Людмила Астахова - Кошка колдуна
– Сделаем их как миленьких!
Это было то самое бодрящее, почти жгучее чувство, которое всегда заставляло настоящего горца с диким воплем в одной лишь рубашке бросаться в самую гущу битвы. Войны между кланами – дело обычное, знакомое Кеннету с ранней юности, ему не привыкать. Так то ведь с людьми биться, с такими же, как он сам, христианами, пусть они даже и все поголовно ублюдки, эти гадские Кемпбеллы. А тут нелюдь поганая. Сам Бог велел их резать без счету и пощады!
То, что усекать троллей придется в компании нелюдей, Кеннета ничуть не смущало. Кайлих ему вообще-то прямая родственница, а родство – дело тонкое, кому как повезет. Альфкель же…
Маклеод серьезно призадумался, как обосновать присутствие в их маленькой армии еще одного нелюдя. И быстро нашелся: «О! Альфкель же на христианке женат, следовательно, он практически зять. Ленэ же мне сестра во Христе? Сестра. Значит, он – зять, тоже родич, хоть и не по крови. Вот!»
Такое логичное объяснение его полностью удовлетворило, и горец с упоением принялся чистить свой меч. Его Иен Маклеод привез с Айлейда в тот год, когда Кеннет родился, и подарил на пятнадцатую в жизни сына Пасху со словами: «Всяко лучше пера с чернилами». Причудливый узор на рукояти стал таким же родным, как линии судьбы на ладонях. И что правда, то правда – кровью Кеннет с той поры перемазывался гораздо чаще, чем чернилами. Горец тщательно протер тряпицей «клевер» – четыре сваренных вместе кольца, которыми заканчивались наклоненные вниз дужки гарды, загадывая на удачу. И, поймав заинтересованный взгляд альфара, не смог удержаться, чтобы не похвалиться своим главным сокровищем.
Альфкель отказываться не стал: примерился к весу оружия и сразу же определил точку равновесия у основания рукояти – на месте соединения с клинком. Пробы ради порубил воздух серией замахов из-за плеча по восьмерке.
– Хорошо сбалансировано, – похвалил он. – В пешем строю да один на один – самое то.
И вернул меч, как почудилось Маклеоду, с явной неохотой. И не только ему одному.
– Тоскуешь по кузне? – спросила Кайлих.
Альфар в ответ рожу скривил, словно зуб у него вдруг разболелся, и повернулся к незваным гостям спиной.
И даже у Кеннета хватило ума не кидаться на изгнанника с расспросами о волшебных подгорных кузницах, о которых в сказках сказывают. Небось его собственное оружие – меч красоты немыслимой – ковалось именно там из какого-нибудь особого лунного света и древнего волшебства.
Нет, горец не завидовал альфару. К чему смертному такая красота? Только ближнего искушать. Простой добрый клеймор, папашей даренный, всяко удобнее, решил он и почти нежно погладил причудливый узор гравировки на полотне своего клинка. Людские мастера тоже не пальцем деланы, они свое дело знают.
– А вот и гости дорогие пожаловали, – прошипела сквозь зубы Кайлих.
Человечья личина слезла с Неблагой точно хрупкая оболочка куколки, когда из нее на свет божий появляется бабочка. Волосы сами собой заплелись в косы, огненными сполохами потекла под кожей сидская Сила и проступила наружу индигово-синей ажурной броней, глаза загорелись по-волчьи. Ух! И копье, в которое снова превратился тетушкин посох, вдруг засверкало, точно звездный луч, разгоняя полумрак горницы.
Кеннету преображение сиды уже не в новинку было, а Ленэ от страха негромко взвизгнула и шмыгнула в уголок за печку, точно мышь. Очень вовремя. Сейчас самое веселье начнется.
Кайлих сдвинула грозно брови, прислушиваясь к подозрительному шороху за стенами дома. Альфкель нетерпеливо перекинул свой меч из одной руки в другую и обратно. А Кеннет перекрестился и поплевал на ладони, прежде чем схватиться за рукоять. Так-то оно вернее будет.
– А снаружи они нас не подпалят? – в последний момент спросил горец, когда первый из троллей просунул башку в дымоход.
– Нет, – заверил его Альфкель, одним махом усекая незваного ночного гостя на целую голову. – Они боятся огня.
В городе, построенном целиком из дерева, пожары – дело обычное и самое страшное. Сухое человечье жилище выгорает дотла, глазом не успеешь моргнуть.
Горец не боялся. Совсем. Страх привычно ускользнул куда-то в потаенные складки души, точно ленточка-закладка между страницами толстой древней книги. Если это и есть та самая Доблесть, то за щедрый сидский Дар Кеннет Маклеод готов расплатиться с тетушкой Шейлой сполна, сколько бы та ни запросила. Оно того стоит.
Казалось, что тролли лезли изо всех щелей, точно ошпаренные кипятком тараканы. И чтобы потухли наконец-то их маленькие, горящие красным глазки, приходилось изрядно поработать мечом. Кеннет врагов рубил, колол и протыкал насквозь, а тролли все не кончались и не кончались, и тянуло их к смертному, точно мух на дерьмо. Думали, поди, что он слабак в сравнении с сидой и альфаром. А вот и нет! Дональды с Кемпбеллами, те и покрепче, и поумнее всякой нечисти будут, а с ними Маклеод всегда как-то справлялся, и тут сдюжит. Жаль только, не хватает времени и сил полюбоваться на тетушку Шейлу, которая в пылу боевого азарта на свое копье по три штуки насаживает. Ну хорошо, пусть не по три тролля за раз, а одного, зато красиво как. Ух! Один резкий выпад, и вертлявая тварь безжизненно повисает на остриях, даже не дергаясь, как это с рыбой бывает, когда бьешь ее острогой в горном ручье.
Меч в руке Альфкеля так и сверкал, так и разил. А вот у Кеннета с изяществом движений как-то не сложилось, зато силой Господь не обделил. Множество вражин он просто затоптал, кому-то шею свернул, но большинство порубил на куски. Пол весь в доме синей кровью залил так, что она в сапогах теперь хлюпала вовсю.
И как всегда, в такие моменты мысли в голову приходили престранные. Ну, вот скажем, как потом соседям объяснять, откуда взялись следы побоища? Или куда потом трупы девать? Закапывать придется или они поутру сами в прах обратятся? Интересно же!
– Хе-х!
Проломив очередную троллью черепушку, горец вдруг обнаружил себя в гордом одиночестве в окружении мертвецов.
– Ну, ты силен, племянничек, – задумчиво молвила Кайлих, обойдя героя по кругу, словно любуясь открывшейся ее картиной. – Ежели бы все уроженцы Альбы оказались столь упорны и отважны, никогда бы не бывать на свете Великой Британии.
– Чего-чего? – очумело затряс головой Кеннет.
– Ничего, – буркнул альфар. – Тебе почудилось, смертный.
– А где… эти… куда?
Многажды прикушенный язык в пересохшем рту распух и едва ворочался, но сида поняла его.
– Устрашились твоей доблести, дитя, и сбежали прочь.
В голосе Неблагой звучала сытая удовлетворенность упившейся кровью хищницы. Видать, потешила свое жестокое сердце могучая сида. Так потешила, что готова была поделиться славой победительницы с каким-то смертным.
– Но в покое нас теперь точно не оставят, – посулил перемазанный своей и чужой кровью с головы до ног Альфкель.
– Не прибедняйся, Лунный Ярл. – Ухмылка у Кайлих вышла лютая. – Такую грозу в мире тварном и такую бурю в мире горнем Велунд обязательно заметит. Я твои шутки еще позабыть не успела, не думай.
Кеннет прислушался к раскатам грома, к бешеному вою ветра и грохоту волн. Это над полночным Бергеном бушевала неслыханной мощи непогода. Какие там соседи! Горожане от мала до велика сидели по домам и молились Господу, насмерть перепуганные буйством стихий.
– Давно пора, – проворчал изгнанник. – Расплодились твари!
И пока Кеннет отдыхал, улегшись спиной на лавку, его суровая родственница выбирала себе трофеи – тролльи головы поуродливее да пострашнее. То бишь достойный подарочек конунгу альфарскому готовила, старалась, точь-в-точь как матушка капусту в огороде выбирает. А найдя подходящую, приподнимала голову за лохмы и рубила шею коротким острым мечом. Хряп! И радовалась, точно младенец погремушке:
– Ой ты! Гляди-ка, клыкастенький!
Куражилась Неблагая, припоминая, вестимо, дикие древние битвы, когда дети Богини Дану на равных бились с великанами и побеждали.
Кеннет устало закрыл глаза и тут же провалился в сон. А уж кто его раздел, помыл и потом закутал в одеяло, то уже не важно.
Проснулся горец только вечером, когда от давешнего разгрома и следа не осталось. Ни синих брызг крови по стенам, ни трупного смрада, ни порубленных тролличьих туш. Кайлих с Альфкелем, к слову, тоже куда-то запропастились. Одна только Ленэ безмятежно пряла шерсть, тихонько напевая себе под нос.
– Прости, добрая госпожа, а где… – начал было Кеннет, да вовремя осекся.
Забылось уже, что женщина знает его язык.
– Они скоро вернутся, не волнуйся, благородный сын Маклеода. Как стемнеет, так и придут, – белозубо улыбнулась Ленэ.
