Дурацкий расклад (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович
Даже в тумане я ловил себя на том, что отстраненно размышляю не над текущей работой, а на том, что я сотворю с этой заразой вечером. И ночью. Или она со мной.
Самое забавное, что марафоном «дорвались два придурка» это не было. Кладышева постоянно держала себя под жестким самоконтролем, пытаясь определить рамки и границы с внутренними демонами, а я держал происходящее под своим контролем, также не оставляя без внимания свои «падения». Но… хочешь держи, хочешь не держи, а всё равно границы и рамки будут расшатываться.
Не выдержав более искушения, я встал с лавки и побрёл к автомату за еще одной порцией кусачей ледяной жидкой сладости. Конечно же, обманул себя, выжрав четыре стакана подряд, а затем вернулся на скамейку.
Кладышева… была не только ценным сексом и чебуреками. Это, скорее, были так — очень приятные, а местами даже и опасные, но всё-таки дополнения. Самое ценное, что приобрел именно я — опытнейшего психиатра, у которого после регулярного сброса прорвы накопившегося напряжения, куда лучше стали работать мозги. И это был целиком мой человек, с потрохами. А значит, я теперь знал многое… и о многих.
К примеру, что теперь ежедневно два часа с утра Вероника работает с мозгами Палатенца, сидящей в камере в НИИСУКРС, и что у нашей Юленьки самый натуральный отходняк. Я, блин, стал её котиком-наркотиком, нафиг!
Довольно близко, кстати. Девушке просто было затруднительно вести внутри меня мыслительную деятельность — это как решать математические уравнения в оркестровой яме, где грохочет музыка. А вот расслабиться и бездумно существовать, растворяясь в этой музыке — самое оно. В итоге мои экспатические способности начали проворачивать с Окалиной-младшей тоже самое, чего хотела добиться Вероника от Вольфганга Беккера, бывшего нашим коматозным соседом, — то есть, чтобы я пассивно «запрограммировал» тело вегетативного немца своим разумом. А получилось, что начал «переваривать» Юльку, которая была далеко не против такого исхода!
А с какой стати она будет против, когда все вокруг, без исключения, требуют от неё именно того, чтобы она стала другой, а не такой как сейчас? Хотели? Получите, распишитесь! Сдачи не надо!
Сложно с нашим Палатенчиком, чертовски сложно. И ей тоже непросто находиться в постоянном стрессе. Имея память о том, как её уважали, слушали, рукоплескали и как ей восторгались, оказаться в ситуации ребенка, которому в ответ на любую хотелку следует отказ. Особенно ребенку, который просто не может понять, из-за чего должен держать себя в узде. Не хочет этого понимать. Так что как здесь закончу — попрусь в наш институт по отлову крупного рогатого скота, помогать Веронике пинать эту полупрозрачную бараниху…
Внезапно, чуть не заставив меня проглотить сигарету, в парке образовалась девочка. Точнее «собралась» из множества быстро прилетевших кусочков, сиявших зеркальными гранями. Буквально так — брык-брык-брык, и здрасти! Стоит такая в трусах и майке пронзительно домашних, непричесанная, глаза светятся восторгом, озирается по сторонам… А рученьки? Вот они рученьки-то…
Ребенок не успел чихнуть (а ведь собиралась), как я уже легонько бросил комок слизи ей прямо в личико. Дальше прямо как по заказу — человек, ощутивший, что в лицо что-то попало мягкое и теплое, тут же принимается это мацать, склеивая себе пальчики. Взрослый бы еще что-то сделал, но вот дохлячий ребенок? Не, не в этой жизни.
— Ммм!! Мнмнмнмм!! — сказала кому-то испуганная девочка.
— Ну-ну, — успокаивающе заявил я, аккуратно подходя к ней поближе и принимаясь с определенной опаской чистить хулиганке нос. Та пыталась затруднить мне работу, пытаясь еще проковырять дырку во рту, но это было лишнее, поэтому она и получила шлепок по заднице.
— Стой тихо, — велел я ей, — А потом просто дыши. Всё в порядке.
— Мнм?! — усомнилась девочка.
— Ни ссы, Маруся, я Дубровский, — зачем-то схохмил я, продолжая работать над подачей кислорода.
Все кончилось быстро и хорошо. То есть девочка задышала, а затем была подхвачена мной под пузо и оттранспортирована…
— Шо, опять?! — с чувством спросил сидящий на приемке сержант, которому я до этого сдавал седого лунатика, желавшего жить на повышенную зарплату без повышенного риска.
— Это, ваще-то, телепортатор, товарищ милиционер, — грустно заявил я, держа за подмышки горестно хлюпающую носом девочку в трусах, — Часики видите? Нет. И я нет.
Нелицензированная девочка, значит. Притаившаяся. Не ставшая раскрывать приобретение способностей либо сама, либо под давлением родителей, не желающим, чтобы ребенка отняли «на опыты». Или куда-то еще. Дураки они у нее. Потратив на дитё рулон туалетной бумаги, для впитывания излишком слизи, мы получили громкий рёв и кучу «я больше не буду». Оставив сержанта разгребаться, я малодушно убежал назад ждать. И, вскоре, дождался.
Скрипнула, отодвигаясь, крышка канализационного люка, и из темных глубин на меня уставились два больших и красивых глаза, хоть и слегка узеньких. Кроме них еще было кое-что, но такое грязное…
— Едрить! — только и выдавил я, глядя на вылезающую на свежий воздух Янлинь в мокром перепачканном комбинезоне. Девушка вся была очень мокрая и грязная, а уж воняло от неё так, что кусты начали жухнуть!
Быстро оттащив девушку в ближайший подъезд, я извлек из взятой с собой сумки пачку салфеток, начав ими оттирать тихо бурчащую себе под нос китаянку. Слегка смачивая мягкую бумагу выделяемой ладонями слизью, я пытался привести это чумазое и вонючее страшилище в вид, когда нас могут пустить в баню без вызова милиции. А это сейчас очень важно, потому что если сидящий на дежурстве сержант увидит меня в третий раз — то его психическое здоровье может пострадать!
Спустя три пачки салфеток Янлинь приобрела человеческий вид, а я, запихав влажный и грязный мусор в пакет, выдал ей другой пакет, который вынул из пакета для мусора, тем самым вооружая китаянку на посещение бани. Та была недалеко, так что дойти получилось даже без свидетелей. Но вот внутри…
— Ты где её взял?! — потребовала ответа закончившая ругаться тетка на входе, — Вот вонища-то!
— В канаве лежала, — соврал честный я, — Мимо иду, смотрю — лежит! Дай думаю помою, покормлю, домой пущу…
— Что у тебя, под маской совсем беда, что ли? — проявила стервозность тетка, — Чего на китаянок-то кидаешься?
— Всё у меня в порядке под маской, — обиделся я, — А китаянки хорошие. Худенькая, маленькая…
— Сисек нет и жопы! — отрезала тетка.
— Только стариться начнет после 50-ти, — взял меня праведный гнев за китайский народ, — А что сисек нет — так и обвиснуть нечему!
— Так, а ну иди отсюда, раз мыться не будешь! — взъярилась тетка, которой как раз было где-то лет сорок и килограмм под сто, — Ходят тут всякие! Воняют!
Ну а когда показалась Янлинь в своем легком белом платьице на босо тело, старушку чуть дед Кондратий не тяпнул! Вытащившись из-за кассы, она назвала уходящих нас многими нехорошими словами, заставляя девушку недоуменно оборачиваться, а затем еще и на меня посматривать с вопросительным выражением своего китайского лица. Я шел гордый и молчаливый, как и должно шагать тому, кто железной пятой логики попрал стервозность и скандализм.
— Всё хорошо, — наконец, произнесла подруга, — Мы подключились. Я всё проверила, Виктор, перепроверила тоже. Отдельный канал на «Жасминную тень», рядом пустила страховочный. Теперь никто нас не отключит.
— А кабеля не найдут? — поинтересовался я.
— Нет, — помотала головой «чистая», — Нам там очень хорошие кабеля оставили. Очень. Я их очень незаметно пустила. Не найдут. Не определят. Только если… нет, неоген тоже не обнаружит, они изолированы. Только тот, кто умеет дистанционно ощущать металлы. И знает, где искать.
Отлично. Это был план Окалины — подключить нашу общагу к городской подземной магистрали, протянутой от одного из реакторов Стакомска, но мы его слегка усовершенствовали, попросив майора выдать дополнительные кабеля. Суперкомпьютер, уже собранный Янлинь в более-менее рабочее состояние, нуждался в питании и связи с сетью, а проделывать это через полуофициальные, но всё-таки зафиксированные действия майора, мы не хотели.
