Николай Побережник - Гнев изгнанников
– Простите, князь, – Ицкан вздохнул, – человек-то найдется, но то, что Тарин станет слушать его…
– Я даровал ему жизнь! – Талес резко встал, хотел что-то еще сказать, но, обреченно опустился на стул, и снова потянулся к кувшину.
– Хорошо, человек такой есть, он служил под началом воеводы сотником… сейчас живет в посаде, открыл лавку бронника.
– Отведи меня к нему.
– …
– Что? Я князь! Я могу посетить посад и посмотреть, как живет мой народ.
– Чтобы посмотреть, как живет ваш народ, князь, проехать бы вам по северу княжества, по его разоренным заимкам и многодворцам, – вздохнул Ицкан.
– Отведешь или нет?
– Идемте… Только охранителей призову.
– Нет! Пойдем вдвоем!
Талес впервые испытывал это чувство, точнее это был целый букет эмоций – страх, стыд, сожаление и… отчаянье. Посадский люд, узнавая князя, вроде и расступался, кланяясь и снимая шапки, но при этом, в их глазах читались презрение, укор, насмешка, ненависть…
– Не останавливайтесь, княже, – Ицкан подтолкнул Талеса в спину, когда тот остановился и посмотрел вдоль опустевшей ремесленной улицы, где когда-то шла бойкая торговля хартскими товарами.
Талес подчинился и прибавил шаг. Через полчаса они дошли до кузнечных дворов, остановились у кованой калитки в каменном заборе, Ицкан потянул за веревку, и в глубине двора пару раз звякнуло.
Калитку открыл мужчина, крепкий статью, скуластый, в кафтане, накинутом на широкие плечи.
– Приветствую тебя, Данак, и пусть хранит Большая луна твое ремесло, – сказал Ицкан.
– Княже… – бывший сотник княжеской дружины поклонился и приложил руку к груди.
– Разговор к тебе есть, Данак, – сказал Талес и оглянулся по сторонам, – в дом-то проводишь?
– Идемте, – закрыв за гостями калитку, Данак кивнул на каменный дом.
Талес обратил внимание, что у распахнутых ворот конюшни стояли двое запряженных саней, одни были завалены тюками да корзинами, у вторых, порожних, возились двое парней.
– Чем заслужил я внимание князя? – поинтересовался Данак, как только все вошли в дом.
– Вот, – Талес отстегнул от пояса тяжелый кошель и положил его на лавку у двери, – это твое, если отправишься в хартские земли, найдешь там воеводу Тарина и передашь мои слова.
– Бывшего воеводу, – уточнил Данак.
– Пусть бывшего… так что, возьмешься?
– Отчего ж не взяться, – хмыкнул Данак и с прищуром посмотрел сначала на князя, а потом на советника Ицкана, – к тому ж завтра я туда и отправляюсь, со всем родом своим, в этом и твоя, князь заслуга. Говори, что сказать ему.
– Скажи, что весной, вся императорская армия выступит против него, скажи еще, что с севера, через земли Желтого озера, прибудут неизвестные воины, которых называют степняками. Скажи, что изводить будут иноземцы хартов, всех до единого.
– Скажу, – кивнул Данак, – не в услугу тебе, и не за ноготки, что сулишь, а из почтения к воеводе… а кошель забери. Коли дела большего ко мне нет, то ступай, княже, мне еще дотемна успеть собрать все надобно…
Глава тридцать шестая
На переходе, от Литейного каменка, до каменка Кузнечного двигаясь на юго-восток, три сотни всадников и сотня хартских стрелков, что перемещались на санях, так как не каждая лошадь сдюжит на себе харта, остановились на ночлег прямо в поле. Небольшая походная палатка из жердей и шкур надежно укрывала от ветра, от костра уже было тепло, а рядом с костром на охапке соломы сидел Тарин… Он держал в руках меч, один из многих, что достался в качестве трофеев после схватки с наемниками и иноземцами, однако Тарин прекрасно знал, кому раньше принадлежал этот меч.
– Он сказал, что помощь придет с севера, – Тарин громко вздохнул, посмотрел на отражение огня на спусках меча, убрал его в ножны и положил рядом, – только вот понять не могу, кто там, на севере, что сможет помочь?
– Не терзай себя напрасными думами, – Ванс сидел напротив, он поднял с соломы флягу, отпил и протянул ее Тарину, – если наш друг сказал это не выжимши из ума, то думаю, стоит верить его словам.
– Иногда… ну, когда мы с ним наемничали, я думал, что он и вправду, того, – Тарин ладонью изобразил у виска нечто неопределенное, – такое, бывало, скажет, что диву даешься.
– Ладно, ты меч-то прибери, отдашь, как встретишься.
– Встретимся, – Тарин кивнул, – коли живы оба будем… ну, а ежели суждено мне будет погибнуть, то не сочти за труд, верни Никитину меч.
– Тьху! На лоб тебе! – Ванс чуть развернулся, чтобы единственным глазом лучше видеть друга, – чего удумал-то, беду кликать!
– Мало нас… Хоть к весне и соберем хартских стрелков три тысячи, а все ж мало. И пехоты, и кавалерии… Что у тебя с всадниками?
– В Кузнечном будет ждать пять сотен клинков… только.
– Что?
– Все они из тех, что служили Славному Васлену, как и мы с тобой.
– Так это даже хорошо, обучат делу ратному тех, кто молодой да в рубке не бывал ни разу.
– И такие будут, от Родов, что отступились от князя.
– Хорошо, – Тарин отхлебнул из фляги, ненадолго задумался, а потом спросил, – золота с обозов иноземных, что из земель Желтого озера за зерном ходили сколько взяли?
– Много, Тарин… его плавить теперь, да в ноготки плющить. Думаешь наемниками его заплатить?
– Еще чего! Землю родную от иноземного смрада чистить золота не надобно! На фураж, да на провизию пустить, еще люду простому раздавать, что помогать нам будут. Хартские старейшины обещали, что уговорят людей забросить заимки свои да дела и строить стены вокруг многодворцев да каменков, но если крестьянин или ремесленник за свой труд еще и золота долю малую получит, все же справедливее будет.
– Правда в словах твоих. Зачем тогда нам забота, отдать все золото старейшинам хартским.
– Не все, третью часть, как прибудем в Кузнечный, передашь.
В ответ Ванс кивнул и протянул руку за флягой.
– А завтра, – Тарин достал трубку и стал набивать ее табаком, – завтра же отряди полусотню, чтобы от самых гор Икербских и угольных копей каторжных, начали путь свой на север, до Чистого озера, пусть мосты жгут деревянные, а каменных, старых, немного, у каждого, как снег сходить начнет дозоры поставим.
– Сделаю, воевода.
* * *Городище
– Зайди! – отозвалась на стук в дверь покоев Скади, она стояла за высоким круглым столиком для писчих дел и аккуратно выводила буквы на пергаменте в свете нескольких толстых свечей на кованых подсвечниках.
– Мы закончили, моя императрица, – наместник Стак вошел в покои и встал у дверей, – Ицкан все рассказал.
– И? – Скади отвлеклась от пергамента и, высоко подняв бровь, уставилась на наместника.
– Вы были правы, князь предал нас.
– Неблагодарный дикарь! – Скади отошла от столика к окну, отодвинула ставню и вдохнула холодный ночной воздух. Внизу под стенами старой крепости шагали трое караульных, они увидели свою госпожу, поклонились и продолжили путь.
– Что делать с Ицканом?
– А он выжил после пыток? – удивилась Скади.
– Да.
– В подвалах остались еще заговорщики из непокорных родов?
– Да, через три дня казнь.
– Хм… Очень хорошо. А что князь?
– В своих покоях, пьян… который день уже.
– Возьмите нескольких наемников, что прибыли наниматься в судейскую стражу, они должно быть сейчас веселятся в одной из харчевен посада, приведите их в подвал, убейте, но так, чтобы как в бою, потом отнесите их в покои к князю, вложите Талесу в руки меч и убейте, а Ицкана выставьте главным заговорщиком против князя, – все это Скади сказала медленно и тихо, вглядываясь в темноту ночи, поверх крыш старых домов Городища
– Понимаю… – Стак задумался.
– Язык ему вырвать не забудьте! Кто теперь вместо Корена председатель суда?
– Они еще не провели совет…
– Передай им, что если они не поторопятся с выбором нового судьи, – Скади закрыла ставню и развернулась к наместнику, – передай им, что времени у них нет, пусть решат и представят мне утром нового председателя суда!
– Слушаюсь!
– Ступайте, наместник, у меня завтра трудный день – придется много плакать и убиваться горем.
На рассвете в старой крепости Городища поднялся переполох. Били в тревожный колокол, доносились крики и звон металла. Стряпухи, что уже возились на кухне, испуганно причитая, высыпали во внутренний двор – колодец…
– От покоев княжеских шум-то, – задрав голову, сказала одна из них и закрыла рот ладонью, – что же это?
– Измена! – донеслось сверху, а через минуту звуки боя и звон мечей стих.
– Князь Талес убит! – пробежал через внутренний двор один из караульных крепости, бряцая доспехами.
Солнце не желало показывать свой лик в этот день. Над Городищем висели серые тучи, они стелились по небу до самого горизонта вокруг. Форт опустел, и все иноземные всадники и пехотинцы были заняты в оцеплении Городища и посада, а также в разъездах и уличных патрулях. На улицах было мало людей, посад и торговые ряды замерли в тишине. Крупными хлопьями на помост падал снег, который тут же впитывал в себя кровь. К плахе подвели очередного приговоренного, высокого мужчину в изорванных, некогда дорогих одеждах…
