Александр Руджа - Хеллсинг: моя земля
Прошли месяцы, история исчезла с первых полос, журналисты переключились на более свежие темы, зато несколько компаний объявили о намерении снять фильм, несколько сериалов, комикс и онлайн-игру по мотивам «горячего февраля» и таинственной организации «Хеллсинг». Я не сомневалась, что у них все получится, и подозревала, что в конце концов обязательно выйдет и одноименное аниме, где все будет драматично, незамысловато, и именно по этой причине привлекательно. Я сама обеспечила появление именно такой легенды о себе — было бы глупо жаловаться.
— Знаешь, — сказала я, стоя перед черным крестом. — Там, в Англии, по-прежнему ничего нового. Интегра временно отстранена от руководства организацией — официально за проявленную халатность при решении «февральского кризиса», но на самом деле по состоянию здоровья. Она очень скучает по тебе, и начальник из нее сейчас и правда никакой. О Уолтере никаких вестей, в «Хеллсинге» он уже точно не работает, а вот что случилось — не знаю. То ли под следствием, то ли на пенсию наконец выпихнули, то ли отправили в какую-нибудь дыру. Не завидую ему, но и не сочувствую. Заслужил.
Сосны, уходящие длинными стволами прямо в синее небо, мерно покачивались. Удивительное дело — ни одного сухого или больного дерева, никакого валежника или бурелома. Даже комаров и мошек, обязательных в любом леске или рощице, нет. Климат тут, что ли, такой, или почва особенная?
— А я вот… попрощаться пришла, — я через силу улыбнулась. — Официально уволилась из «Хеллсинга», подписала все бумаги, сдала личное оружие и документы, забрала заработанное. И уехала. Сначала сюда, на восток, проведать тебя. Потом — домой. На базе мне все равно делать больше нечего, а дома я нужнее, буду заниматься чем придется. А тебе — вот, последний подарок от меня.
На крест лег вытертый кожаный пояс с кобурами. «Дезерт Игл» и «Смит и Вессон», то, о чем никто не вспомнит, его всегдашние спутники, которых я слезно выпросила у нового оружейника, собиравшегося списать с баланса организации это старье по причине морального и физического износа, а также нарушения условий использования. Здесь они в любом случае принесут больше пользы, чем под гидравлическим прессом центра утилизации.
Я сказала правду — какое-то время после того, как все закончилось, я честно ждала, что проснусь обратно собой, Марией Скориковой, дома, живой и невредимой. Да пускай даже раненой — но у себя. Не знаю, почему. Наверное, мне казалось, что после того, как чья-то равнодушная воля вогнала меня в тело несчастной, умирающей Виктории, я сделала на ее месте все, что могла. Даже чуточку больше. И теперь, по неписанному договору, смогу отправиться домой.
На свою землю.
Этого не произошло. Похоже, мир и впрямь несправедливое место. Но в наших силах сделать его лучше — или хотя бы попытаться.
Я развернулась и пошла к выходу с кладбища. Деревья закончились, древние темные склепы постепенно уступали место аккуратным оградкам и плитам из мраморной крошки. Я остановилась на самой границе, окинула взглядом сочные, зеленые луга, на которых паслись лоснящиеся каурые лошади, и высившиеся на горизонте горы (почему, интересно, всегда говорят про их синеву? горы были черными). Встающее солнце ласково грело кожу, налетевший ветерок разметал отросшие волосы.
От автобусной остановки донесся нетерпеливый гудок. Машина отправлялась через две минуты, и я припустила бегом.
— Пани се спожна! — укорил меня водитель, закрывая двери и энергично стартуя. Я, похоже, была сегодня единственным пассажиром.
— Спожна, — согласилась я, плюхнувшись на сиденье. — Но я уже исправляюсь, больше никаких опозданий. С этого момента — без пауз и раздумий, только вперед, в прекрасное далеко, до самой окончательной победы.
«Как знать, Виктория, как знать, — прошептал в голове чей-то голос. — Никогда не давай опрометчивых обещаний».
Я улыбнулась.
Я ехала домой.
И впереди не было ничего, кроме света.
