Андрей Васильев - Файролл. Пути Востока
– Ой, ладно, Гедрон. Ты же понимаешь, что лут тут вторичен.
– Лут никогда не вторичен, даже если речь идет о зачуханном гоблине.
– Хорошо, твои предложения? Я весь внимание.
– По шмотке – согласен. Все остальное – моему клану.
– Ух ты. Как ты щедр. Вообще-то я мог в целом с тобой не делиться, за мной одно желание, это если ты забыл. Но я как человек чести готов отделить часть добычи в твою пользу. Например, все выпавшие компоненты для ремесел.
– И свитки.
– А вот тут фигушки. Свитки разыгрываем. И бижутерию тоже – она внеклассовая бывает.
– Давай хоть на троих.
– Нет, на двоих. И о нашем договоре никто не знает. Розыгрыш проводим после ухода из локации.
Гедрон криво улыбнулся:
– Не боишься, что кину? Трофеи-то на меня будут замкнуты.
– Не боюсь, – твердо сказал я. – Не тот ты человек. Был бы ты крысой – я бы еще в подземелье говорить с тобой не стал.
– Значит, никто не знает? А твои клановые? Тут ведь шила в мешке не утаишь, мы все это снимать будем и выкладывать потом.
– А своим я скажу, что это ты меня пригласил, в качестве ответного жеста за подземелье. А информацию про Жвалобоя как-то и где-то надыбал, неведомыми мне путями. А ты, если что, это подтвердишь. Своим меня представишь как старого друга. Ну да, вот из такого неприятного клана – и так бывает.
– Они никак про нашу сделку знают? – удивился Гедрон.
– А как же, я сразу и рассказал, – улыбнулся я.
– Хитер бобер. Так вроде не по договору?
– Да с чего бы? Это вы не вправе разглашать условия, у меня ничего такого не было. Хочу – рассказываю, хочу – нет. Ну что – по рукам?
– Тогда давай еще раз. Ты приводишь нас на место, где будет находиться Жвалобой, мы его убиваем, делим лут следующим образом – шмотки на воина тебе, остальные нам, реагенты тоже нам, свитки, бижа и прочее – в розыгрыш, пятьдесят на пятьдесят. Долг клана закрыт, ты возвращаешь мне перстень. Все так?
– Все так. Забыл только: ты никогда и ни при каких обстоятельствах не упоминаешь, что именно я навел твой клан и тебя на Жвалобоя. Ты его нашел сам.
– Да. Если Жвалобой сносит нас, долг клана все равно закрыт. Верно?
– Верно. Ну так по рукам?
– По рукам.
Мы пожали друг другу руки.
– Этого, своего, будешь звать для фиксирования договора? – улыбнулся Гедрон.
– Не-а, нет смысла. Нам друг друга кидать неинтересно.
– Ты вот что. Ты, конечно, хороший жук, но мое предложение о переходе в наш клан остается в силе.
– Спасибо. Может, и воспользуюсь. Теперь давай по времени и месту.
– А чего по времени? Завтра и пойдем – воскресенье же, все будут. Часика в три и пойдем. Вряд ли через неделю или месяц мы сильно прирастем людьми или что-то изменится, только перегорим. Что до тактики – сегодня все перелопачу, с мастерами клана обсудим. А по месту – говори где.
– Мах-Талаг знаешь?
– А, это тут, в пустыне. Заброшенный город. Знаю.
– Да. Только ты за мной сначала сюда приди. К духану, без десяти три. Или пришли кого.
– С чего бы? – опешил Гедрон.
– Ну во-первых, вряд ли этот город, Мах-Талаг, маленький. Где мы там друг друга искать будем? Во-вторых, я там не был никогда. Как я туда попаду?
Гедрон долго смеялся, потом сообщил:
– Сам не пойду – не будем давать пищу для сплетен. Казначея моего помнишь, Мато?
– Полурослика? Помню, а как же.
– Вот его пришлю. Ну все, бывай, «Буревестник». Интересный завтра день будет. В историю войти можем, в газете про нас напечатают и даже, может, фотку разместят. «Вестник Файролла» читаешь?
– А как же, – сказал я. – Прикольная газета.
– Прикольная. Я впервые за последние лет десять вообще газету покупать стал. По уму делают. Все, до завтра.
Гедрон ушел. Я посидел еще немного, расплатился по счету и пошел в караван-сарай. Перед завтрашним днем следовало выспаться.
Глава 22,
в которой герой выступает только наблюдателем
Странное дело, но я волновался. Нечто подобное я в былые времена ощущал перед экзаменами, первыми свиданиями и ответственными играми КВН – смесь предвкушения, тревоги и легкого страха из-за того, что можешь не справиться. Такое давно забытое чувство. С годами волнения подобного плана уходят куда-то и заменяются весьма обоснованными и рассудительными страхами, вроде того, что работу потеряешь и жить будет не на что, или что машину в ночи поцарапают гвоздем. Эдакими полубуржуазными и полуобывательскими страхами. Может, это потому, что за срединным рубежом жизни мы больше не ждем чуда? Не верим, что можно сдать экзамен, ничего не зная, что девушка может быть весьма благосклонна и на первом свидании и что полуфинал первой лиги можно выиграть и с паршивым материалом. Или просто нам накопленный жирок начинает на мозг давить?
Не знаю. Но у меня утром воскресенья было именно то, из юности, приподнятое и тревожное настроение. Вика, увидев меня такого, спросила:
– У тебя все нормально? Ты какой-то дерганый сегодня.
Я заверил ее, что все нормально, а такое состояние обусловлено лишь тем, что в доме наконец-то появилась хозяйка. Вика расцвела и умчалась что-то там делать, то ли кофе варить, то ли ванную мыть.
Кстати, я не соврал. Впервые за долгие годы в квартире царила чистота, я был сытый, отглаженный и не обруганный. Окончательно меня доконало то, что из платяного шкафа, когда я его открыл, вещи не высыпались. Они лежали на полках и висели на плечиках. Вот это и впрямь впечатляло. И заставляло задуматься – слишком уж как-то все идеально.
Я мыкался из угла в угол, смотрел телевизор, выкурил полпачки сигарет, и вот наконец время пришло. В половине третьего я вошел в «Файролл». Нет, можно было бы и раньше, но что там делать? Куда-то идти – смысла нет, а из угла в угол какая разница, где слоняться?
Я стоял у духана, ожидая полурослика. Из забегаловки вышел Ибрагим, увидел меня и радостно закричал:
– Вай мэ, ты в мой духан каждый день ходишь, ты мне уже как брат! Пошли, покушаешь, отдохнешь. Сейчас один ашуг придет – такие песни поет, слушай – про жизнь, про судьбу.
И, закатив глаза, Ибрагим довольно противным голосом пропел:
А я наплечники потуже затяну
И в свой колчан фамильный загляну.
Ну а потом стрелу возьму
И в орка я ее метну,
И в орка я ее метну.
– Гений, э?
– Ну да, – ответил я ему.
– О, Фатима идет. Пойду я, – вдруг заторопился Ибрагим. – Ну ты, это, надумаешь – заходи. Посидим, попоем, поедим. Как брата зову, не как клиента.
И он быстро вошел в духан, закрыв за собою дверь.
Ко мне тем временем приблизилась женщина в платье до пят и в хиджабе. На вид ей было лет тридцать.
– Здравствуй, воин, – услышал я ее мелодичный голос.
– Добрый день, – сказал ей я. – Чего это он вас напугался?
– Когда-то меня называли просто Фатима или Фатима, дочь Али-Мамеда. Сейчас называют Фатима-Горевестница. Я вижу то, чего еще нет, но что будет или может быть, и рассказываю об этом людям. Радостное они не запоминают, а вот печальное помнят. Вот и выходит, что я приношу беду, а ведь это не так. Жизнь не пишется только белыми красками.
– Это да, – согласился я. – Но люди не любят, когда им предвещают беду. Все надеются, что она зайдет в соседний дом, а не в их.
– Такова их природа, – кивнула Фатима. – А ты? Ты готов услышать правду о себе?
– Не знаю, – честно ответил я. – Наверное, да. А может, и нет.
– Дай мне правую руку, – сказала Фатима. – Я хочу посмотреть на твою ладонь.
– Держи. – Я протянул ей руку.
Фатима изучала мою ладонь долго, минуты три. Отпустив ее, она посмотрела на меня.
– Ну что у меня там? Надеюсь, не смерть?
– Смерть, – ответила Фатима. – Только не твоя. Но она всегда рядом с тобой, за твоим плечом.
– Ух ты, – удивился я. – Оно понятно – все мы смертны.
– Нет, – покачала головой Фатима. – Эта смерть недавно к тебе пришла. К тебе, но не за тобой. Она тебя бережет, но ты ей не верь – это лишь пока.
– Ладно. А что еще видишь?
– Битвы, дороги, скорая встреча со старыми друзьями и обретение новых врагов, холодный ветер и ледяные пещеры. Но не это главное.
– А что же тогда?
– Главное – ты должен выбрать верный путь. Настанет момент – может, завтра, может, через десять лет… Перед тобой будут лежать две дороги, и в какой-то момент ты должен будешь пойти по одной из них. Вернуться назад не получится – этот выбор ты делаешь один раз. Одна дорога будет широкая, удобная, а другая – тяжелая и грязная. По одной дороге с тобой будет идти твой друг, а по другой – твой враг. В конце одной будет жизнь, которая хуже, чем смерть, в конце другой будет смерть, которая лучше, чем жизнь. Пойми, какая дорога твоя, и тогда тебе не будет стыдно за прожитое. Прощай.
И Фатима, повернувшись, быстро пошла прочь от духана.
– Стой, я… – Но она уже скрылась за поворотом.
Я так толком ничего и не понял. Дороги, друзья… Эти гадалки, что здесь, что там, слова в простоте не скажут, их без бутылки не понять. Да и с ней не понять.
