Петр Динец - «Царствуй на славу!» Освободитель из будущего
– Афанасий, – хрипло выговорил пленный, еле разлепив запекшиеся губы.
– Жить хочешь, веди себя тихо, Афонасый, – сказал чеченец и пошел к костру, возле которого сидели с десяток головорезов в халатах и мохнатых шапках.
Еще четыре дня Афанасий с тремя другими пленными трясся, связанный, в телеге, пока тропа не стала чересчур узкой. Телегу оставили в небольшом ауле, и дальше пленные передвигались пешком, на веревке идя позади лошадей. На следующий день они, наконец, добрались до большого аула, называемого Хаккой. Видимо, чеченцы, напавшие на их обоз, были из разных аулов, так как отряд, с которым они дошли до Хаккоя, насчитывал всего двадцать человек, тогда как нападавших было около полусотни. Между собой пленные особо не разговаривали, ну разве шепотом, ибо когда Савва, молодой парень из-под Полтавы, пытался заговорить с Афанасием, он тут же получил плеткой по спине от ехавшего возле телеги чеченца, после чего пленные ехали молча.
Приехавших всадников встречал весь аул. Жизнь в горах монотонная, поэтому возращение своих из набега на неверных стало великой новостью. Детвора с любопытством окружила группку пленных, о чем-то горячо споря и смеясь. Всадники, спешившись, отдали коней подошедшей детворе и направились к дому старейшины. В Хаккое не было площади или центра деревни, как это имело место в русских деревнях, расположенных обычно на равнине. Дома в ауле шли террасами и жались друг к другу. Дом старейшины, сложенный из камня, как и остальные сакли, был немного просторнее. Возле него высился минарет небольшой мечети.
Через полчаса седой старик вышел из своего дома и, обращаясь к своим односельчанам, воздал хвалу Аллаху за благополучный исход набега против гяуров. Закончив молиться и проведя руками по своей седой бороде, он что-то приказал высокому рыжеватому чеченцу по имени Мансур, который возглавлял отряд. Мансур кивнул своим, и пленных отвели в небольшой каменный сарай, после чего закрыли небольшую дощатую дверь на замок. Помещение, куда затолкали пленных солдат, оказалось без окон, и лишь немного света проникало между плохо пригнанных досок двери. На полу лежала несвежая, свалявшаяся солома, стояли небольшое ведро и кувшин воды. В сарае уже был один пленный, который вскочил, когда их затолкали вовнутрь. После лязга замка, когда все затихло, он кинулся к усталым пленникам и спросил:
– Свои?
– Свои, – уныло вздохнул Афанасий.
– Как вас зовут-то? – спросил новый знакомый.
– Меня Афанасием, – ответил обозник, – а вот ентого юнца Саввой. – Другие товарищи по несчастью тоже представились, после чего с кряхтением повалились на пол, спинами оперевшись об стену.
– А меня зовут Илья, – представился собрат по несчастью. Туто вода есть, – сказал он, указывая на кувшин, – вы попейте, вам легше станет. Вас когда пленили-то?
– Пять дней назад, – ответил Афанасий. – Мы с обозом в Грозную шли, а енти нас в лесу поджидали, – объяснил он, указывая на дверь. – Обычно места эти спокойные, вот казачки и ускакали вперед. До крепости только десять километров оставалось. Половина из нас в первую же минуту полегла, а десятком против полусотни много не навоюешь. Я вона еще легко отделался, – сказал он, указывая на огромный бордовый след сбоку головы от удара саблей плашмя. – Ему вона ухо отрубило, – указал он на Игната, с сумрачным видом сидевшего у дверей сарая.
– И меня недалеко от Грозной повязали, – сказал словоохотливый Илья. – Наш Елизаветинский полк тогда лагерем у реки расположился. Мы тогда аулы замиряли, недалеко от Грозной. А ночью на нас местные напали. Я как раз по нужде отошел, вот меня и повязали. Уже неделю тут. Наши обычно пленных не обменивают, так что, думаю, нас дальше в Персию погонят. У них тут тайных троп много.
– А бежать отсюда никак? – спросил Афанасий, отхлебнув воды из кувшина, переданного по кругу.
– А как? – ответил Илья. – Дверь здесь крепкая. Вокруг одни чеченские аулы. Нас мигом повяжут, ежели удастся дверь сломать.
– Тогда лучше по пути, если, как ты сказал, нас далее поведут.
– Думаю, шо скоро поведут. Просто так кормить нас им не с руки. Вона у самих есть особенно нечего. Генерал Фези их шибко поприжал, не забалуешь. Так шо поведут.
Но Илья ошибся. Их никуда не увели. Точнее, не успели увести. Через неделю, после того как Афанасия и других обозников привезли в Хаккой, они услышали выстрелы и негромкие хлопки полевых пушек. Савва приник к щели в двери, пытаясь увидеть, что происходит.
– Ну шо там? – спросил любопытный Илья.
– Да ничего не видно, – ответил Савва, – вона только суетятся все. Видимо, наши к аулу подошли.
И действительно, звуки выстрелов потихоньку приближались, а в ауле настало столпотворение. Взрослые с оружием залегли у невысокой каменной стены со стороны атаки, а дети тем временем отводили коней другой стороной, чтобы в случае бегства оставшиеся в живых могли отступить дальше в горы. Но аул обложили со всех сторон, так что эта уловка не удалась. В Хаккое насчитывалось около двух сотен горцев, и в плен они не сдавались. Поэтому бой был упорным и кровопролитным. Каменные стены строений не сразу разрушались даже пушечными ядрами. Исход решила колонна осетинской милиции, которая, преодолев крутой склон, вошла в аул с тыла. После полудня Афанасий услышал возле сарая русскую речь и закричал:
– Здесь свои, откройте! – Замок поддался удару приклада, и в сарай вошел солдат с примкнутым к ружью штыком.
– Господин лейтенант, – закричал он, – здесь наши.
– Свои, елизаветинские, – радостно закричал Илья, бросаясь к солдату.
– Илюха, так ты жив, – воскликнул солдат и, прислонив ружье к стене, обнял найденного товарища.
На Кавказ Василий Петрович Синявский попал в 1834 году уже в чине полковника, будучи откомандированным в Елизаветинский полк. Несмотря на все усилия, Кавказская война не заканчивалась, лишь временно затихла, дабы вскорости возгореться с новой силой. С другой стороны, на войне имелась возможность проявить себя и продвинуться по службе. После окончания Наполеоновских войн Россия не воевала, если не считать короткой войны с Персией. А в мирное время в чинах расти тяжело. На Кавказе же было сделано немало успешных карьер. Да и не дело боевому офицеру сидеть в каком-нибудь захолустном Могилевском гарнизоне. Отчего новое назначение полковник принял с радостью. Жена и две дочки переехали с ним, но жили в Тифлисе, который разросся и превратился в оживленный культурный центр всего Кавказа.
Служба оказалась нелегкой. Очень часто происходили атаки на русские гарнизоны, и приходилось постоянно быть начеку. Это напряжение сильно изматывало, и войска менялись на передовой каждые несколько месяцев, уходя в тыл на отдых и пополнение. Помимо гарнизонной службы Елизаветинский полк участвовал в карательных экспедициях против непримиримых горцев, когда каждый аул приходилось брать штурмом.
В 1836 году император посетил Кавказ и остался недоволен незатихающей войной, несмотря на все прилагаемые усилия. К генералу Ермолову, бессменному кавказскому консулу, были присланы в подкрепление три дивизии, дабы сломить, наконец, сопротивление горцев. Полк Синявского оказался в подчинении у генерал-лейтенанта Карла Карловича Фези, который воевал на Кавказе уже два года и довел искусство войны в горах до совершенства, включая переброску артиллерии через ранее считавшиеся непроходимыми места. Аулы на Кавказе строились в основном из камня и представляли собой настоящие крепости, взятие которых обходилось большой кровью. Из-за труднодоступной горной местности русские войска не имели численного преимущества, так как атакующие колонны растягивались на узких тропах. Горцы защищали свои селения с обреченностью фанатиков, и даже женщины иногда бросались на солдат с ножами и камнями.
Дабы наконец покончить с войной, всех чеченцев и аварцев, населявших мятежные районы, переселили в глубь России и прислали дополнительных переселенцев, чтобы усилить прослойку лояльного населения. Вдобавок к трем дивизиям были набраны ополченцы на самом Кавказе из осетин, лезгин и грузин.
Генерал Фези возглавлял эту операцию в Чечне и северном Дагестане, на землях так называемого Северо-Кавказского имамата. Каждое селение приходилось брать с боем. Но генерал Ермолов приказал не ослаблять натиск, покуда горы не будут очищены от мятежников. Операция началась в марте 1837 года, и полковник уже три месяца буквально не снимал сапог, продвигаясь от аула к аулу, зачищая их от мятежников. Их корпус нес довольно ощутимые потери, несмотря на применение артиллерии. Но шаг за шагом русские войска продвигались все дальше, в сторону Ведено, служившего столицей Шамиля. В лесах прорубались просеки, на месте бывших аулов устраивались небольшие форты, и в них оставлялись гарнизоны и тыловые службы, а остальные планомерно двигались вперед.
В конце июня Елизаветинский полк в составе пятой горной дивизии, зачистив предгорные районы южной Чечни, начал продвигаться в горы. Дивизия, в которой служил Синявский, была пестрой: помимо двух пехотных и двух егерских полков она включала еще два – осетинский и грузинский. Кроме этого, дивизии придали казачью сотню для ведения разведки и двадцать полевых пушек.