Долины и взгорья (СИ) - Щепетнёв Василий

Так что если доярка, водитель и хирург работают, невзирая на астению, то и я буду. Безусловно. Разница только в том, что от доярки не требуют рекордных надоев, а от меня ждут победы. Уже из Спорткомитета звонили, справлялись, как там я, не подведу? И предлагали санаторию, лекарства и доппаёк.

Доппаёк я забрал. То есть девочки забрали. Не в деньгах дело, просто и с деньгами зимой с продуктами не очень чтобы очень, хоть на базаре, хоть в столе заказов. То есть с точки зрения обыкновенного комсомольца я зажрался безусловно: курица у меня по воскресеньям, грибной суп в понедельник, свиная отбивная во вторник, в среду сазан или карп, и так далее. Но после гриппа нужна особая диета. Восстановительная.

Мы сидим перед телевизором, смотрим «кабачок тринадцать стульев», а я ем морской салат: мидии, крабы, осьминожки, кукумарии, трепанги. Затем есть салат традиционный, оливье. И большая фруктовая корзинка — апельсины, груши, яблоки, виноград и даже персики! И чернослив в шоколаде, экспортный продукт Каборановского кондитерского цеха! Не поехали мы в этот раз в Каборановск. Какое…

Я, конечно, ем. То одно, то другое. И чтобы девочек не обижать, они старались, и разумом понимаю — нужно. Но аппетит слабенький. Едва-едва.

Говорим неспешно о том, о сём. В последнем, двенадцатом номере был опубликован опросник, сейчас в редакцию идут сотни писем, и пока тройка лидеров выглядит так: роман Стругацких «Пионеры», повесть Лема «Пиркс разгневан» и повесть Брежнева «Возрождение». Результаты мы опубликуем во втором, февральском номере, глядишь, ещё придут ответы, но вряд ли что-то изменится кардинально. Джошуа Мозес с «Тайной плантатора Иглесиса» на почётном пятом месте.

Нам подсказывают доброхоты: Брежневу нужно непременно дать первое место. Но девочки говорят, что Леонид Ильич просто рассмеялся: «никто никогда не поверит, что я лучший рассказчик, чем Стругацкие или Лем». Они созваниваются с ним, с Брежневым, по поводу деталей новой повести. Нечасто, конечно. Раз в неделю или около того.

Третье место Брежнева настоящее. Потому что «Возрождение» — это и о шпионах, и о ворах в самых верхах, и о честных работниках, ведущих с ними борьбу. Всё, что интересно людям. Ну, и написано хорошо, Лиса и Пантера старались и сохранить особенности речи Брежнева, и держать читателя в напряжении. Чтобы, пока не закончит чтение, спать не ложился.

Вот кто пишет Брежневу тексты выступлений? Плохо ведь пишет, ужасно. В жизни Брежнев говорит просто, понятно и с юмором, а в телевизоре — пономарь пономарём. Но, видно, так положено — с трибуны говорить суконным языком. Или это маскировка? Внушить противнику чувство мнимого превосходства? Только кто противник? Противник-то кто?

Немало хороших «незаказных» отзывов в прессе на опубликованное. По всему выходит, что «Возрождение» выдвинут на государственную премию. Если так, то журналу большая польза будет. И финансовые показатели за год отличные, и подписка прошла замечательно. Удорожание журнала, конечно, неприятно, но это данность, не нами придуманная. Не хватает бумаги. А почему? Лиса говорит, что это дело непростое, добрыми намерениями не поправишь. Нужны большие вложения. Очень большие. А бюджет напряжённый. Если где-нибудь прибавляется, в другом месте непременно убавляется.

Но бюджет «Поиска» — в порядке. Годовые премии не только начислили, но и выдали, и потому всякий «поисковик» может сделать себе и другим подарок от всей души, но в разумных пределах. Моя премия — две с половиной тысячи.

— А ты на что потратишь премию, Чижик? — спросила Ольга.

— Не знаю, — чистосердечно признался я. — Всё думаю, думаю…

— Ну, думай.

И в самом деле нужно думать. Помимо прочего, меня ждет очередной кусочек выигранного миллиона, пятнадцать тысяч долларов в чеках Внешторгбанка. С тех пор, как упразднили разнополосые сертификаты, все чеки одинаковы. Сколько есть, столько есть. Только начисляют их по-разному. Одно дело монгольские тугрики, другое — индийские рупии, и совсем третье — американские доллары. Сначала доллары переводят в рубли по официальному курсу, семьдесят пять копеек за доллар. А потом умножают на коэффициент четыре, запятая, восемь. Потому что доллар не тугрик. И я получу чеков на пятьдесят четыре тысячи рублей. На год. Живи, и ни в чем себе не отказывай. А я и половины за этот год не потратил. Что половины — четверти! Если точно — одну десятую. И то потому, что после возвращения из Ливии был расстроен пропажей чемодана и купил — вынужденно купил! — обновки. А теперь я могу купить автомобиль, могу купить стройматериалы, если получу участок в Кисловодске. Шубу норковую могу купить, три. Лисе, Пантере и маменьке. Только у маменьки шуба есть, а Лиса и Пантера шубу не хотят. Норковая шуба — это для тех, кому за сорок. А комсомолкам нужно что-нибудь попроще, молодёжное и демократичное. Дубленки, к примеру.

Ладно, привезу из Стамбула. Турецкие дубленки, говорят, авантажнее болгарских, что продают в спецсекции чернозёмского ГУМа. Хотя и болгарские хороши.

Ну вот, только подумал, а они мне:

— Чижик, не думай покупать нам дубленки. По глазам вижу — думаешь. Не надо.

— Почему?

— Мы сами купить хотим. Не лишай нас удовольствия!

Понятно. Оно, конечно, им интересно и выбирать, и мерить, и опять выбирать. На свой вкус. И денег у них на дубленки хватит, легко.

Когда я покупал себе пальто, костюм и прочее, то было искушение взять, да и купить что-нибудь ювелирное. Колье в «Березке» видел, бриллиантовое, за сорок тысяч чеков. Но, во-первых, на два колье у меня тогда чеков не было, а во-вторых, не слишком ли это? За такое колье и убить могут, легко. Нет, девочки они боевые, запросто не возьмешь, но ведь и люди за подобными вещицами охотятся серьезные. Застрелят с пяти шагов, никакое дзюдо не спасёт. И опять же бриллианты — это для тех, кому за. Лучшее украшение комсомолки — молодость, скромность, активная жизненная позиция.

В Стамбул со мной девочки не едут. Они — кормящие матери, и будут таковыми до лета минимум. А везти собой Ми и Фа сам не хочу. Неполезно это. Да и выпустят ли? Одно дело в дружественную, а теперь и почти братскую Ливию, на солнышко, к дяде Муаммару, а другое — в натовскую страну. Да ещё зимой, в сырой промозглый Стамбул. Средняя температура плюс десять, я узнавал, но январь — самый дождливый месяц в году. И ветер с моря. Нет, нет и нет. Этот вариант не рассматривается. Как-нибудь справлюсь.

— Что твои секунданты? — опять прочитали мои мысли девочки.

— Бьют копытами и рвутся в бой.

Да, Геллер и Нигматов на чемпионате Союза выступили выше всяких ожиданий, и считают, что работа со мной им явно на пользу. У Антона успехи скромнее, на чемпионате России шестое место, но он и не претендует. Пока. Возможно, летом поедет в Чехословакию, на турнир, зарабатывать звание международного мастера. Но это если я удачно сыграю с Корчным, тогда и на Антона падет отблеск славы, иначе кто ж пошлет за рубеж обыкновенного мастера? Мастеров в стране много, а заграничных турниров мало!

Я думал, а сам потихоньку ел. За Ми, за Фа, за Лису, за Пантеру. Телевизионный кабачок шел своим чередом, пан директор давал ценные указания, пан Зюзя творил нетленку, пан Спортсмен шёл на рекорд, пан Гималайский ставил новаторскую пьесу, и всем было весело.

А когда кабачок закрылся, мы вышли во двор. Оно бы и погулять было неплохо, но радионяня (да, Грюндиг) действовала только на полторы сотни шагов. Вот на этой дистанции мы и гуляли.

А больше никто и не гулял. Андрей Николаевич, сосед, был в Москве, обслуга, Павел и Пелагия, гулять не любили. Николай Степанович Бухонов, председатель Облисполкома и сосед с другой стороны, встречал Новый год в Оперном театре, с активом области, там же были самые важные обитатели нашего уголка Сосновки. Кроме тех, кто с гриппом оставались дома, опять же в городе.

Где-то вдалеке визгливо играла гармошка, и доносились простые сельские песни. Частушки, да. Ну, как умеют, консерваториев никто не кончал, а веселие на Руси пить и петь!