Мама, папа, я и Перестройка (СИ) - Конфитюр Марципана
К концу обеда тех, кто с ним не справился, соседи не столам немного покормили насильно, а потом воспиталка с позором оправила доедать на мойку – маленькую комнатку при группе, куда мы были приучены относить грязную посуду и где имелась большая кастрюля с объедками. Запах в этой комнате стоял примерно такой же, какой бывает из посудомоечной машины, куда несколько дней назад насовали тарелок и так и не вымыли.
Те же, кто как я, ел эффективно, отправились в спальню.
Ненавижу тихий час!
Вернее, всегда его ненавидел и знаю ни одного человека, придерживавшегося в детском саду иного мнения.
Но делать было нечего. Пришлось раздеться, лечь и замереть. Последнее было необходимо для того, чтобы не привлекать внимания и грубых замечаний Идиады. В начале тихого часа она обычно сидела рядом со своей любимицей девочкой Олей (которую вообще-то всегда называли Ольгой, полным именем, как бы отдавая должное тому, что она выше остальных детей), орлиным взором озирала нас, лежащих, и время от времени делала замечания:
– Маша, не шевели рукой! Петя, не шевели ногой! Вася, глаза не закрыты, ты думал я, что, не увижу?!
Между собой воспитательница и нянечка называли этот процесс: «Пойду усыплять этих».
Я зажмурился, застыл и стал обдумывать случившееся. Раз уж так вышло, что разум мой помещён в тело ребёнка, а тело ребёнка – в детсадовскую кровать, надо было как-то с пользой провести это время вынужденной пассивности. В общем, я дождался, когда все уснули, а воспиталка ушла, и стал строить план действий, задумчиво выдёргивая из сурово жёсткой подушки колючие перья одно за другим...
Если бог действительно существует и он услышал мою молитву, то, наверное, он принял во внимание и клятву не возвращаться обратно, пока я не обеспечу деду автомобиль. Скорее всего, на это должны были уйти годы... Мне придётся еще много месяцев таскаться в этот проклятый садик, десять лет оттрубить в школе, пять лет в институте, потом устроиться на работу, позволяющую каким-то образом накопить на машину деду в ускоренном темпе... И это в начале двухтысячных... Может, заделаться в какие-нибудь профессиональные патриоты? Вступить в «Идущих вместе» или «Наших»? Нет, морока... Лучше просто уйти после девятого класса, поступить в техникум и потом сразу же на работу – так и быстрее и денег уж точно не меньше, чем я зарабатывал после своей «академии менеджмента», служа то продавцом в «Связном», то звонильщиком и предлагальщиком кредитов в колл-центре банка, то рекламщиком рекламных же услуг, то выдавальщиком заказов в пункте выдачи заказов... Хотя не факт, что толковый сварщик или автомеханик из меня выйдет. Кроме того, в любом случае на то, чтобы встать на ноги и начать зарабатывать, уйдёт не менее пятнадцать лет, а дед к этому времени станет уже слишком старым, чтобы учиться водить машину...
Значит, надо добыть её здесь и сейчас: уже в детском саду, в СССР. Но каким образом? Мама что-то рассказывала о том, что для приобретения автомобиля надо было занимать очередь за несколько лет и ждать какого-то там приглашения... Но это если новую. А с рук? Что, если дать объявление, что дедушка купит машину б.у.? Пускай это даже будет «Запорожец»! Если ему позвонит какой-нибудь человек, увидевший это объявление и желающий эту самую машину продать, дедушке наверное будет психологически не так-то просто отказаться. Ну, а если откажется – ему потом позвонит и ещё один продавец! В том же случае, если дедушка примется отказываться упорно, надо будет как-то повоздействовать, намекнуть ему, что жизнь не вечная и советские цены – тоже не навсегда. Шестилетке, конечно, никто не поверит... Но, может, я всё же придумаю, как убедить его?..
Я принялся прокручивать в голове различные изощрённые интриги, при помощи которых можно было убедить деда потратить скопленные на машину деньги уже сейчас, да так, чтобы эта идея бы исходила не от детсадовца, от кого-нибудь умного, взрослого. Увы, ни одна из идей не выглядела реализуемый теми средствами, которые имелись у меня в распоряжении: без Интернета, компьютера, телефона и взрослых связей. Я, однако, не сдавался: думал, думал снова, так и этак...
И уснул в конце концов.
Кажется, едва стоило мне уснуть, как тихий час закончился и пришлось подниматься.
На полдник была булочка с запечённой внутри карамелькой.
2.9
Вечером, к тому времени, как папа пришёл забирать меня, мне казалось, что я уже год как тусуюсь в этом дурдоме с идиотской малышнёй. Две последние попытки весело провести время на вечерней прогулке кончились фиаско.
Сперва я попытался сорганизовать ребят на игру в прятки и даже первым вызвался водить. Когда они спрятались, первым моим желанием было проверить хорошенький маленький деревянный домик, расположенный на площадке нашей группы. Однако как только воспитательница – это уже была не Илиада Михайловна, а другая, пришедшая работать после тихого часа, – сразу же стала кричать на меня: оказывается, ходить в этот домик строжайше запрещалось. Я понятия не имею, почему. Подозреваю, что дело было в общем угнетательски-тоталитарном характере СССР. А мне же ещё досталось за то, что воспитательнице с нянечкой пришлось искать попрятавшихся детей всю следующую четверть часа.
Когда вся эта тема успокоилась, я предложил поиграть в догонялки и сам же в процессе её навернулся и шмякнулся в лужу всем своим вновь обретённым двадцатикилограммовым существом. Это тело было слишком неуклюжим! Да ещё и обращаться с ним я толком не умел ещё...
В общем, папа забрал меня из садика расстроенным, мокрым и по уши вымазанным в грязи.
Впрочем, кричать на меня он не стал. Он вообще словно думал о чём-то своём всю дорогу. Наверное, о той бабе, к которой он скоро свалит от нас с маманей.
Перед тем, как идти домой, мы зашли в тот самый овощной магазин, завоз в которой я сегодня наблюдал. Товаров там было немного: несколько печальных вилков белокочанной капусты в больших металлических клетках, сотни банок капусты морской, расставленной по всем доступным витринам и полкам, почему-то веники на стенах и картошка. Последняя подавалась по специальной трубе откуда-то недр магазина, высыпаясь с диким грохотом прямо на весы к продавщице. При этом от картошки отфильтровывалась – хотя и не полностью – земля, которая ссыпалась в специальную коробку, выставленную прямо в торговом зале. Я, решив, раз грязный уже по уши, и терять особо нечего, присел над этой коробкой и принялся изучать её содержимое, пока папа ходил на кассу и рассчитывался за суровые плоды советской земли. В куче гумуса мне удалось отыскать оброненную кем-то двухкопеечную монету, а также крохотную, размером с помидорку черри, картофелинку, проскочившую сквозь фильтр. Лишней не будет, решил я и спрятал добычу в карман.
Возле магазина была будка с телефоном-автоматом.
– Пап! – Попросил я. – Можно деду с бабой позвонить? Смотри, у меня как раз есть две копейки!
– С чего это вдруг? – Удивился отец.
– Ну соскучился просто, – ответил я честно.
Папа не стал возражать. Он набрал номер (это позволило мне проследить и вспомнить, каким был у родителей моей матери в 1989 году: 23-32-55) и сунул мне трубку. Вскоре в ней раздался голос бабушки.
Услыхав его, я сразу же расплакался. Я не слышал её тридцать лет.
– Баба, я тебя люблю, – пробормотал я, стараясь, чтобы на том конце не было слышно моих слёз.
– Я тоже тебя люблю, Андрюшенька! – Отозвалась бабка. – А что ты такой грустный-то?
– Ночью снилось плохое, – сказал я туманно.
– Что ж такое тебе снилось-то?
– Как будто вы с дедушкой умерли, – выпалил я.
– Ты мой заинька! Не плачь, это всё глупости! Мы с дедом ещё долго будем жить! Ещё очень-очень долго, понимаешь?
– Угу, – сказал я.
Ей осталось три года.
– Дай деда.
Когда дед взял трубку, я тоже первым делом признался ему в любви. Мы поболтали о том, о сём: про то, чем кормили в саду, про игрушки, про прятки, про мои археологические изыскания в земле из-под картошки. Голос деда был бодрый, не то, что в той жизни, где я две недели назад говорил с ним. Общаться с ним было легко и уютно: я с приятным удивлением заметил, что за пять минут общения дед ни разу не принялся пересказывать мне свои книжки про попаданцев, теленовости, план Даллеса или ещё какую-нибудь очередную теорию заговора. А потом я спросил:
