Вадим Крабов - Рус. Заговор богов
Магистр прокалывал себе палец скрепя сердце. Его корежило от мысли о совершающемся кощунстве. Молитвы Величайшей облегчения не приносили, и только лишь вера в пришельца, закинутого в их молодой мирок, несомненно по воле той же Геи, придала ему смелости. И то пальцы предательски дрожали. Шестидесятипятилетний маг слишком хорошо знал разницу между ним – смертным и вечными существами, единственными, кому необходимы алтари и жертвы… пусть даже в виде капли крови или банального медяка, последнего, оторванного от сердца.
Сомнения в человеческой сущности Руса покинули Отига не сразу. Впрочем, как и остальных присутствовавших во внутренней вселенной землянина. За исключением разве что троицы бывших месхитинских разведчиков, Андрея, Леона да Грации с Гелинией. Они, знавшие Руса чуть ли не с самого момента его появления в Месхитии, поверили сразу и не участвовали в общей «дискуссии», если так можно было назвать крикливый базар, доходящий до свары: хуже, чем на самом диком портовом привозе, когда множество озверевших покупателей накидываются на одинокий товар и чудом не рвут его на части. Известие об иномировом происхождении пасынка могучего Френома поразило всех до глубины души, перевернуло догматы, всю жизнь казавшиеся незыблемыми. Тем более Рус прибыл из мира, лишенного Божественных Сил, – что совсем не хотело укладываться в голове. Самые образованные степенные и выдержанные мужи, облеченные в большинстве своем немалой властью, заспорили как дети.
Позже Гелиния рассказала отцу о том, как Рус показывал ей чудеса своего мира. В ее словах звучала такая детская восторженность, что Пиренгул больше беспокоился за душевное здоровье дочери, чем слушал фантастическую историю о полетах на какой-то крылатой повозке. Она и так последние дни ходила сама не своя. Сердце отца разрывалось между горем от потери внука и страданием любимой дочери, которая корила себя, занималась самобичеванием и надеялась «исключительно на Русчика»:
– Говорил же он мне: занимайся сыном, оставь Кальварион на наместника, не пропадет княжество без тебя… Прав был! Кальварион стоит, а Гнатик, лучик мой ясный, пропал! – И как она ни пыталась сдерживаться, в этот момент из ее глаз скатывались слезы. – Но он найдет Гната! Мы все найдем, все ему поможем! – сразу подбиралась она. – Лооски и тартаровцы за все заплатят! Ты веришь, отец? А я сердцем чую: сын жив!.. И скучает. – На последних тихих словах, на одном выдохе, Гелиния обычно отворачивала от Пиренгула лицо. Но отец по интонациям угадывал, как тяжело ей было сдерживаться.
На следующий же день, на вечерней трапезе, Пиренгул, на время поиска внука перебравшийся в Кальварион, в свой дом-резиденцию неподалеку от княжеского дворца, в компании Максада и Отига рассказал историю, услышанную от дочери. Это собрание сверстников сложилось само собой. Мамлюка, которого Гелиния назначила своим наместником (разумеется, по совету отца и с одобрения Руса, которому она теперь буквально в рот смотрела), Пиренгул на ужин никогда не приглашал. Молод еще. Кстати, Рахмангула князь временно перекинул на свое место, в Альвадис, а Танагулу достался малолюдный Тир. Отец очень надеялся, что младший сын не успеет там сильно напортачить. Но на всякий случай взял с него клятву первым на асманитов не нападать и эндогорцев не тревожить.
– Что ж, – задумчиво согласился Отиг. – Вполне, вполне возможно. Если судить по тому, что натворила его Воля у нас, то совокупная Воля всех живущих на их Земле может попрать божественные законы, которых, по его словам, в их мире попросту не существует. Миллиарды людей! С трудом верится.
– Уважаемый Отиг, – засомневался Максад. – Ты, конечно, магистр и разбираешься в Божественных Силах лучше меня и лучше мастера Пылающего, моего старого друга, с которым мы часто беседовали о Силах. Мне, по молодости лет, все эти ваши магические штуки были крайне интересны. Нет ничего, и вдруг что-то появляется. А Знаки? А амулеты, без которых я и жизнь себе не представляю? Все по Воле Богов – объяснял мне мой друг. – Услышав эти слова, Пиренгул, вспоминая, засомневался в том, что говорил именно так, но поправлять не стал. Максад продолжил:
– А тут вдруг совсем без Сил. И гляди-ка: люди летают, пользуются повозками, которые едут сами. Башни строят, как наши кальварионские «черныши». Мне в это совсем не верится. Зная Руса, зная его склонность пускать пыль в глаза, – да он просто танцевал, как единорог перед кобылой. Шейкой потрется, хвост распустит, глазки хитро скосит, прогудит что-то хвастливое…
– Хек! – крякнул Пиренгул, перебивая излияния друга. – Это у него присутствует, Максад, доля истины в твоих словах есть, только мне без разницы, правду он Гелингин показывал или хвостом пушил! И с тобой, уважаемый Отиг, я не могу согласиться! – Пылающий по привычке немного воспалился (в переносном смысле, разумеется). – Что значит «совокупная Воля»? Привыкли вы, магистры и бакалавры, о высоких материях рассуждать, философствовать, а мы, мастера-практики, о том не задумываемся. Боги устроили мир, оставили свои законы и ушли. По какой причине – не имеет значения. Извини, Отиг, в данный момент не до пространных размышлений, – остановил он попытавшегося было что-то вставить магистра. – Боги ушли, а с ними ушла Сила. Вот людям и приходится изворачиваться. И да, на жестких неизменных законах мироздания можно придумать разные ухищрения для замены структур из Силы. И они будут действовать всегда, безотказно. Как баллисты, например. У нас с Русом целый спор о них вышел во время отражения Нашествия.
– Эх, Пиренгул, – задумчиво вздохнул Отиг, улыбаясь как бы вовнутрь, каким-то своим потаенным мыслям, – совокупная Воля людей и уход Богов – события, я уверен, связанные. Но согласен, сейчас не время для дискуссий. Тем более я надеюсь, все со мной согласны в том, что Рус выделен богами, и не все люди его мира такие же, как он. Далеко не все.
– Люди везде одинаковы… – вставил Максад, в людях прекрасно разбирающийся.
– И я о том же. Руса можно смело считать человеком, но все же не совсем. Умолчим о его внутренней вселенной, коей нет более ни у кого, даже у самых величайших магистров, о связях с богами, об участии его в «Ссоре»… Как-то туманно он объяснил свое участие в ней, не находите? – С магистром молча согласились. – А его структуры? Ведь главное не в их необычности, а в том, что они легко встраиваются в наш мир. Заметил, Пиренгул?
Князь удивленно посмотрел на магистра Хранящего. Об этой стороне Русовых нововведений он не задумывался и, как ему казалось, не замечал ничего подобного.
Отиг, довольно потерев руки, приступил к любимому занятию, к наставничеству:
– Когда пропали Звездные тропы, никто не мог найти им замену, а твой зять, оказывается, пользовался своей «ямой» еще до того, тогда, когда Эребус не был изгнан. А что произошло после? Стоило ему рассказать одному-двум магам о путях через расслоения реальности – дело пошло. Теперь даже дальние ордены, о Русе и слыхом не слыхавшие, самостоятельно создают собственные «ямы» да «жерла». Да, да, князь, мы и до Руса знали о расслоениях, но разве кто-нибудь задумывался об их использовании? А метод поиска нужного расщепления пространства, коих неисчислимо, да все разные? Никому и в голову не приходило заглядывать в них собственным аватаром! И вдруг стали догадываться, причем совершенно не связанные друг с другом исследователи. Как такое могло произойти? Я утверждаю, что это не изменение законов мироздания. Это изменение совокупной Воли! По крайней мере, склонных к Силе, а не всех людей.
Пиренгул не нашел изъяна в рассуждениях магистра. Настроение его почему-то испортилось.
– Возьмем «универсальную защиту». – Отиг вытащил из-за туники нательный изумрудный крестик, с помощью бронзовой цепочки надетый на шею. – Ты внимательно изучал ее структуру?
– Достаточно, – хмуро ответил Пылающий. – Я даже сам потрудился переписать ее на Силу Пирения. Замысловато, конечно, но не очень сложно. Ну, не разглядишь структуру в амулете! – проворчал в ответ на ироничный взгляд магистра, причем, ничуть не смутившись. – Если бы Андрей не показал воочию, не расписал, то сам бы не разобрался. – И насупленно замолчал. Не нравилась ему эта «совокупная Воля», хоть в вулкан прыгай! Не понимал Пылающий-практик таких абстракций и не желал понимать. А Андрей, прекрасно разбираясь в местных многовековых магических реалиях, в крепкой школе «старых» магов (себя он давно причислил к «новым»), никого не стал искушать понятиями «Слово», «посвящение самому себе», которое происходило в момент «привязки» артефакта. Он вообще на эту тему не распространялся.
– А как тебе метод «привязки» амулета? – продолжил наседать Отиг.
