Аввакум бросаться царю в ноги.
* * *Сильно стараться не пришлось, провели его к Алексею Михайловичу едва ли не сразу — и Аввакум ему в ноги бросился.
— Не губи, государь! Помилуй души грешные, неразумные!
Подействовало отлично. Алексей Михайлович протопопа своей царской дланью поднял и принялся расспрашивать о каких душах речь идет. Оказалось — о тех самых упертых старообрядцах. О Лазаре и двух Федорах.
Аввакум умолял, настаивал, просил, уверял в их дальнейшем раскаянии…
Царь сначала не соглашался, но потом задумался. Нужен ли ему раскол, да такой активный?
Отнюдь.
И слава Богу, Аввакум сидит тихо, ведь если бы он начал народ к бунту скликать да греческие книги обличать — волнений было бы намного больше. Но ведь не лезет никуда, сидит себе уж несколько лет у царевича в Дьяково, как и нет его. Любо-дорого поглядеть. А что за друзей своих просит… только вот куда их?
Ведь начнется смута…
Но и тут Аввакум знал — куда.
Да на Урал! Царевичевы воспитанники туда едут, вот с ними и…
Развращать и склонять к старой вере? Да к чему, государь? А и то — пусть попробуют. Известно же, что даже Христа дьявол искушал. Чего и стоит-то вера без искушений?
С этим царь согласился. И с Уралом, пожалуй, тоже. Пусть там воюют, если пожелают. Опять же, он выглядит милосердным и кротким. Да и народ мутить ни к чему лишний раз, и без того много бед на страну валится…
Когда поедут?
Вот, чуть дороги подсохнут — и Бог в помощь…
По результатам разговора довольными остались оба собеседника. Оба получали необходимое им. А уж кто останется в выигрыше?
Время покажет…
Старые друзья, Аввакума, конечно, сразу не приняли. Лаялись по-всякому, предателем называли, а он только знай свое повторяет.
Мол, подождите, братья, сами поймете да убедитесь.
Так оно и получилось, что на Урал в конце весны отправились не только четыре десятка детей из школы царевичевой, но и десяток монахов. Аввакум вызвался проводить их, сколь можно будет, проследить, как устроят на месте да и вернуться.
Нельзя сказать, что Софья отпускала его с радостью, но — куда деваться? Такой человек, как волна, в горсти не удержишь. И хорошо, что такие люди есть — и что он с ними.
* * *Васька сидел у речушки с удочкой. Нравилось ему это занятие, а пока было время и возможность…
На Урале они были уже третий месяц. Шел август, теплый и уютный, дождей было мало — и можно было ходить босиком без опаски.
В тайге ему нравилось. Их всех вместе отправили. Ваську, Митроху, Тришку, да еще двоих ребят из их группы — Мишку да Ероху. Петруху оставили при царевиче, поскольку он с бумагами был дока, а вот в чем другом, стрелять там, али саблей махать не давалось ему. Ровно не под то руки заточены. Зато любой пергамент в руки возьмет и все скоренько обскажет — про что там, от кого, чего ожидать можно… талант.
Потому царевич его при себе и оставил.
Васька этому не особо завидовал. Ему пергаментами шуршать не нравилось, куда как интереснее было новые места узнавать да разведывать.
А еще пробы брать, да в кулечки заворачивать, да надписывать, что и откуда… и называлось это чудным словом «геологоразведка». Так это царевич называл, сами-то ребята по-простому говорили — разведка. Ведь верно же!
Знать, что где в земле лежит надобно. Жаль только что многое они отличить не могут. Но на то есть кто поумнее их. А жаль, что его дальше тому не учили… эх, жаль.
Может, как вернется в школу, царевичу в ноги броситься?
По нутру ему это дело!
И Урал он полюбил всей душой.
Строганов свое слово сдержал. Поселили ребят в деревне у одинокого охотника Данилки, заплатил тому немного денег — ну мужчина и принялся таскать ребят по лесу.
