Григорий Шаргородский - Заблудшая душа. Переселенец
Однако! А их здесь изрядно!
И это были не наемники, а цвет нации – рыцари империи и их оруженосцы. В отличие от земного Средневековья у местных рыцарей было не один-два оруженосца, а по несколько десятков, в зависимости от достатка. Рыцарем здесь мог быть только дворянин, а оруженосцем – кто угодно. К тому же дворяне оруженосцами практически не служили – гордость не позволяла, разве что самые бедные и у самых именитых вельмож.
Атака местной рыцарской конной лавы напоминала старинный клинок с наварными лезвиями – на острие и по бокам сталь тяжелобронированных рыцарей верхом на хорошо защищенных тяжеловозах, а в середине мягкое железо оруженосцев в кольчугах с пластинами и на легкобронированных лошадях.
В зале запестрело от разнообразия гербов на щитах и их сочетания, и это о чем-то смутно напоминало. Порывшись в чужой памяти, я понял, что здесь в основном были собраны южные рыцари, а также бойцы из дружин недавно арестованных герцогов.
С герцогскими бойцами все понятно, а вот чем я не угодил южанам? Ведь мать императора была родом с юга, и там Хвана всегда любили и поддерживали. Да уж, загадка, но искать на нее ответы было как-то не ко времени.
В принципе тягаться с такой массой воинов было бессмысленно, но центурион на это и не рассчитывал – его дело отсрочить прямой контакт заговорщиков с императором до прихода подкрепления.
Как оказалось, гвардия если и расслабилась от мирной службы, то не до конца. Через выход, в который мы так и не пошли, по трупам рыцарей и оруженосцев ворвался отряд легионеров. Сразу стало понятно, почему дед Хвана провел свою реформу. Если рыцарские отряды напоминали пчелиные рои вокруг многочисленных рыцарей-маток, то легионеры шли ровно как на параде – сразу после входа в зал плотная колонна развернулась в ровные ряды, моментально прикрывшись теперь уже штатными щитами.
Бунтовщики оказались зажатыми между двух масс легионеров – вторая появилась из противоположной двери буквально на плечах отряда «буйволиного» рыцаря.
Все, ловушка захлопнулась, теперь осталось определить – для кого именно. Неожиданно образовавшийся клин из легионеров, который рванул в сторону балкона, вселял надежду, что не для нас.
После первой подсказки мозг центуриона включился полностью – он вывел всех, кроме одного гвардейца, на балкончик музыкантов. Да и оставшийся не занимался обороной лестницы, а продолжал закидывать узкий пролет стульями музыкантов.
А мысль дельная – гора даже легких стульев в тесном пространстве винтовой лестницы остановит любого нападающего минут на двадцать, а больше и не надо.
Наш балкончик возвышался над залом метров на шесть, и забраться на него было непростой задачей. Нападавшие решили было закончить дело по-быстрому и забросать нас острыми железками – от коротких копий до мечей, – но легионеры уже оттеснили меня в глубь балкона, к Ларе, и закрыли сплошной стеной щитов.
Дальнейшее я видел плохо. Только минут через пятнадцать мне удалось растолкать телохранителей и подойти к перилам балкона, и то под прикрытием Лована со щитом.
Бой в зале уже шел к закономерному финалу. Как-никак возле дворца квартировали два гвардейских легиона, причем двойные, а это восемь тысяч бойцов. Другой вопрос – как они умудрились пропустить во дворец такую толпу? Но об этом позже.
Зал был забит и живыми, и мертвыми воинами, только на данный момент выживших легионеров было значительно больше, чем рыцарей. Бой шел только в правом дальнем углу и практически под нашим балконом. Посмотрев вниз, я заметил макушку лишенного любого украшения шлема «буйвола». Фланги рыцаря защищали только три оруженосца, и все они уже смертельно устали.
Сам не знаю почему, но мне стало жаль этого воина – возможно, именно потому, что я слишком многого не знал.
– Взять живьем!
Судя по оскалившимся лицам легионеров, делать этого они не собирались, но ослушаться прямого приказа не смогли. Вот тут в дело пошли церемониальные алебарды. Несколько длинных орудий смертоубийства с дополненными крючками-лезвиями прижали выживших заговорщиков к стене, а затем легионеры повалили их на пол.
В это время бой в правом дальнем углу зала закончился поголовной гибелью рыцарей. Что бы там ни происходило, им я помочь уже не мог.
А вот интересно – смогу ли помочь себе? Любовный угар сменил адреналин боя, так что подумать о своей судьбе элементарно не хватало времени. У меня не было даже намека на толковый план.
Да уж, Ваня, расслабился ты, и за это придется платить. Раньше гибель души для меня была пустой угрозой как минимум, потому что я сомневался в существовании оной, а вот сейчас, в более проинформированном состоянии, стало как-то страшновато.
Из омута горестных мыслей меня вырвала немного странная картинка – настороженно оглядывающийся «медведь», который не очень-то гармонировал с высокой напольной вазой, заполненной каким-то растением с длинными листьями. Зато на фоне трупов и залитого кровью паркета он выглядел очень даже естественно. Но важно другое – откуда он здесь взялся? Память быстро подсказала, что во дворце для представительности имелось по полусотне «медведей» и рыцарей.
Интересно, на чьей стороне воевали придворные рыцари?
Осмотревшись, я увидел еще парочку одетых в меха и кольчуги здоровяков. Но стоявший возле ниши с вазой боец привлек мое внимание тем, что смотрел на балкон с явным беспокойством.
В голове забрезжила робкая идея. Времени на размышления не было вообще, поэтому я сразу приступил к реализации этого зародыша плана. Увидев, что на него смотрит сам император, «медведь» попытался отвести взгляд, но был остановлен осторожным жестом моей руки. Боевые знаки у легионеров и «медведей» хоть и отличилась, но имели много общего. По крайней мере, необходимые мне были идентичны. Увидев знак «внимание», «медведь» напрягся. А после знака «прячься», то есть «займи скрытую позицию», он словно исчез. То, как эти здоровяки растворялись в лесу, меня уже не удивляло, а вот то, как двухметровый воин спрятался за не такой уж большой вазой и маленькой шторкой, выглядело каким-то волшебством.
В это время в зале происходили довольно странные события. Легионеры быстро выносили тела погибших, при этом одна часть гвардейцев аккуратно оттирала к выходу другую. Все стало понятно, когда я увидел короткую ссору между двумя гвардейцами с золотыми львами на черной броне – маркизом Дамиле и Таухом Соло. На стороне первого был мой приказ и врожденная наглость, так что Тауха поблагодарили за помощь и довольно грубо выпихнули за двери вместе с подчиненными.
Неподалеку от спорщиков маячил граф Гвиери, изо всех сил стараясь удержать в руках поводья ситуации.
Гвардейцы наконец-то убрали куски мебели с лестницы, и я спустился в зал. Лара оставалась наверху под опекой двух легионеров – видеть все, что творится на поле боя, ей совсем не обязательно. Запаха было более чем достаточно, чтобы молодая девушка оказалась на грани обморока. И это в ее-то положении!
Я осмотрелся вокруг и пошел к центру зала, старательно изображая брезгливость и дурноту, впрочем, играть особо не приходилось – трупов на шикарном паркете было уже меньше, но он все равно был залит кровью и усеян отрубленными частями тел, вперемешку с вывалившимися внутренностями. Что бы ни говорили о красоте смерти в бою, радоваться такой картине может только окончательно свихнувшийся маньяк.
Посчитав, что момент удачный, Лован подошел к Гвиери за дополнительными указаниями. Я тоже счел этот момент подходящим и быстро пошел в сторону схрона «медведя». Лован было дернулся обратно, но, увидев, какую позу принял «император» у стены, успокоился.
Всем своим видом изображая процесс избавления от ужина, я скороговоркой давал указания затаившемуся воину:
– Косолапый, слушай меня внимательно. Возьмешь перстень и найдешь сентара первого гвардейского Тауха Соло. Передашь ему приказ срочно явиться ко мне в Палаты Зимы. Если кто-то попытается его остановить, пусть вяжет, но не убивает. С собой взять весь первый легион. Повторяю: весь. Выйдешь из укрытия, когда здесь останутся только слуги. Заявись, если все понял.
Услышав в ответ короткое «угу», я быстро снял перстень с вырезанным на рубине драконом, уронил его на покрытый кровью пол и почти футбольным ударом отправил под штору. Делал это максимально быстро и незаметно, потому что Лован был уже рядом.
Именно для него мне пришлось подтвердить свою пантомиму неким количеством вещественных доказательств – противно, но что поделать. Как говорил один киношный персонаж: «Захочешь жить – и не так раскорячишься».
Доказательств центуриону хватило, его даже передернуло от отвращения.
Когда мы покидали зал, по которому уже сновали уборщики со швабрами, я позволил себе один короткий взгляд в сторону ниши с вазой и убедился, что никто не проявляет к ней нездорового интереса.
