Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
— Держись, парень, — сказал я, присаживаясь рядом на корточки. — Всё будет в порядке. Какая у тебя группа крови? Должен вроде знать по долгу службы.
— Третья, — чуть шевеля обескровленными губами, ответил тот.
Я не касался оголённой кожи, где из дырки в боку медленно вытекала практически чёрная кровь. Оставил зазор в около сантиметра, впрочем, практически незаметный со стороны – всё-таки теперь я знал, что могу работать и не касаясь кожного покрова.
К приезду «скорой» я успел остановить кровотечение, а вот дыру в боку латать не стал, просто залепил куском марли из аптечки и зафиксировал пластырем. И без того увиденное свидетелями, которых тут уже человек семь собралось из числа коллег раненого, включая полковника, может вызвать слишком много ненужных вопросов. Ещё и любопытные жильцы пялились в окна, представляю, какие завтра пересуды пойдут. А то уже и сегодня – сплетни распространяются обычно со скоростью света.
— Что здесь у нас? — поинтересовался фельдшер прибывшей «скорой».
— Проникающее ножевое ранение и большая кровопотеря, — ответил я. — Понадобится переливание крови. Она у него 3-й группы, во всяком случае он сам так сказал.
— Ну у нас в достатке первой, а она всем подходит, — кивнул фельдшер. — Так, ребята, помогите погрузить раненого на носилки.
Когда неотложка уехала, я удостоился крепкого рукопожатия от полковника.
— Спасибо вам за всё, Арсений Ильич! Как думаете, выживет?
— Ну, если оперативно кровь перельют – то всё будет в порядке. Выживет, не переживайте, — утешил я Попова.
Тут и техник нарисовался, чтобы забрать у меня чудо-запонки и передающий аппарат. На прощание полковник попросил завтра утром приехать на очную ставку.
— На работу выпишем повестку задним числом, отдадите начальству, чтоыб не придирались… И ещё один вопрос. Как вы собирались уничтожить Маматова? Яд? Или что они имели в виду?
Я пожал плечами:
— Да напридумывали себе что-то, мол, раз ты своими энергетическими потоками можешь лечить, значит – так же можешь и наносить вред здоровью. Может и могу, но я такого никогда не делал и делать не собираюсь.
Мысленно я тут же попросил у Всевышнего прощения за эту ложь. Ну да будем считать, что это была ложь во благо. Не признаваться же, что я и впрямь способен нести людям вред. Естественно, нехорошим людям. Я практически уверен, что и этот Маматов – тот ещё подонок, но вряд ли он наподличал на собственную смерть. Тем более что мне лично он не сделал ничего плохого.
Домой меня подбросили на том же «Рафике», благо что ехать было не так далеко и практически по пути. Из дома первым делом позвонил Лебедевым. Сергей Михайлович, как и договаривались, ждал моего звонка, и сам же взял трубку. Я сказал, что всё прошло согласно плану, если не считать ножевого ранения, но раненого милиционера я подлатал, так что его жизни ничего не угрожает.
Утром я приехал на очную ставку. Сначала пообщался с Поповым, узнал от него, что настоящая фамилия Перса – Иванов, что это рецидивист со стажем.
— Да? — удивился я. — А я на пальцах ни одной татуировки не заметил.
— Зато у него вся грудь и спина расписаны, — хмыкнул полковник. — А на пальцах были наколки, только он их как-то вывел, чтобы не было бросающихся в глаза примет. Если приглядеться, то старые шрамы от ожогов видны. Но один момент меня смущает… Этот Джапаридзе утверждает, что, когда он решил вас кинуть, как он сказал, на бабки с этими золотыми часами, вы каким-то образом парализовали ему руку, а потом, когда деньги получил – так же быстро вернулм руке подвижность.
— Хм… Это он что-то сочиняет, — соврал я, не моргнув и глазом. — У сына гор явно разыгралась фантазия, наверное, от страха угодить в места не столь отдалённые, где вместо рябчиков с ананасами кормят баландой.
— Я тоже так подумал, — неожиданно легко согласился полковник.
Однако что-то такое промелькнуло в его взгляде, что заставило меня почувствовать себя немного некомфортно. Однозначно что-то подозревает, но ввиду отсутствия чётких доказательств кроме слов Джапаридзе предъявить мне нечего.
На очной ставке указал на всех четверых, после чего с чистой совестью отправился на работу, не забыв прихватить повестку. А после работы с переговорного позвонил Шумскому, решив всё-таки поставить его в известность о случившемся. Рассказал в общих чертах, Шумский принял к сведению, но подробности попросил оставить для личной встречи.
В последующие дни жизнь текла, как и до этого случая с наездом, наполненная радостью от работы, в том числе и над кандидатской, уже практически готовой, и встреч с моей возлюбленной. Рита, уже не придумывая версию для родителей, что заночует у подруги, проводила ночи в моей квартире, и уже довольно частенько. Поначалу мне даже было немного странно, что воспитанные в СССР Лебедевы-старшие дозволяли дочери до свадьбы спать с женихом. Всё-таки моральный облик комсомольца и всё такое… Хотя, может, это я просто себя накручиваю. В конце концов, нет такого закона, запрещающего спать жениху и невесте до свадьбы.
Рита даже кое-какие вещички ко мне перевезла, включая предметы личной гигиены. Хотя нет, зубную щётку она всё же купила, чтобы не таскать её с места на место каждый раз в зависимости от того, где девушку застанет рассвет. А по утрам, если у неё занятия на Делегатской начинались с утра, подвозил её в институт. Причём высаживал у самого входа, так что вскоре ни для кого уже не было секретом, что мы с Ритой встречаемся. Более того, она уже шепнула паре близких подруг насчёт свадьбы, которые, естественно, язык за зубами не удержали, и о нашем бракосочетании так же знал весь курс.
Тут между делом состоялся суд над Симоняном-старшим, предлагавшем мне за деньги поставить зачёт его племяннику, который пока так же сидел в СИЗО. Причём, как я узнал, в том же самом, что и дядя, только в другой камере. Суд был открытым, на него я тоже был приглашён, причём повесткой.
Заседание проходило в здании Тверского районного суда, к которому юридически относился расположенный на Каляевской улице ММСИ. Подсудимый выглядел неважно, смотрел всё время куда-то невидящим взглядом перед собой, и так же пялился в пустоту, когда все встали во время зачитывания приговора.
Даже более главным эпизодом, чем попытка дать взятку, стал наезд армянской троицы на меня и подвернувшегося им под руку Андрея. Несмотря на первую судимость и положительную характеристику с места работы, Геворг Давидович условным сроком не отделался. Три года впаяли в колонии общего режима. А ещё до этого после ареста и заключения под стражу Симонян был уволен по статье из института и выгнан с позором из партии.
Жалко ли мне было этого чудака? Честно говоря, немного, где-то в глубине души. В конце концов, все мы люди, и сострадание к ближнему никому из нас не чуждо. Во всяком случае, хотелось искренне верить, что человечество ещё не окончательно оскотинилось.
12-го апреля, в День космонавтики, позвонили из Троице-Сергиевой лавры. Звонивший представился протоиереем Лукой.
— Вы вылечили от туберкулёза нашего брата Ферапонта, верно?
— Было такое, — согласился я. — Как он себя, кстати, чувствует?
— Очень даже неплохо, свечки за ваше здоровье регулярно ставит, причём у иконы архангела Рафаила, считая его вашим покровителем.
— Прекрасно! Так что заставило вас мне позвонить?
— Вы ведь оставили брату Ферапонту вашу визитную карточку, на случай, если кому-то из братии понадобится помощь…
— Было такое.
— Так вот, у наместника лавры архимандрита Иеронима прогрессирующая катаракта обеих глаз. Он почти слеп, лишь немного видит свет и тени. Мы навели о вас некоторые справки, выяснили, что вы специализируетесь в кардиологии, но ведь и туберкулёз не относится к заболеваниям сердечно-сосудистой системы.
— Для протоиерея вы очень уж грамотно оперируете медицинскими терминами, — хмыкнул я.
— Пришлось пообщаться с грамотными людьми, да и литературу кое-какую почитать, так что поднабрался.