Гай Орловский - Любовные чары
– Грамотный, – сказала она язвительно. – А у нас в деревне все Фаренгейтом меряют. Даже давление.
– Артериальное или атмосферное?
– А что, – спросила она, – еще какое-то бывает?
– Бывает давление полиции, – сказал я с намеком, – на простых и простодушных, вот как я…
В распахнутую настежь дверь ворвался Яшка, перепачканный землей и с грязными лапами, ринулся ко мне, игнорируя Мариэтту. Я нагнулся, вытер ему конечности, сколько же нор нарыл, вытаскивая таких вкусных дождевых червяков, теперь точно не с чем идти на рыбалку… Правда, еще ни разу не ходил.
Мариэтта рассматривала нас с суровым неодобрением.
– Избаловал ты его, – сказала она сердито. – У твоей жабы должно быть свое запатентованное место!.. Почему лезет к нам?
– Ты сама приучила, – сказал я. – Кто чесал и гладил?
– Просто старалась подружиться.
– Ну вот теперь и терпи. Я же тебя терплю?
– Но-но, – сказала она грозно. – Я при исполнении. И все еще на службе. За это еще и отгулы истребую! Или прибавлю их к отпуску.
Я поинтересовался:
– А я могу пожаловаться на чрезмерное применение полицией силы?
– Можешь, – ответила она великодушно, – но не станешь.
– Почему?
– А не стыдно будет? – спросила она. – Что-то в тебе такое… пещерное, что ли. Мой анализатор твоего поведения твердит, что ты еще не до конца расстался с предрассудками прошлых веков о неравенстве полов. Да я и сама заметила, но рапорт напишу, когда соберу чуть больше данных.
– Что, полиция и этим занимается?
Она ответила с достоинством:
– Я не в полицию готовлю рапорт. Как социально адаптированный житель капну на тебя в Комитет социализации. У него прав, как ты знаешь, больше, чем было у НКВД и КГБ, вместе взятых.
– Жуть какая, – сказал я с содроганием. – Придется удавить тебя во сне. А где труп спрячу, сама увидишь, когда там окажешься. Я нарочито оставлю твои глаза открытыми, а язык высунутым.
Она поморщилась.
– А язык при чем?
– Так смешнее, – пояснил я.
Она вздохнула, красиво повернула руку, глядя на часики.
– Ого!.. Можно выезжать.
– Рановато, – сказал я. – Лучше в полночь.
– В полночь и прибудем, – отрезала она. – Если будем гнать на предельной скорости, нами заинтересуются. Лучше так, словно возвращаемся с вечеринки в коттедже…
Я вздохнул, поднялся.
– Умеешь испортить любое романтическое свидание. Ладно, как-нибудь отомщу страшным образом. Но сперва поедим, а то мне будет грустно.
– Это да, – согласилась она бодро. – Повеселиться ты умеешь.
Ночной город я вообще-то люблю, но только если освещен так, чтобы нигде ни темного пятнышка. Иначе для меня ночной город – это другой мир, я в нем должен ориентироваться как-то иначе. Даже когда здания освещают снизу вверх, я уже смотрю, как баран, для которого солнце светит только сверху, почему мир перевернулся…
Мариэтта вела автомобиль сама, нравится держать по-мужски руль в руках, я посматривал по сторонам, то и дело заныривая во Всемирную паутину, там постоянно сменяются новости науки и техники, впервые я начал просматривать их, а не кто сколько кому забил, и в каком составе «Грассхопперс» намерен выступить в нынешнем сезоне.
Мариэтта благоразумно остановила машину почти за квартал, вышла веселая, с ходу обняла меня за шею и влепила звучный поцелуй, так мы прошли до намеченного здания, где она шепнула:
– Что видишь?
– Моя красавица, – сказал я громко пьяным голосом и добавил шепотом: – Войдем вон там в тень…
Она похохатывала, а в тени я скользнул вдоль стены, вслушиваясь и вчувствываясь, тщательно наметил все выходящие на эту сторону системы охраны и оповещения, отрубил и вернулся к Мариэтте.
– Дураки, – сообщил я, – эта дверь без охраны.
Она прошептала:
– Ловушка?
– Нет, – заверил я, – а вот дальше… да, все может быть.
Она съежилась, когда я открыл дверь, но лишь чуть скрипнуло, никаких сирен, криков «Вторжение!.. Тревога!»
Глава 10
Она шумно перевела за моей спиной дыхание, осмотрелась в запыленном холле, а я сосредоточился, высматривая скрытые системы наблюдения и оповещения, торопливо отключал до того, как войдем в зону их видимости.
Мариэтта спросила нервно:
– Но ты уверен?
– Да отключил, – заверил я, – еще как отключил! Даже два раза.
Она дернулась.
– Как это два? Отключил и снова включил?
Я ухватил ее за руку.
– Да успокойся, впереди у нас цветет, за нами все горит… Схема простая, отрубил в два клика. Поскупились на сложную, а эта так, ерунда. Даже ерундишка. Можно с закрытыми глазами, если нащупать.
– Убери лапы!.. Стой здесь, я пойду первой.
– Не пойдет, – возразил я. – Если там впереди еще какая-то хитрая сигнализация…
– Ты же сказал, что отключил!
– На комнату вперед, – пояснил я, – а вдруг там что-то ишшо страшное за углом? Выскочит и напугает?.. Мне только поскользнуться не хватало!
– Гад, – сказала она с отвращением. – Наглый гад.
Однако отступила, давая дорогу, но чуть, чтобы я задел, и в ответ пнула, показывая, что у нее крепкие мышцы десантницы.
Открыл дверь я достаточно уверенно, уже вижу, никого, обычная комната с дисплеями на столах, куда же без них, прошел к другой двери, Мариэтта двигается следом приставным шагом, напряжена, как тетива на готовом к стрельбе луке, но, надеюсь, если чихну, не станет палить во все стороны…
Я уже протянул руку к дверной ручке, но замер, глядя на слабо светящийся, словно накаленный до багровости, провод внутри стены.
Мариэтта спросила за спиной страшным шепотом:
– Что там?
– Блин, – сказал я, – у них еще и аварийный генератор… Или аккумулятор достаточно емкий…
Она прошептала:
– Уходим?
– Погоди, – сказал я. – Мало ли чего они там того… А мы подумаем-подумаем, да и…
– …ничего не придумаем?
– Нет…
– Просто удерем?
Я вытащил мобильник, потыкал пальцем, Мариэтта все равно не поймет, все-таки власть, а власти зачем понимание наших трудностей, на экране высветилась программка, которой никогда не пользовался, их у меня, как и у всех, несколько тысяч непонятно зачем, мы же богатые, я сделал несколько как бы переключений, проговорил тихонько:
– Ну вот и все.
Она шепнула:
– Что… неужели отключил?
– Запросто, – ответил я. – Ты тоже смогла бы, если бы шмогла. У тебя тоже все есть.
Она огрызнулась:
– Мало ли что мне назасовывали!.. Ты отключил сигнализацию или камеры?
– Даже подогрев пола, – сообщил я.
– Вырубил генератор? – спросила она. – Тогда тревожные сообщения придут на мобильники тех, кто уполномочен…
– Значит, – сказал я, – надо управиться раньше. Хотя могут и не прийти. Я же все отключил!
Эта комната втрое крупнее, экраны только на стенах, а на столах приборы и тридешные принтеры последнего поколения, рядом множество банок с ингредиентами, есть даже трехлитровые, но и это не рекорд, я обнаружил еще и чан, откуда зачерпывать можно не ложкой, а ведрами.
– И что тут можно найти? – пробормотала она раздраженно.
– Ищи готовые к продаже, – подсказал я. – Или полуготовые. Нам нужен состав, а не красиво приклеенная этикетка… Вон там не они?
Она метнулась в ту сторону, посмотрела.
– Полуфабрикаты.
– Ничего не найдем, – сказал я, – возьмем и полуфабрикатами. А то и вовсе борзыми щенками. Ищи, где-то должно быть… Погоди, вон там еще дверь…
Она с рвением помогла отодвинуть тяжелый стол, я распахнул дверь, оттуда едва не посыпались коробки с неплотно прикрученного к стене стеллажа.
– И здесь… не похоже.
– Ищщи, – сказал я, – ищщи. Должон быть!..
– Сколько у нас времени? – спросила она пугливо.
Я ответил торопливым шепотом:
– Похоже, вот оно…
Она мигом оказалась рядом, я быстро выдернул из коробки два одинаковых пузырька.
– Точно?
– Не уверен, – признался я, – но похоже. А теперь смываемся.
Спрятав оба в карман, я засунул коробку на прежнее место, Мариэтта зашипела зло, явно по-женски готова забрать все, но я подтолкнул ее к двери.
Она едва не дернула на себя дверную ручку, но со стороны улицы донесся визг тормозов, я ухватил за плечо и придержал. Громко хлопнула дверь автомобиля, хотя и не так уж громко, но у меня сейчас нервы натянуты до предела, чувствую и слышу все так, словно с меня содрали кожу.
– Не успели, – шепнула она.
– Быстро обратно, – велел я.
– Может, – прошептала она, – сразу арестуем?
– А вдруг это простая спортивная добавка, – ответил я шепотом, – чтобы растить бицепс?
Я сжал ей локоть и потащил за собой. Едва успел впихнуть в боковую комнатку, шумно отворилась дверь, вбежали двое мужчин, судя по топоту, а следом еще и еще.
Мариэтта даже дышать перестала, я прошептал ей на ухо:
