Заматерение (СИ) - Шарапановский Владимир

Я подчеркнул, что гастроли нашего театра, в очередной раз подтвердят все достоинства мирного сотрудничества наших народов, которое длилось многие века, и немцы всегда хорошо обживались в России, вростая в неё корнями. Поэтому я необычайно рад представить своё творение впервые именно на суд немецкой публики.

Мартину я по завершению переговоров попросил, чтобы на премьеру представления в Берлинской опере обязательно пригласили наших родственников в ГДР. Она пообещала выполнить эту просьбу, а затем щипнула меня за бок и сказала, что я делаю видимые успехи, так как ей пришлось приложить титанические усилия для того, чтобы уговорить Хорста Шульце приехать на премьеру нашего спектакля. Он чрезвычайно занятый человек, а в Берлинской опере с его мнением серьёзно считаются. Я же сумел затронуть его сентиментальную струнку, сыграв на уважении к своим немецким корням. В целом она почти уверена, что гастроли состоятся в ближайшее время, и ГДР станет первой зарубежной страной, где будет показан этот музыкальный спектакль.

Лезть не в свои дела и выспрашивать, как у них продвигаются дела с джуниором не стал, тем более, что разведка мне донесла, что тот пару ночей не появляется дома, что, впрочем, не редко бывало и раньше, когда он проводил их в своей лаборатории на кафедре. Да и не собираюсь я во всё это вникать. Влюблённость это, или нет — покажет время. Главное, чтобы им было хорошо вместе. А надоесть друг другу, им уж вряд ли грозит, так как они встречаются для этого слишком редко.

Однако, было бы неверно считать, что я всё это время занимался только своими проектами или день напролёт просиживал за своей печатной машинкой и сушил мозги. Абсолютная ерунда, я продолжал усиленно заниматься спортом, и мои физические кондиции только укрепились. Я всегда помнил и был полностью согласен с латинским изречением — «Mens sana in corpore sano» [12].

Очень скоро мне может очень понадобиться эта отличная спортивная форма. Оттого-то я, как одержимый, налегаю на тренировки, чем сильно изумляю мою гувернантку, а по совместительству и моего тренера. В настоящее время скорее просто тренера, так как учить меня чему-либо иному у неё уже нет необходимости и соответствующих познаний.

Однако я всегда открыт для полезных сведений, но на данный момент в выбранной мною области она вряд ли сможет оказать мне ощутимую помощь. Читать статьи в иностранных журналах мне значительно проще самому, без ошибок перевода. Тем более что и в изучении немецкого языка уже отметились заметные успехи. Я пока сносно понимаю немецкую речь, и могу свободно читать, правда — ещё со словарём. Но, лиха беда начало [13].

Глава 1

Пока в августе я парился, сдавая вступительные экзамены в Университет, в Берлине состоялась зарубежная премьера «Призрака оперы». Публики собралось изрядно, а зал был полностью заполнен. В отличие от меня, немцы сообразили пригласить на эту премьеру Всеволода Никитича и Веронику Степановну. Я ранее отказался от поездки на премьеру, но совершенно не допёр до такого правильного рекламного хода.

Аж обидно стало за свою соображалку. Так как именно их приглашение являлось самым оптимальным вариантом, а немецкие товарищи попросили именно Всеволода Никитича зачитать моё обращение к публике. И правильно всё провели, объявив его выход на сцену для зачитывания приветственного обращения автора к немецкой публике, потому что он является его прадедом.

Всеволод Никитич обратился к залу на чистом немецком языке, почти не заглядывая в сам текст обращения, так как многолетний опыт преподавания и хорошая память позволили запомнить его без затруднений. Робости или неуверенности от выступления перед столь большой аудиторией он не испытывал, а на сцену вышел при всём своём иконостасе боевых наград. Уверенным, ровным и твердым голосом он произнёс приветствие, сохраняя полный достоинства вид. Ему ли, ходившему в разведку за линию фронта и представителю поколения победителей было переживать из-за такой ерунды, как выступление перед публикой в зале.

В завершение, он прибавил несколько слов о насущной необходимости дружбы советского и немецкого народов, позволившей достичь от сотрудничества самых отличных результатов. С большой теплотой говорил о своей доброй и ласковой матери — Гретхен Хоффман, и, что с самой колыбели, немецкий язык и культура стали для него родными и близкими. Рассказал, что прямо перед спектаклем общался со своими родственниками из ГДР, также находящимися в этом зале, и попросил их встать, чтобы все в зале смогли увидеть. А когда те поднялись со своих мест, прозвучали аплодисменты, сначала одиночные и нестройные, но затем усилившиеся и дружные.

Особо подчеркнул, что именно сотрудничество в сфере искусства и культуры позволяет крепить дружбу наших народов и скорее оставить в прошлом печальные и горькие страницы истории. Так что ему особо приятно было обратиться с приветственной речью ко всем собравшимся на премьере музыкального спектакля написанного его правнуком.

В завершение он сообщил публике, что зачитанное обращение на немецком языке самостоятельно составил его правнук, уже год изучающий язык предков, и тот очень желал, чтобы зарубежная премьера спектакля состоялась именно в зале всемирно известной Берлинской оперы. Сам он не смог приехать из-за своего слишком юного возраста, ведь ему ещё не исполнилось и трех лет, и, кроме этого, он сейчас сдает вступительные экзамены в Университете. Но ему крайне интересно будет узнать оценку этого представления, данную взыскательной немецкой публикой, и я буду рад передать ему её, благодаря полученному любезному приглашению нам с супругой присутствовать на первой зарубежной премьере «Призрака оперы».

Публика была слегка шокирована такими подробностями, так как ранее специально не делалось сообщения о возрасте автора и что он является вундеркиндом. Впрочем, в Германии уже имеются определённые традиции в этой области, и это не так сильно выбивается из примеров в истории.

Вероника Степановна не всё из его речи сумела разобрать, кроме хорошо известного ей обращения, так как остальное он произнёс без подготовки и предварительного составления речи. Но она со мной поделилась огромной гордостью за всех нас, когда наблюдала его уверенное поведение на сцене известного Берлинского театра оперы и балета, что огромный зал тепло с аплодисментами встретил его выступление. Что она никогда в жизни не могла рассчитывать, что её муж — обычный школьный учитель, будет стоять перед таким залом и зачитывать обращение правнука к публике.

Смотрел я на рассказывавшую все это прабабушку и скромно сидящего рядом Всеволода Никитича, на гордые взгляды, которые она время от времени бросала на мужа, и думал о человеческих судьбах и близких мне людях.

Воистину — «невозможное — возможно», и я радовался за неё, так как ей было нелегко все прошедшие годы наблюдать небрежение и покровительственные взоры сверху вниз направленные на её Севу, постоянную недооценку со стороны окружающих и его рядовую должность в школе. Разве только школьники уважали и любили своего учителя, что служило ей лишь слабым утешением.

Нетрудно такое понять, если вспомнить рассказанную прадедом историю, о предложении перейти на работу в министерство, а также чем всё это завершилось, несмотря на его высокие профессиональные качества и обилие боевых орденов и медалей.

Вероника Степановна выросла в совсем иной среде в иное время, так что ей было трудно спокойно принять, что её замечательного мужа всячески обходят почестями и продвижением по службе. Что поделать? Подкачало у них обоих происхождение, а него — и вовсе из эксплуататорского класса.