Погружение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич

Принесли завтрак. Девушки растворились. Остались только две прислуживать, но они за стол не сели.

После еды я вышла в сад. Красивые извитые деревья на террасе. Желтые плоды, похожие на мелкие сливы. И очень сладкие. На краю террасы живая изгородь. За ней — обрыв. Отвесная стена. Плюнуть постеснялась, зато бросила ягоду. Ничего не слышно. Смотрю в даль. Извивается река, леса, пятна озер, домики деревень.

На плечо опустилась рука.

— Здравствуй, Маша.

Чувствую тепло даже через платье и спенсер, или как назвать еще эту куртку. Я стараюсь его увидеть внутренним взором. Он же меня разглядел? Откидываю голову назад и касаюсь затылком его груди. Ничего не понимаю — нет даже малейшей шероховатости в восприятии. Он — это мое идеальное дополнение, моя половина в мужском обличии.

— Здравствуй. Ты меня видишь?

— Давно.

— Но так не бывает. Все равно есть разница воспитания, менталитета.

— Нет никакой разницы, если воспринимать все, как мужчина и женщина. Ты боишься поверить? Но сама же видишь.

— Ты всегда для меня был создан?

— Нет. Но я могу стать полным соответствием тебе. А ты сможешь — мне. И мы сможем удержать это в себе. Навсегда.

Я не хочу никуда идти, ничего искать. Пусть это такой зов, плевать. Это не ах любовь. Это понимание друг друга до нутра, до сути. И тебя тоже видят насквозь. Больше чем голую, до самых потаенных мыслей. Тогда люди притягиваются, как магнитом и не могут оторваться друг от друга.

— Я согласна удержать навсегда, Ричампе.

— Ты еще ко многому не привыкла. У нас есть обычай. Да и у вас тоже, но не так выражен, смысл стерт из памяти.

— Какой же?

— Символ, знак привязанности к кому-то или чему-то. У нас это не просто значимо, а определяет человека, как погоны в вашей армии.

— Какой символ?

— Обручальные кольца у супругов, часы на руке — зависимость от времени, цепь на шее губернатора или короля — символ власти, кольцо в носу — символ раба. Многое еще.

— А что ты предлагаешь?

— Я хочу надеть тебе свой символ, знак принадлежности мне, — он напрягся, — но это не значит, что ты принадлежишь, как вещь. Ты самостоятельный человек во всех отношениях. Но моя. Загляни в меня и поймешь без объяснений.

— Уже заглянула. Я — кусок, половинка тебя. Ты стал моей частью. Я стану твоей. Надевай, что хочешь. — Я повернулась к нему.

Все-таки он высокий. Приходится смотреть вверх. Волосы у нас одного цвета. Только его короткая бородка чуть светлей.

Он берет меня за руку и ведет. Проходим коридором в залу. Там уже стоят девушки полукругом. Зеркало в два моих роста. Смотрю в него. Он взял что-то с подноса и подошел сзади. Девушки опустились на колени.

Мою шею по стоечке платья обхватил браслет из золотых пластин, довольно широкий. Подбородок на грудь не опустишь. С крупным прямоугольным красным камнем, вытянутым вверх, по бокам от него два желтых. Очень красивый. На шею и плечи легла цепь из плоских колечек. На ней белый молочный камень с желтоватой искоркой внутри. Ричампе пальцем поддел верхнюю застежку спенсера. Камень нырнул на платье в ложбинку.

— Объявляю тебя своей невестой и принадлежащей мне, — торжественно прогудел он.

— Признаю себя твоей невестой, тебе принадлежащей, — ответила я словами, возникшими в моей голове.

Раздались торжественные мужские голоса. Уверена, что они сказали «Свидетельствуем». Я повернулась и увидела троих мужчин, что-то отмечавших в книге. Девушки поднялись с колен. Глаза их блестели. Один из мужчин кивнул.

— Имеем право поцеловаться, — смущенно сказал Рич.

— Да? — я подняла голову и больше ничего не успела сказать, потому что он прижал меня к себе. Я растворилась в поцелуе. Когда мы оторвались друг от друга, пронеслась мысль «А нечто большее тоже по разрешению комиссии?».

— Все только после официальных мероприятий, — улыбнулся он, — мы и так слились, чувствуешь?

— Чувствую, — я застегнула спенсер на верхнюю застежку.

— Дело государственное. В статусе невесты ты можешь быть долго. А после удочерения завтра, в статусе сестры — всегда. Тонкости поймешь потом. И украшения можно носить, когда хочешь. Главное то, что они символизируют. Обычно надевают на официальные приемы. Не очень удобно?

— Нормально, буду смотреть вверх, а не под ноги. Как аристократов у нас учат.

Мы идем по коридорам под руку. Встречные кланяются нам. Я только киваю и то, слегка. Так вот и воспитывают.

— Рич, я смогу увидеть маму?

— Конечно. Я бы не хотел тебя отпускать. Но если необходимо, есть выход недалеко от вас. Ты сможешь приказать открыть проход с любой стороны. У каждого дежурит пост. Он услышит и активирует его.

— У меня, как у тебя не получится.

— Как я не надо, — смеется он, — у тебя другой способ, свой ключ. Ты уже имеешь на это право. Только зачем? Не лучше ли привезти родных сюда? По меньшей мере жизнь практически без болезней и в три раза дольше, чем у вас. Знания тебя ожидают потрясающие. Способности у тебя прекрасные. Зачем терять там время?

— Такое чувство, что не все сделано. Есть еще дело, которое надо вспомнить.

— Но одну я тебя не отпущу. У меня дела и с тобой пойти не смогу. И так пропадал год по нашему, два по вашему. Эх, и ты мне нужна здесь.

— Я недолго. И с мамой поговорю.

— Определю тебе, кто будет присматривать.

— Рыцари с собачьими головами?

— Зачем сразу рыцари? Агентура. Постарайся не развязать войну. Ты теперь персона государственная и намного важнее, чем ваши правительства, продавшиеся нижним за мыльные пузыри.

— Ты не шутишь, — смотрю ему в глаза.

— Я за тебя порву все, до чего дотянусь. Все настоящие обряды имеют сакральное значение, и не имеют обратного хода. Теперь ты — моя часть навсегда.

— Да, любимый.

— Иди сюда, — он стискивает меня в углу возле арки, увитой плющом. Я не успела пискнуть от медвежьих объятий. Нет, надолго от него уйти я не смогу. Он теперь тоже — моя часть. Навсегда.