Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы. Книга вторая
Глава шестая
17 марта 1900 года. МафекингЕдва закончился ужин, как в лощину, расположенную в полумиле от линии окопов, заполняя пространство перед самодельным дощатым помостом, начал стекаться народ. Приподнявшись с лавочки, установленной заботливыми земляками из второй роты, Лев удивленно присвистнул. Похоже, что на сегодняшнее выступление собрались все, кроме часовых на аванпостах, небольшого отряда артиллеристов и их охраны из Гэйм Три. Еще не хватало Де Ветта, Максимова и группы старших офицеров, но те как засели в палатке командующего после обеда, так до сих пор ее не покидали. Решив далее не затягивать с началом (несчастливцы из свободной смены, обязанные сменить часовых, уже нервно покуривали и шепотком обсуждали, под каким благовидным предлогом с разводом по постам припоздниться), Лев ободряюще подмигнул Максу, барабанщику, поддержавшему его во время первого выступления, и решительно ударил по струнам. Сбоку уже привычно рокотнул барабан, и тысячи голосов, вслед за певцом, подхватили строки Гимна. В принципе, ни в гитаре, ни в барабане необходимости не имелось, их все равно никто не слышал, но и Лев, и Макс честно аккомпанировали рвущим ночную тишину словам. Троцкий еще раз оглянулся на компаньона. Тот, прикрыв глаза, вдохновенно отбивал ритм и во весь (надо сказать, достаточно красивый) голос подпевал. После первого выступления Лев предложил барабанщику петь вместе, но Макс почему-то покраснел и заявил, что единственно, чем сможет помочь солисту, так это барабанным боем.
Похоже, что этой ночью и часовые не столько выполняли свои обязанности, сколько, обратясь лицом в сторону поющих, вслушивались в рев голосов в лощине, и потому передвижение группы англичан, усердно тащивших какой-то агрегат, осталось незамеченным.
— Ишь ты, поют, сволочи, как будто и войны нет. Надрываются, — надсадно прохрипел английский капрал, утрамбовывая станину самодельной мортиры поглубже в грунт. — Слышь, старшой, может, прям счас и бахнем? А?
— Погоди ты со своим «бахнем», — устало отмахнулся сержант, выверяя наводку ствола. — Господин полковник ясно сказал — стрелять только после того, как городская артиллерия заговорит. Тогда, глядишь, нашу позицию не сразу и рассекретят. А коли так, то, значит, мы не зазря эту дуру сюда перли, — англичанин с досадой пнул лафет сапогом. — И мы под шумок этим поганцам подарков-то нашвыряем…
Ждать пришлось почти час. Воспользовавшись временной паузой, почти весь отряд, за исключением капрала и сержанта, уснул. И когда командир в очередной раз осторожным шепотом предложил любителю «побахать» заткнуться, ночное небо разорвал гул орудийной канонады. Сержант облегченно вздохнул, перекрестился и, отдавая капралу приказ открыть огонь, махнул рукой. Тот радостно осклабился и рванул на себя шнур.
Видит бог, если бы он знал, к каким последствиям приведет его выстрел, он предпочел бы пойти под трибунал, но не стрелять. И полковник, и сержант были правы — позицию артиллеристов до утра так и не нашли. Вот только легче от этого не стало ни одному, ни другому…
* * *На неожиданный ночной артобстрел никто не обратил внимания. Вражеские снаряды бесполезно рвались в пустых окопах передовой линии и до концертной лощины долететь не могли даже теоретически. И потому, когда стальной болид, выпущенный из самодельной мортиры, с противным визгом пролетел над головами, никто даже не двинулся с места. До тех пор, пока оранжево-грязное облако разрыва не накрыло разлетевшийся в щепки помост.
Комья земли еще барабанили по шляпам и пробковым шлемам, когда несколько человек из первого ряда бросились к воронке и недоуменно остановились на краю. Дымящаяся и воняющая сгоревшим порохом яма была пуста.
Мгновением позже из кустов донеслись неумелые чертыханья, а следом за ними показался перемазанный землей и кровью барабанщик, упорно тащивший тело Троцкого, безвольно болтавшееся сломанной куклой. Десяток, а то и больше помощников бросился к мальчишке, но было поздно.
Лев, уставясь невидящим взором в одну точку, лежал не дыша. Пульс не прощупывался, а из уголков глаз, создавая впечатление, что он плачет, медленно бежали тонкие дорожки кровавых слез.
Над головами замеревших в немом изумлении людей препротивно завыл пролетающий мимо снаряд, но даже его взрыв, раздавшийся где-то сбоку, не смог вывести их из ступора.
— Они… — жалобно всхлипнул барабанщик, размазывая кроваво-грязные слезы по своему лицу. — Они его убили… Англичане убили наш Голос… Наш Золотой Голос Трансвааля…
Ответа не было. Концертную лощину затопила угрюмая тишина, и только Туташхиа, до того момента безрезультатно пытавшийся привести друга в чувство, вдруг рывком поднялся на ноги, зачем-то сорвал с ближнего к нему человека патронташ и молча зашагал в сторону окопов.
— Ты куда собрался, Дато? — Арсенин, ухватив товарища за рукав, заступил путь.
— Отпусти, батоно капитан, — Туташхиа, рывком освободившись из его рук, зло скрипнул зубами. — Они убили моего друга… Они брата моего убили! Я буду убивать их, пока у меня есть патроны. Или пока не убьют меня.
— Дато! Останься. Слышишь, я приказываю тебе — останься!
— Не сегодня, батоно капитан, — абрек упрямо мотнул головой и зашагал вперед. Через пару шагов он на мгновение остановился и, не рискуя встретиться глазами с командиром, виновато бросил через плечо: — Ты можешь меня казнить, князь. Но сегодня я не могу выполнить твой приказ. Не мо-гу…
Понимая, что остановить друга можно только выстрелом в спину, Всеслав обессиленно опустил руки и отошел в сторону. Собственное бессилие удручало. Осознание того, что он командир и оставить коммандо без присмотра или выступить без приказа просто не может, не имеет права, вызывало с трудом контролируемый приступ бешенства.
— Дато! — загоняя на бегу патроны в магазин винтовки, Корено метнулся следом за абреком. — Подожди меня, Дато! Вместе пойдем, братишка…
Остановившись возле костра, одессит вдруг повернулся к безмолвной толпе, и огонь на мгновение отразился на лице биндюжника. Игра теней на самой границе света и тьмы исказила лицо одессита, превратив его в чудовищную гримасу. Окинув понурую толпу презрительным взглядом, он поморщился и сказал, как плюнул:
— Братья-буры! Будем же… героями?.. — и, не дожидаясь ответа, шагнул в темноту вслед за Туташхиа.
За Николаем, подобрав с земли лишь пробитый барабан и палочки, упрямо захромал Макс, а за ним, не глядя в глаза друг другу, потянулись один… второй… десятый… сотый…
Через несколько минут в лощине остались лишь бойцы из коммандо Арсенина да русские волонтеры, с трудом удерживаемые на месте младшими офицерами. Вестовой, посланный в штаб, едва только первые бойцы отправились вслед за абреком, еще не вернулся, а выступать без команды… Будь проклята эта дисциплина!
Внезапно Ван Бателаан бросил на землю шляпу и, тоскливо взглянув в глаза капитану, побежал в сторону уже громыхавших выстрелами окопов. Всеслав метнулся следом за ним, но едва он только отвернулся от скрежещущего зубами строя, как тот, рассыпавшись на мелкие группы, понесся следом за Бартом.
Арсенин, растерянно глядя в спины бегущих, застыл на месте и едва успел увернуться от группы кавалеристов, несущихся во весь опор. Часть из них, возглавляемая Де Веттом, пронеслась мимо, в сторону окопов, а двое всадников, резко остановив коней, спешились рядом с ним.
— Какого х… — пытаясь перекричать грохот близкого разрыва, зло пророкотал Максимов в лицо Всеславу. — Какого… вы застыли на месте, капитан?!
— Я… — растерянно сглотнул слюну Арсенин, — я не могу никого остановить…
— Если мы не можем остановить бардак, мы обязаны его возглавить! — еще раз рыкнул полковник, оборачиваясь к строю волонтеров. — Баталио-о-он! Штыки при-и-им-кнуть! За мной! В атаку! Па-а-шли, родимыя!
Не желая отставать от солдатских цепей, неудержимым валом катящихся в сторону разгорающегося боя, Всеслав, радуясь, что наконец-то кто-то решил все за него, и проклиная свою привычку курить, рванул вперед. Найти Дато и Николая в сумятице и неразберихе ночного боя он даже и не мечтал и очень надеялся, что сможет встретиться с ними утром. Если доживет.
А вокруг творилось что-то невообразимое, ранее им никогда не виданное. Дай бог, чтоб не пришлось увидеть такого еще раз.
Справа, из форта Гэйм Три, гулко ухали орудия. На левом фланге яростно давился очередями пулемет, а перед пустыми окопами, вырастая в цунами и грозясь смыть всю оборону англичан к чертям, колыхалась волна пехоты.
Внезапно, разбивая общий поток атакующих на мелкие брызги, из британских окопов слаженно ударили три пулемета. Жестко. В упор.
И хотя один из них подавился лентой на первой же очереди, двух плюющихся смертью стволов хватало, чтобы нещадно скосить любого, кто рискнет заступить на линию огня.
