Граф Брюс (СИ) - Останин Виталий Сергеевич
— Ты… издеваешься? — удивлению моему не было предела. — Они же нас заметят и начнут стрелять!
— Очень быстро побежали! — хихикнула лиса. И больше не тратя время на споры, сорвалась с места стрелой.
— Проклятье! — мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.
Наверное, до конца своих дней я буду помнить эту сумасшедшую пробежку. Когда пот — больше от страха, чем от усталости — заливает глаза, дыхание постоянно сбивается, а спиной ты буквально чувствуешь, как в тебя целятся люди в чёрных масках. И вот-вот откроют стрельбу.
— На самом деле я была уверена, что палить они не начнут!.. — задыхаясь сообщила Ринко, когда мы домчались до забора и преодолели его одним прыжком. — Даже если бы и заметили побег…
— Почему же? — почувствовав себя в относительной безопасности, я разом растерял все силы, которые держали меня в горизонтальной поверхности. И за стеной сразу же грохнулся на землю
— А ты по сторонам посмотри!
Перевернувшись с живота на спину, а потом сев, я последовал её совету. Микророщица на границе пустыря, десяток гаражей жителей соседних домов, сами многоэтажки в отдалении. Всё выглядит так мирно, словно бы в паре сотен метров отсюда свихнувшиеся поляки не захватили для каких-то своих целей всю школу.
— Что я должен увидеть? — уточнил у лисы.
— Кого! — та наставительно вздёрнула палец. — Кого увидеть, Ром-ром!
Похоже, вместе со свободой к кицунэ вернулась и её обычная легкомысленность. В школе она действовала, как спецназовец на задании — серьёзная и смертельная. Вспомнить хотя бы, как она убила того поляка, что отправился за нами в подвал.
— Кого, Рин-рин? — начал было я, но тут же сам всё понял.
Вокруг не было ни души. Характерно для спального района и примерно девяти часов утра. Работающие взрослые и школьники уже разбрелись по тем местам, где проведут большую часть дня, а те, кому этого делать не нужно, ещё не выходили на улицу. Картина, которую я наблюдал, была скорее нормальной… если бы не одно «но».
Так не должны выглядеть окрестности школы, которую захватили террористы. Где полицейское ограждение, мигалки, готовящийся к штурму спецназ и маячащие вдалеке зеваки?
— Никто не знает, что произошло нападение?
— Удачное время сволочи выбрали! — подтвердила моё предположение спутница. — И поэтому я решила, что палить через окна, когда все их могут услышать, террористы не станут.
— Ты психованная! — только тут до меня дошло, какой шаткой конструкции из домыслов и предположений, телохранительница доверила наши жизни.
— Ну, у нас же всё получилось! — изобразила она на лице милую невинность. — Стоило рискнуть!
Может быть, когда-нибудь, через несколько дней, месяцев или лет, я признаю её правоту. Скажу себе, что бежать к забору в любом случае было лучшей идеей, чем торчать под стенами школы и ждать непонятно чего. Но не сегодня. Не сейчас, когда моё тело буквально сотрясалось от адреналинового отката.
— Ладно, хорош валяться! — свернула оборотень наш импровизированный привал. — Нужно срочно добыть телефон и позвонить кому следует!
Через три минуты мы уже стояли у магазина в одном из многоквартирников, окружающих школу, и звонили в Тайную Канцелярию. Ещё через две — встречали машину группы быстрого реагирования, которая примчалась прямо к подъезду. А через десять школа уже была оцеплена со всех сторон, а нас под своё крыло забрал лично Барух Моисеевич.
Операцией по освобождению заложников он не командовал, этим вообще занимался какой-то особый отдел полиции. Но прибыл на место, чтобы доставить переговорщиков от контрразведки и увезти нас отсюда.
Оказалось, что группа наружного наблюдения, которая была ко мне приставлена, ничего странного не замечала. Спокойно довела нас до школы и продолжила ждать, когда мы из неё выйдем. И ждали до тех пор, пока мы с Ринко, будто за нами гнались все демоны ада, не промчались через школьный двор. О чём сразу же доложили командованию, а оно, ещё до нашего звонка, отправило отряд спецназа.
— Похоже, ночью в школу проникли! — повторяя мои выводы, сетовал особист, пока знакомый мне по одной лихой поездке водитель вёл машину к управлению Тайной Канцелярии. — Но почему они до сих пор не вышли на связь? Не объявили никаких требований? И как, во имя всех праведных, в столицу проникла целая боевая группа «Сынов Свободы»? Похоже, гнать надо таких старых меринов, как я, со службы!
Мне, кстати, тоже был интересен ответ на этот вопрос. Не прямо сильно-сильно, в конце концов, я не разбирался во всех мероприятиях, которые проводили силовики, чтобы такого избежать. Но любопытно было, да.
Но Леви тему развивать не стал. Вместо этого отвлёкся на связь с переговорщиком, которого оставил у школы.
— Новости? — лаконично произнёс он в телефонную трубку. Выслушал ответ и шёпотом выругался.
— Что? — в один голос с Ринко вопросили мы.
Барух Моисеевич повернулся к нам с таким видом, словно уже успел забыть, что мы тоже находимся в машине. Но ответил не нам, а своему собеседнику.
— Отправь мне!
После этого прервал звонок, на который сразу же пришло сообщение. Опять-таки не сговариваясь, мы нависли над его креслом, глядя на то, как он нажимает на присланную ему ссылку и открывает видео.
Камера показывала спортзал нашей школы. Конечно, мы его узнали не по какому-то уникальному дизайну, а по толпе школьников и боевиков в кадре. В данный момент последние выстраивали пленников в одну колонну. Потом в центре этой композиции появился террорист без маски и заговорил. Правда, очень тихо, я ни слова не расслышал.
— Можно погромче сделать? — ничуть не смущаясь, попросила подруга.
Леви снова бросил на нас странный взгляд вполоборота, но громкость на телефоне увеличил.
— … стали последней каплей! — донеслись до нас уже отчётливые слова боевика. — И мы решили показать вам, как это выглядит с нашей стороны!
Повернувшись к своим подчинённым, он махнул рукой и скомандовал: «Начинайте!»
Честно говоря, в тот момент я подумал, что он отдал приказ убивать заложников. Был уверен в этом, практически. Ну а чего ещё ждать от человека, который с оружием в руках захватил в плен сотню, если не больше детей.
Но камера сменила фокус и показала не жестокую расправу, а… переносной алтарь, купель и священника в полном облачении, тоже, что характерно, без маски. Причём католического, а не православного, насколько я в этом понимал.
К нему как раз подвели первого школьника, восьмиклассника, судя по возрасту. Двое вооружённых мужчины в масках заставили его встать на колени, священник трижды брызнул водой на волосы пацану и что-то быстро произнес на польском. После чего начертал ему на лбу невидимый крест.
— Он его окрестил! — выдохнула Ринко.
— Я понял, но…
— Тихо! — прикрикнул на нас контрразведчик. — Не мешайте!
Камера тем временем снова сменила ракурс, показывая командира боевиков.
— Вот так это выглядит! — с нажимом произнёс он, глядя в объектив. — Только что отец Ежи крестил этого ребёнка в католической традиции! Православного мальчика! И сегодня он крестит всех этих детей, делая их католиками. Как вы, узурпаторы, вводите в польских школах, уроки православия! Вот что вы делаете! Пожните же то, что посеяли!
Дальше телефон показывал только процедуру крещения, но её мы смотреть не стали — Леви погасил экран и затейливо выругался на незнакомом мне языке. Вероятно, на идише.
— Это что за перформанс? — воскликнула Ринко. — Зачем для этого захватывать заложников?
Я только плечами пожал — мне бы кто объяснил. Устроить налёт на школу, палить из автоматов над головами, и в результате записать видео с тем, как католический священник перекрещивает детей. Да это ведь всё равно, насколько я знаю каноны здешней религии, не имеет никакой силы!
— Это не захват заложников, — хмыкнул с переднего сидения контрразведчик. — А именно перформанс. Уверен, что и оружие у них ненастоящее, охолощённое. Но рисковать мы не будем — дадим им закончить и тогда предложим сдаться. Да они и сами выйдут, как закончат.
