Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы. Книга третья
Дошагав до места, где отряд проповедника разделился, и не обнаружив никаких следов погони, Пелевин не на шутку разволновался. От мысли, что он просчитался и дон Педро, наплевав на пальбу за спиной, добрался до укрытия Полины, тряхнуло, словно от скорпионьего укуса. Поспешно покидав амуницию на землю, Алексей добежал до покореженной грозой акации на вершине полого холмика. Забравшись почти на самую крону, охотник обшарил внимательным взглядом доступные глазу окрестности. И когда узрел в объективе монокуляра дона Педро, в окружении соратников карабкающегося на вершину соседнего холма, облегчено, почти что радостно вздохнул и пересчитал преследователей. Дон Педро, Имбулу, двое безымянных клевретов – вся команда в сборе и, следовательно, Полина в безопасности. Спустившись на землю и сожалея о погибшем маузере, Алексей в очередной раз помянул Рамиреса недобрым словом, подобрал дробовик и не спеша направился к выбранному для засады месту: носясь взад-вперед, погоня изрядно притомилась и теперь еле передвигала ноги, а посему можно было и не торопиться.
Обосновавшись в ложбинке у корней старой кхайи, царившей в зарослях пахучего крестовника, Пелевин наблюдал за преследователями и завистливо матерился: дон Педро жадно присосался к фляге, а один из клевретов раскурил длинную сигару, чей ароматнейший запах долетал даже до укрытия охотника. Заметив, что любитель табака, сухопаростью и унылым выражением вытянутого лица напоминавший даже не дон Кихота, а Росинанта, беспечно двинулся к кустам, траппер сглотнул слюну и, прильнув к земле, пополз навстречу португальцу.
Дошагав до облюбованных кустов, курильщик зажал ружьё подмышкой и принялся возиться с завязками на поясе. Когда чья-то рука удушающее захлестнула его горло, португалец даже не испугался, а возмутился: кто смеет ему мешать в таком деликатном, можно сказать, интимном деле? Разродиться какими-либо другими эмоциями он не успел: холодная сталь одним движением вспорола его горло, и все слова просто потонули в потоке багровой влаги, хлынувшей на жёлтую от солнца и пыли траву.
Заметив краем глаза, что отошедший по нужде приятель, всплеснув руками, вдруг скрылся из вида, Имбулу пихнул локтем дона Педро, отвесил подзатыльник успевшему задремать бодигарду и, указав товарищам, в какой стороне притаилась опасность, пригнулся пониже и заскользил сквозь травяное море, как кайман по речной глади. Манера приподниматься над травой так, чтобы над жухлыми листьями виднелись только глаза, лишь усиливало сходство. Приподнявшись в очередной раз, зулус дернул головой на неясный свист откуда-то справа: внезапно перед глазами мелькнула серая молния, и что-то твердое, с противным хрустом, врубилось в диафрагму. Хрипя от надсадной, сковывающей боли, Имбулу скосил глаза и расплылся в радостной улыбке: его мечта сбылась, – нож, самый замечательный в мире нож, теперь принадлежит ему! Вождь липкими от крови пальцами судорожно вцепился в торчащую из груди рукоять и умер счастливым.
Понимая, что охота вдруг пошла как-то не так, что от численного преимущества почти ничего не осталось и помощи от Рамиреса, скорее всего, ждать бесполезно, дон Педро испуганным шепотом окликнул последнего приятеля и, настороженно поводя стволом по сторонам, медленно попятился к склону.
Португалец – коренастый бородатый мужичина в кожаной безрукавке поверх домотканой сорочки, затравленно оглядываясь на каждом шагу, поспешил следом за ним – и застыл на месте, разинув рот в немом крике: из кустов напротив прямо в лоб смертоносно скалился срез ствола дробовика. Дон Педро, намереваясь поторопить запаздывающего приятеля, повернулся как раз в тот момент, когда оглушительно грохнул выстрел и кровавые ошметки – некогда голова клеврета – багрово-серым дождем разлетелись по сторонам. Брезгливо выплевывая залетевшие в рот костяные брызги, проповедник, размазав рукавом липкие потёки, разлепил глаза и, икая на бегу от ужаса, бросил ружье и вприпрыжку понесся по холму: из кустов, закинув ствол дробовика на плечо, вышла Смерть. Правда, в мужском обличье и небритая… Но когда речь идет о смерти, такие нюансы значения не имеют: хочешь жить – уноси ноги, а были ли у неё коса и балахон потом думать будешь. Если доживешь.
Увидев удирающего проповедника, Алексей злорадно ухмыльнулся, навел винчестер на мелькающую среди травы спину и с досадой сплюнул: чертов дон бежал навстречу солнцу, а оно, спасая шкуру пройдохи, било охотнику в глаза. Злобно рыча на ходу о том, как он замаялся носиться по пересеченной местности, Алексей рванул следом. Пару раз он пальнул на ходу, но все усилия оказались тщетными: свист дроби над ухом только прибавлял проповеднику прыти.
Внезапно мельтешение перед пелевинскими глазами резко оборвалось, раздался жуткий треск, затем – душераздирающий крик, потом снова треск, и тишина… Осторожно подобравшись к месту исчезновения проповедника, Алексей разочарованно покачал головой: меньше чем в ярде от его ног начинался невидимый в гуще растительности обрыв с крутыми, поросшими кустами и мелкими деревьями склонами. Вынув монокуляр, траппер тщательно всмотрелся в промятый тушкой дона Педро след, но тела врага так и не обнаружил. Досадуя, что не имеет возможности спуститься (точнее, спустившись – подняться), Алексей вполголоса выматерился, с чувством сплюнул на возможную могилу врага и побрёл назад. Солнце клонилось к закату, да и девчонки, наверное, волнуются…
Ярко-оранжевое пятно, колышущееся промеж деревьев, Алексей заметил еще ярдов за триста до стоянки и на какое-то время задумался, как отреагировать на поступок девчонки: устроить выволочку за демаскировку или вынести благодарность за то, что сумела развести костер по всем правилам. Пребывая в раздумьях, Пелевин подобрался поближе, но выходить к огню не стал, а бесшумно обогнул лагерь по широкой дуге. Почуяв приближение хозяина, Бирюш радостно замолотил хвостом, но поста не покинул. Фея, недовольная внезапной активностью лохматого друга, что-то полупрезрительно фыркнула и перебралась под бок ничего не подозревающей хозяйке.
Заметив, с какой настороженной решимостью Полина, не отводя занемевших пальцев от курков, поводит по сторонам стволами дробовика, траппер мысленно премировал себя бокалом бренди за предусмотрительность и спрятался за стволом дерева.
– Поля! – оценив точность и скорость наведенных на звук голоса стволов, Пелевин довольно улыбнулся и чуть смущенно откашлялся. – Ты курки-то спусти, а то бахнешь ещё ненароком, – услышав сдвоенный щелчок, Алексей облегченно вздохнул и шагнул к костру. – Рассказывай, как вы тут живёте-можете…
– Лёша-а-а! – откинув дробовик в сторону, Полина, едва не затоптав пса и кошку, метнулась к выходящему из тени охотнику. – Живо-о-ой! Вернулся!
– Да чего со мной сделается-то? – смущенно пробурчал Пелевин, осторожно снимая радостную Полину со своей шеи. – Там делов-то было всего ничего, а противников стоящих и вовсе ни одного…
– Да-а-а? – недоверчиво протянула Полина, удивившись тому, как Пелевин аккуратно, но всё же с толикой небрежности, прислоняет к дереву незнакомое ей оружие. – А куда ты тогда ружье своё дел?
– Погибла Варенька, – отводя глаза в сторону, с ощутимой печалью в голосе буркнул Пелевин и, мимоходом потрепав Бирюша по холке, устало плюхнулся на землю.
– Как погибла? – всплеснув руками, недоуменно вытаращилась Полина. – Почему погибла?
– Меня спасала, вот и погибла, – траппер невыразительно дёрнул плечом и, закрыв глаза, прислонился спиной к дереву. – Где я теперь такую найду?
– Если хочешь, – уперев руки в бока, девушка горделиво вздернула носик, – я тоже погибну, чтобы тебя спасти!
– Если ставить приоритетом мои желания, – траппер с видимым трудом повернулся к Полине и смерил подругу усталым взглядом, – то меня больше устраивает, что, защищая меня, ты живешь.
Не дожидаясь, пока ошеломленная девушка перестанет растерянно хлопать глазами, Пелевин стёк на землю, повернулся на бок и меньше чем через минуту тихонько засопел. Полина нежно разгладила слипшиеся от пота и пыли волосы траппера, осторожно поцеловала его в лоб, и, укрыв охотника одеялом, примостилась сбоку.
Глава шестнадцатая
Утро началось с недовольного фырканья придавленной Феи. Выбравшись из-под хозяйского бока, кошечка демонстративно вскарабкалась на Полину, с видом победительницы горделиво водрузила лапу на девичью грудь и что-то омерзительно мявкнула. Не открывая глаз, девушка сонно отмахнулась. Фея проводила хозяйские телодвижения презрительным взглядом и ехидным мяуканьем. Прямо в ухо. По-прежнему не размыкая век и не отрываясь от лежанки, Полина томно потянулась и шумно втянула в себя утреннюю свежесть. Та благоухала ароматами пшенной, изрядно приправленной тушенкой, каши. Желудок Полины, не кормленный больше суток, громогласным урчанием отдал команду: «Подъем!» – и рывком вздёрнул толком не проснувшуюся девушку на ноги. Фея, не ожидавшая от хозяйки такой прыти, кубарем полетела на землю и, приземлившись, окатила девушку укоризненно-осуждающим взглядом. Только что когтем у виска не покрутила. Не обращая на кошачьи экзерсисы никакого внимания, Полина юркнула к костру, состроила умильную рожицу и, сложив ладошки лодочкой у груди, просительно уставилась на нависшего над огнём Пелевина.
