Галина Дитрих - Олег Рязанский
– Дмитр Иваныч, прими от простуды глоток и я с тобой за компанию.
– Так, ведь, ныне пятница, Ольг Иваныч, день постный и застолью предаваться кощунственно.
– Больным да убогим разрешается.
– Это ты убогий? – улыбнулся московский князь, – на тебе пахать да пахать!
– Что с рожденья положено, то и заложено, – огладил живот свой Олег Рязанский, – а ты чего в окошко уставился, ворон считаешь?
– Смотрю на птиц пролетающих и думаю, почему в полете они не падают? Только на одном сердце не улететь без крыльев. Так и мне руки-ноги надобны. А в них немощь… Болезнь и жизнь несовместимы! Давеча, встал и упал.
– Ну и что? Падучая – самая царская болезнь. С ней прекрасно уживались все великие правители: Александр Македонский, Юлий Цезарь, Иван Грозный, Петр Первый…
– Они не мои предки.
– Тогда возьмем деда твоего, Ивана Калиту. Строителя. Сколько храмов Божьих возвел он?
– Семь храмов.
– А сколько храмов построил ты?
– Андронников монастырь и Чудов, и в Серпухове, и на Стромыне, и в Коломне, и за Покровской заставою.
– Так о какой плохой наследственности может идти речь? Разве ты не трудился до седьмого пота? Две правды есть на земле: рождение и смерть. А в промежутке – жизнь. Если ты доволен своей жизнью, значит, ты жил правильно, ибо жизнь это вечная борьба с самим собою. Благодари Всевышнего, что он дает возможность прожить еще один день… Что уныл лицом? Глаза запавшие, нос заостренный?
– Гиппократова маска.
– Что-о?
– Так греческий врачеватель определил мое состояние, пока я притворялся спящим, и еще сказал, что человеку лучше умереть, нежели жить с маразмом и склерозом.
– А это что?
– Знать не знаю и ведать не ведаю, ибо врачеватели изъяснялись на своем птичьем языке.
– Плюнь на ихние разговоры и разотри! Думай о выздоровлении и выздоровеешь!
– Чувствую, помру скоро… Ум ясный, а плоть страдает, в груди жар, а спина зябнет и нос сохнет как у собаки.
– Хуже, если душа начнет зябнуть. Не горюй, скрипучее дерево долго скрипит: хвороба – дело серьезное, но не всякая хворь к смерти. А я, Дмитр Иваныч, не в одиночку к тебе прибыл, а в компании с даром знаковым. Отыскался твой брякающий бочоночек, ну, я и озаботился его привезти, дабы тебя обрадовать!
– И впрямь обрадовал! Пятнадцать лет пропадал где-то и все же вернулся к хозяину. Ну-ка, тряхни его! Брянчит, брякает, душу радует. Благодарствую. А теперь, Ольг Иваныч, обрадуй меня второй раз, прими бочоночек в дар обратно. Как помру, вскроешь на сороковины, помянешь и третий раз меня обрадуешь… Бочоночек-то не простой, а золотой, хоть и с бряком внутренним, но не с браком, а с отменной начинкою – вскроешь и обрадуешься!
Олег Иванович склонил голову благодарственно, жалостливо вздохнул мысленно и перевел разговор на охотничьи побасенки:
– Не падай духом, Дмитр Иваныч, недельку-другую поваляешься и оклемаешься! Тогда и сходим на охоту соколиную с ястребами по чернопутку, по свежепадку с гончими, легавыми, доезжачими на рогача, на горбача, на секача, на гребуна, на брехуна, на длинноухого, на голозадого, на горбоноса, чернобура, огневку, рыжего…
* * *Усталое сердце Дмитрия Ивановича остановилось 19 мая в среду, в два часа ночи в присутствии старца-утешителя Сергия Радонежского…
* * *Вдова князя московского княгиня Евдокия восплакалась слезами горькими:
– “Почто, солнце мое, рано заходишь! Месяц мой красный, почему погибаешь? Звезда восточная, зачем идешь к западу! Почему я допрежь тебя не умерла! Старые вдовы, молодые вдовы, утешьте меня, поплачьте со мной…” (Из Львовской летописи)
Эпизод 22
И один в поле воин
“Война, словно лютый зверь, выходит на промысел.”
Из касыды арабского поэта Зухайра (530–628 г.)Два дня обдумывал князь рязанский короткое донесение о появлении на южной окраине его владений конных отрядов Тимура из Самарканда. На третий день вызвал к себе Бастыя из караульной сотни и объявил ему, что тот на некоторое время станет его заменителем.
– Заместителем? – переспросил Бастый, полагая либо ослышался, либо не так понял.
– Ты никак охромел на уши? – вскипел князь рязанский, – заместителем я любого могу поставить, хоть боярского роду, хоть полубоярского, а заменителя отыскать, чтоб один к одному труднее. Мы же с тобой похожи друг на друга, как два бублика из одной связки, но никто не замечает этого из-за разности одежд, привычек, манер поведения… Даже бородавка на том самом месте, улавливаешь?
– Ольг Иваныч, давай еще разок уточним, кем я быть должен, князем рязанским?
– Двойником.
– Может, ты, Ольг Иваныч, все же здесь останешься, а я в твоем обличьи поеду…
– Куда?
– Туда…
– Я пока и сам не знаю конечности пункта, одно лишь направление. Слышишь, муха жужжит?
– Слышу.
– А куда она сядет – нам неведомо… Так что, надевай мою княжью шапку и за дело! Здесь ты всех подноготно знаешь, обо всем ведаешь. Главное, не поддаваться на просьбы жлобных племянников.
– Твоих или моих?
– Любых. Племянники – племя столь ушлое, вцепится клещом туда, о чем сразу и не догадаешься…
Бастый слушал и прикидывал, куда на этот раз задумал отправиться неугомонный Ольг Иваныч? Судя по необычному предисловию, в поездку секретную, но куда? Почти каждый выезд он окружал тайной, а зря. От присмотра конвоя разве можно надолго избавиться?
Ольг Иваныч, разумеется, знал о двойном пригляде за ним и Бастый тоже знал, что князь рязанский об этом знает, но оба упорно делали вид, будто сие им неведомо и при случайном столкновении они в упор не замечали друг друга.
– Надо – так надо, – вздохнул Бастый, – сделаюсь заменителем, но справлюсь ли?
– Обязан справиться! Ты же насквозь знаешь мой жизненный распорядок почасно, поденно и понедельно. Ну-ка, для сверки, расскажи о вчерашнем дне?
– С утра выслушивал жалобщиков по поводу рассмотрения в кратчайший срок дел, касающихся перераспределения рыбных угодий… о переносе пристани на полета шагов выше или ниже по течению для удобства устройства сходней… о переходе изготовления кольчатых доспехов с ручного способа на облегченную нарезку колец с помощью вращательного колеса от силы падающей воды. После обеда – доведение до ума позавчерашних дел и прощение накануне обиженных. Однако, для меня главное – не перепутать вечер посещения Марьиного угла с посещением тупика за пристанью, куда ты ходишь играть в шахматы со свекром Пелагеевой дочери…
– Ишь, проныра, тебе и об этом ведомо…
– По должности, Ольг Иваныч, держу в памяти все твои перемещения в разных направлениях, все ходы-выходы на задах знаю и специально их не заделываю… Так ходить мне в те отверстия в твое отсутствие – я, ведь, в шахматы играть не умею?
– Неделю, другую воздержись во избежание несоответствия…
– А как же супруга любимая?
– Твоя?
– Нет, твоя… вдруг, я понадоблюсь ей в качестве исполнителя супружеского долга?
– Скажешься больным, недомогателем… Одно запомни: женщина существо слабое, безвольное, туго соображающее, в потемках может и не разобраться что к чему. Ты же – человек осознанный и предупрежденный! Узнаю о превышении полномочий – с утра до вечера будешь бегать обнаженной натурой берегами Оки и Трубежа! Запомнил или повторить? А сейчас переоденься и приступи к исполнению княжьих обязанностей.
Вскорости Ольг Иваныч уже оглядывал Бастыя в одежде княжеской и осмотром остался доволен: взгляд, осанка и движения двойника соответствовали оригиналу.
– Ольг Иваныч, как объяснить подчиненным мое отсутствие?
– Проще пареной репы! Я укроюсь за печью, а ты в моем обличье призовешь своего сподвижника и заявишь в моем лице соответственно, что час назад отправил Бастыя в длительную отлучку…
– Куда?
– Сам придумай.
– В Ермус-Ермишь!
– Почему именно туда?
– Там живут мои родственники, не то дяди, не то племянники…
– Племянники – народ ненадежный, пронырливый…
– Тогда, в Борки.
– Слишком близко, кому-то из твоих придет в голову тебя навестить, а тебя там не имеется!
– Ну, тогда в Елец.
– Далековато… Надо обмануть любопытствующих, раструбить, к примеру, что едешь на запад, а самому повернуть на восток…
Не мог же Ольг Иваныч сказать, что сам вознамерился в Елец ехать и появление его в двух лицах там нежелательно…
Через минуту Бастый призвал помощника. Разбитного, бойкого, тоже не лыком шитого и голосом Ольг Иваныча отправил себя в Кадм-Кадом, и в заключение выдал незапланированное:
– По возвращению Бастыя к своим обычным обязанностям, выдать ему из казны суточные, проездные, подорожные, за плохие погодные условил и прочие непредвиденные обстоятельства. А для его супружницы Бастанихи на время отсутствия кормильца привезти воз дров осиновых не дающих копоти, стожок сена, куль зерна, корчагу масла, бочоночек медовухи…
