Гай Орловский - Небоскребы магов
Лохматый здоровяк пробасил с неохотой:
— Да понял…
— Что? — потребовал я.
— На обоих ни царапаны, — буркнул он. — Так что у семерых нет шансов там, где не справились девять.
— И два остались в комнате капитана, — уточнил Фицрой.
— Так что без глупостей, — посоветовал я. — Думаю, самые отважные и дурные отсеялись?… Тогда выбросите их за борт…
Фицрой сделал шаг и со зловещей ухмылочкой по» вертел перед собой мечом.
— Все слышали?… За борт!.. Кровь можно не смывать, это красиво.
Торопясь и толкаясь, оставшиеся похватали за руки-ноги трупы и, раскачав, выбросили за борт.
Я напомнил:
— Капитана и второго с ним… тоже к рыбам. О животных нужно заботиться.
Фицрой спросил в изумлении:
— А рыбы тоже… животные?
— Все, — объяснил я, — у кого есть животы — животные. Присматривай вон за теми двумя у мачты. Эти еще не смирились.
— У меня все под контролем, — ответил он горделиво. — Не понимаю только, пили эти морды, но почему качает корабль?
— Привыкнешь, — сказал я уверенно. — Если до сих пор на ногах, то все будет в порядке.
На корабле установился новый порядок, работы хватает всем, торговцы все за бортом, я поднялся на кормовую надстройку и крикнул подчеркнуто бодро:
— Вы что головы повесили?… Нет среди вас романтиков? Вам разве не хочется грабить корабли, убивать команды, а знатных глердов, помыкающих вами, радостно и с песнями бросать за борт?… Какие же вы отважные герои, где ваша истинная человечность, что выражается в желании брать все себе, а кто против — того топором по голове?
Глава 2
Они испуганно таращили на меня глаза, никому из них вроде бы не очень хочется становиться пиратом. Морской разбой вроде бы хорошо, но разбойников везде вешают, на суше или на море, потому лучше просто гнуть спину, плата хоть и небольшая, но жить можно.
— Эх, — сказал я с удовлетворением, — похоже, вы простые работяги, что вообще-то даже лучше. Фицрой! Осматриваемся, нет ли кого вблизи… и идем вдоль берега.
Фицрой спросил скептически:
— А ты хорошо запомнил место? С моря его и не увидеть.
— Конечно, — ответил я. — Замок все еще было видно!
— Молодец, — сказал Фицрой несколько уязвленно. — А я по старинке на дереве крупную затеску сделал. С моря будет видно. Белое на черном.
— Потом замажь грязью, — велел я. — Любая затеска привлекает внимание.
— Трус, — сказал он с чувством превосходства. — Ладно-ладно, замажу. Если бы этот чертов корабль не качало, мне бы даже море понравилось… наверное.
Но мы плывем и плывем, я начал побаиваться, что вот так нас и пронесет мимо, деревья на берегу часто спускаются к воде и даже заходят в нее по колено, один анклав легко спутать с другим, Фицрой всматривается так, что глаза лезут на лоб и уже покраснели, как у морского рака, наконец заорал:
— Вон там!.. Сворачиваем!
Я рассмотрел на одном из деревьев светлую затеску мечом, спросил с облегчением:
— Справа или слева обходим?
Он вытаращил глаза.
— Вот это и не запоминал…
— Не бреши, — обвинил я. — С какой руки стоял?
Рабочие спустили паруса и сели за весла. Корабль двинулся намного медленнее, но зато вести можно точнее, как и остановить резко, табаня всеми веслами.
Я оглянулся на сидящих за веслами.
— Не вздумайте удирать на берегу. Там уже наши люди ждут этот корабль. Вас просто убьют за ненадобностью.
Тот самый лохматый бородач прорычал:
— А если убегать не будем?
— У вас будет не только жизнь, еда и ночлег, — объяснил я, — но и жалованье! Да-да, вы приняты на службу. А потом, через годик… даже раньше!., можете вернуться к себе домой, из каких бы земель вы ни прибыли.
Все смотрели со страхом и надеждой, бородач пробасил:
— А что мы тут будем делать? В плену?
— Учить других, — пояснил я. — Вам не стоило бы это сейчас говорить, но… скажу. Это и вас успокоит, и понятно будет, почему пока что не выпустим и почему выпустим потом…
Фицрой сказал весело:
— Скажи, скажи! Заодно и я узнаю. А то участвую, а не понимаю ради чего.
— У нас будут свои корабли, — сказал я с нажимом. — Это наше право!.. Неотъемлемое. И кто этому помешает, тот… неправ.
Они переглянулись, уже чувствуют, как поступаю с неправыми, но одно дело завалить полдюжины простых матросов, другое — сражаться с дюжиной кораблей.
Фицрой уловил напряженность в молчании, сказал бодро:
— Все вы получаете повышение!..
Я продолжил громко и с подъемом:
— Королевства Пиксия и Гарн грубой силой заставили нас отказаться от морского флота!.. Их короли боятся нас!.. Потому, однажды сговорившись между собой, ударили с двух сторон, сильно потрепали войска Дронтарии и навязали нам несправедливый запрет выходить в море!..
Один из моряков сказал после паузы:
— Я по матери дронтарин!.. И я готов умереть за земли, где сражались и умирали мои предки, где их могилы. Глерд, я с вами. Не из-за страха или денег, а потому что мой народ унизили.
Фицрой подошел к нему ближе, всмотрелся в гордое лицо.
— Ого, какие слова… Глерд?
Парень покачал головой.
— Нет, хотя я из древнего рода. Но мы давно обеднели и все растеряли. Кроме гордости!
Фицрой оглянулся на меня, я сказал медленно:
— Ты сохранишь гордость, но можешь вернуть и славу рода. Кроме того, вы все станете богатыми людьми. Это важнее для остальных, деньги идут к смелым, на знатность они внимания как-то не обращают.
Корабль все-таки застревал между деревьями, приходилось прорубаться в зарослях, в конце концов корабль объединенными усилиями втащили в бухту, а там на веслах провели до противоположной стороны, где не только причал, но и небольшой пирс.
Команду под конвоем отвели в свободный барак, и хотя есть еще два пустых, но по моему чертежу строят четвертый, просторный и со всеми местными удобствами, рассчитанный на сорок человек.
Только один, который лохматый, уперся, в барак не пошел, смотрел на почти готовый когг ошалелыми глазами, дважды протирал глаза.
— Это, — проговорил он сразу осипшим голосом, — да как вы его построили?… Да это же…
— Что, — сказал я, — сразу потонет?
Он помотал головой.
— Нет, поплывет хорошо, я же вижу!
— Ух ты, — сказал я, — первый человек, который не сказал, что это все утонет… Ты кем был?
— Плотник, — ответил он и уточнил с гордостью: Корабельный плотник.
Я кивнул.
— Понятно, самый уважаемый после капитана. Тоже тебя все слушаются. Что ж, вот такие корабли мы строим.
Он сказал воспламененно:
— А можно я сразу пойду посмотрю? И начну работать?… Это же сказка, а не корабль!
— Можно, — ответил я с готовностью. — Вообще организуй своих на трудовые будни. Тебя как зовут?
— Грегор Негрон, высокий глерд.
— Грегор, — сказал я, — ты здесь среди равных. Но среди своих — главный. Я человек не мелочный, потому за всех буду спрашивать с тебя.
Он криво усмехнулся.
— На все согласен, только бы работать над таким кораблем. Это же мечта плотника…
Едва он поспешно сбежал вниз к стапелям, оттуда так же быстро поднялся к нам наверх Роннер Дорриган, бригадир плотников из Шмитберга, а теперь еще и управляющий строительными работами.
— Глерд Юджин, новости хорошие.
— Ну-ну?
— Ваш новый корабль… вы его называете… коггом?… можно уже через два дня спустить на воду, а вовсе не через неделю. Получилось просто чудо… хотя до сих пор не могу поверить…
— Получится, — заверил я, — если ничего не перепутали.
— Обижаете, глерд, — сказал он с достоинством.
Когг смотрится гигантом рядом с суденышком, которое мы захватили. В первую очередь всех удивляет высокими бортами и вообще размером. Мачту обалдевшим плотникам впервые пришлось составлять из нескольких собранных и подогнанных в один ствол бревен, парус хоть и один, как и обычно, но исполинский, я сам отсчитал двести квадратных метров и велел ставить именно в таком виде.
Поражает и кормовая площадка, что занимает почти половину судна, под нею каюты и прочие помещения. Форштевень продолжается и заканчивается наклонной функциональной мачтой, именуемой бугшпритом, он служит не для красоты, хотя в самом деле придает кораблю гордый вид, а работает как растяжка паруса спереди.
— Готовьте проход из бухты, — распорядился я. — Но маскируйте, чтобы с моря ни одна зараза не увидела наше гнездо.
Ваддингтон отчеканил:
— Я прослежу лично!
— И пусть промерят глубину на выходе, — добавил я. — Корни не должны чиркать по днищу.
— Сделаем, глерд!
— Вэнсэн, — сказал я дружески, — вы сейчас оторваны от столицы, но, поверьте, король поручил вам по-настоящему великое дело. Доверил!.. Этот день останется в истории Дронтарии. От вас зависит, будет ли вписано ваше имя.
