Андрей Посняков - Невеста из ниоткуда
Женька дня три еще надеялась, места себе не находила – ждала, прислушиваясь к скрипу ступенек. Казалось – вот-вот откроется дверь, возникнет на пороге знакомая фигура, и… И ничего!
Не пришел Велесий… не явился… Увы!
Затосковала девчонка; несмотря на жару и зной, заперлась в опочивальне, никуда почти не выходя. Не хотела, чтоб кто-то видел ее горе, ее слезы. Хотя днем девушка все же сдерживалась, не плакала, а вот ночью…
Неужели – погиб? Но ведь тело-то не достали, не нашли, так, может…
Подумав, княжна позвала Здраву. Та явилась с сияющим лицом, сразу и доложила:
– Радость у нас, госпожа!
Женька едва в обморок не упала:
– Неужто Велесий…
– Он! Тело его нашли! На отмель теченьем вынесло. Теперь ужо похороним по-людски – вот радость-то! У нас ведь его на дворе все уважали… Да! Еще радость-то – гости, купцы весянские приплыли, явилися! С ним Корган Юсс, батюшки твово старец. На тебя посмотреть хочет. Завтрева в гости ко двору зван!
Про весян – земляков якобы – княжна как-то пропустила мимо ушей, не насторожилась ничуть – а надо было бы!
Княжна все же посмотрела на мертвого, опять-таки тайно – не дело княгини на тризне по простолюдину рыдать! Узнала… Правда, уже больше не рыдала, уже все слезы выплакала давно. А вместо тризны – раз все равно нельзя – сходила тайком в церковь, поставила за упокой души свечечку да долго молилась.
Потом вышла, глянула вокруг… и улыбнулась. Не так, как прежде – радостно или, может, лукаво, – совсем по-другому: как-то отстраненно, холодно… как и положено.
Чужая!
Чужая, чужая… Больше ничего Женьку в этом гнусном первобытном мирке не держало! Никто не держал…
Домой! Домой! Скорее отсюда. Домой…
– В храме распятого бога ты нынче была, госпожа. Не хочешь ли Перунов храм посетити?
Княжна оглянулась, дернулась, узнав молодых волхвов, в том числе и круглолицего Роксана – выходит, все же не до смерти приложила его камнем…
Девушка хотела закричать – может, и помогли бы, – да только на улице никого не было – у всех дела, да и не успела бы – один из парней крепко схватил ее за руки, второй приложил к лицу напоенную дурманом – сон-травой – тряпицу… Другие уже держали наготове крытый ромейский паланкин – носилки.
Сомлела Женька. Закрыла глаза, пошатнулась. И уже не чувствовала, как подхватили ее крепкие руки, как положили в паланкин, запахнули полог, понесли, потащили куда-то…
– Лежи, лежи! – один из мальчишек-туристов, Димон, покровительственно похлопал по плечу лежащую на брезентовых носилках Женьку.
Мокрая – весь день шел дождь, – с густо перевязанной бинтами головою Тяка напоминала раненого комиссара времен Гражданской, и это ей очень не нравилось. Вот так вот лежать, беспомощной… Помощь от нее нынче была одна – вес, точнее, его почти что отсутствие – для эстафеты «переноска пострадавшего» Летякину выбрали как самую легкую и не прогадали – пока шли впереди всех!
Серое осеннее небо истекало дождем. Кружились, падая под ноги, желто-красные листья.
– Быстрей, быстрей, – приподнявшись на локте, Женька поторопила ребят. – Вон уже за рябинами две команды бегут, на пятки нам наступают.
– Ничего и не наступают, – презрительно сплюнул Димон. – У них знаешь, штрафов сколько нахватано?
– Смотрите, как бы и нам не нахватать!
– Ой, да ладно тебе каркать!
И ведь точно – накаркала. Судья на этапе ввалил два балла за то, что разметку переступили, а затем еще и за бегущую рядом группу поддержки – мол, подсказывают.
– Да кто подсказывает-то? – громко, едва ль не до мата, возмутилась Тяка. – Эта мелкота, что ли? Они только фоткают, и все. Да и вообще, нам главный судья разрешил!
Судья – желчный, бомжеватого вида мужик лет шестидесяти – его так в лагере все и звали «одинокий мужичок за пятьдесят», иногда еще и добавляя – «неухоженный», – нехорошо прищурился:
– Разрешил или нет, то мне неведомо. А вот за пререкания с судьей сейчас еще штрафов получите! Ну, что смотрите? Команда к работе на этапе готова?
– Готовы…
– Тогда вперед! Сначала вопрос по теории – «поражающие факторы ядерного взрыва».
Поражающие факторы… Черт! Она же, Женька, и есть сейчас – поражающий фактор. Что, если Велесий не сам утонул, что, если ему помогли? Не может такого быть? Может! Зная старую княгиню – очень даже может. Нет, ну если так, то… А что – то? Да ничего…
– Очнулась? Славно.
Девушка вздрогнула: жрец Перуна Миронег ничуть не изменился со времени их последней встречи. Да и не столь уж много времени прошло, с чего меняться-то? Все тот же пристальный, прожигающий насквозь взгляд чуть прищуренных, глубоко посаженных глаз, словно потухшие угольки, темных, все та же борода, и ожерелье из сушеных змеиных голов – все то же.
Женька вдруг неожиданно для себя усмехнулась – тоже еще, объявился… «одинокий мужичок за пятьдесят».
Кстати, а руки-то пленнице забыли связать… так, может, этого чертова волхва отоварить? Резко вскочить, схватить во-он тот череп… Никого больше в капище-то не видно, конечно, окромя идолов. Черепом – по черепу! Каламбур!
– Смеешься – добро. – Миронег тоже скривил губы в неожиданной для него улыбке и столь же неожиданно предложил: – Браги хочешь? Или ромейского вина? Не бойся, не отравим. Хотели бы – отравили уже.
– Чего ж не отравили? – дерзко переспросила княжна. – Ольгу боитесь? Или мужа моего? Или… Свенельда?
– Всех опасаемся, – согласился жрец. – На то и жизнь. А она, жизнь-то, меняется. Что раньше добро было, то потом – смерть! Вот как ты. Ныне тебя живота лишать нам совсем невыгодно – вдруг да заподозрят что, на след выйдут? Гораздо легче тебя домой отправить.
Пленница… впрочем, нет, не пленница, скорее – гостья, округлила глаза:
– Домой?!
– Туда, откуда ты к нам явилась, – щурясь, покивал волхв. – И куда так стремишься вернуться. Мы ведь давно знаем, что никакая ты не княжна – чужая! Так уходи! Мы не держим. Поможем даже.
– Ага. – Девушка грустно усмехнулась. – Я б и рада домой. Вот только не знаю – как… и вы не ведаете.
– Не ведаем, – пригладил бороду Миронег. – Но из Киева тебе выбраться поможем. Да так, что никто ни ловити, ни искати не будет.
– Это как же, интересно?
– Люди от Святослава уже в детинце, завтра к старой княгине-матушке с просьбой пойдут. – Жрец многозначительно помолчал, видать, для того, чтоб эта дерзкая девчонка осознала всю глубину его власти, и, почмокав губами, продолжил: – Святослав-князь похощет на хазар походом идти, ищет, кто заместо него вятичей дальше примучивать будет – дань собирать. Хочет, чтоб Свенельд либо княгиня – да токмо им обоим то надо ли? Княгиня стара, да и воевода немолод – чего ради им в этаку даль хаживати? Потому Святослав-князь и задержался у вятичей – дань, обоз – молодой князь терпети обозов не может! Но и княгиня, и Свенельд-воевода заместо него не пойдут. Вот ты и вызовись!
– Я?! – изумилась Женька.
Волхв ухмыльнулся:
– Ты! А то кто же? Ты Святослава князя жена, покуда – единственная. Именем княжьим будешь дань сбирать – в том для вятичей чести урону нету. По обычаю все, по праву. Поедешь с дружиною малой, со Свенельдовыми отроцями, они тя любят, и ты сама им довериться можешь. Из Киева уедешь легко, а уж там… там, в пути, сама думай, как дальше быть! Уж все лучше, чем тайком, на лодье купецкой… тьфу! Ну? Что глазищами водишь? Решай!
– Решила уже, – вздохнув, Женька махнула рукой.
– Вот и славно!
– Нечего мне тут делать. Разве что…
– Разве – что? – резко насторожился жрец.
Княжна покусала губу:
– Разве что узнать – сам утонул… один человек… или помогли ему.
– О Велесии-отроке толкуешь? – Миронег пронзил взглядом. – Понимаю – сам когда-то был молол, любил… Да-да, любил! Что, не веришь? А и не верь, твое дело. Про Велесия же тако скажу, опять же, хочешь – верь, хочешь – нет, а лжу тебе мне говорить незачем – кто ты такая-то? Никто и нигде, чужачка!
– Ну, говори же!
– Люди мои на стремнине, где отрок твой утоп, еще одного пловца видели. Яромира, он Волоке, тиуну Ольгину, яко пес предан.
– Яромир, говоришь… – Девушка прикрыла глаза. – А как бы его…
– Никак! Бревном Яромира вчерась придавило. Егда новый амбар у хором ставили. А Волока-тиун в дальние вотчины отправился – зимой только возвернется, по снегу, по льду… Вот, все сказал, как есть. Почто очи-то прячешь, молчишь?
– Налей, – тихо попросила княжна. – Ну! Обещал ведь.
Миронег покивал, поднимаясь:
– Обещал – налью. Тебе чего – вина или браги?
– Все равно. Хоть что-нибудь за помин души выпить.
Жрец притащил стоявший в углу кувшин и деревянные кружки, разлил:
– Да, вот еще! Тут весяне, родичи твои… хм, приплыли. Так мы их покуда придержим – не тужи.
Рыжий Рулаф снова рассказывал тупые анекдоты про древлян. И вчера, у костра, трендел целый вечер, и сегодня, с утра… да полдня уже! Не поймешь, чего в этом словесном извержении было больше – желания произвести впечатление на княжну или что-то личное, непосредственно с древлянами связанное. Женька, впрочем, подобными вопросами не задавалась – к чему? Просто стояла себе на корме не особенно широкой ладьи да молча смотрела по сторонам, не столько любуясь природой, сколько думая… вспоминала, незаметно вытирая слезы.
