Конторщица 3 (СИ) - Фонд А.
Все дружно зааплодировали.
Когда оглушительные аплодисменты стихли, к трибуне поднялся субтильный дедок и начал что-то читать по бумажке монотонным голосом.
— И как она? Где живёт? — живо заинтересовался «опиюс».
На нас зашикали.
— Что пишет? — свистящим шепотом произнес он.
— Живёт в Чехословакии, — ответила я чуть слышно. — Замуж вышла. За богатого владельца завода (о том, что это всего лишь пивоваренный заводик на полкомнаты я предусмотрительно промолчала).
— Да уж… — поджал губы Лев Юрьевич. — Ольга своего не упустит.
— У неё теперь дом, слуги, — продолжала нагнетать обстановку я.
Ответа «опиюса» я не расслышала, так как дедок закончил читать и зал разразился аплодисментами.
Затем на место дедка поднялся представительный мужчина в черном костюме и вышитом галстуке. Первым делом, он налил себе воды из графина в стакан, выпил примерно половину, и только затем принялся читать свою бумажку.
Убаюканный его монотонным голосом зал притих. «Опиюс» вертелся, как на иголках, всё порывался что-то спросить, но никак не получалось. Тем временем мужчина продолжал читать, пока через два ряда ниже от нас не раздался густой выразительный храп. Мужчина, заслышав непонятный звук, прекратил читать и посмотрел в зал. Храп прекратился. Успокоенный мужчина принялся читать дальше, но с первыми его словами опять раздались раскатистые звуки храпа.
Зал грохнул от смеха.
Председатель раздражённо постучал по графину, и все затихли. Дождавшись тишины, он кивнул докладчику. Тот с горем пополам дочитал свой текст и вернулся на место. Ему похлопали, но мало и неубедительно.
Следующий докладчик вышел и всё повторилось заново. Как я ни старалась, особо разобрать смысл докладов не могла. Было невыносимо скучно и сильно захотелось спать. От большого количества людей температура в зале постепенно повышалась. И когда гости уже начали задыхаться, кто-то додумался раскрыть окна. Потянуло свежим воздухом с улицы, и конференция пошла значительно живее.
Когда вышел очередной докладчик, меня уже разморило до такой степени, что я не знала, как мне и досидеть до конца. Учитывая сегодняшнюю бессонную ночь, праздник, ссору с Лариской, приставания Будяка, состояние моё было отнюдь не бодрое.
Очередной докладчик вяло бубнил свою бубнилку, когда в открытое окно влетела муха. Большая и жирная. С алчным жужжанием, она описала пару кругов над людьми и внезапно села одному мужичку на блестящую лысину. Мужичок дёрнулся, потревоженная муха, с недовольным жужжанием взмыла вверх и полетела дальше, в следующий ряд. Там она присмотрела очередную жертву. Нею оказался скромный толстячок деревенского вида. Муха описала над ним пару кругов, мужчина съежился и сидел, не шелохнувшись. Часть зала, что сзади, увлечённо наблюдала за мучениями толстячка. Но тот стоически выдержал всё это. Наконец мухе надоело летать, и она спланировала на толстячка. Внезапно тот неуловимым движением поймал её в кулак, высоко вскинув при этом руку.
— Вы что-то хотели дополнить? — удивлённый таким нарушением субординации обратился председатель к нему.
Мужичок в ответ выразительно покраснел и, демонстрируя, что нет, извините, не хотел, виновато развёл руками. При этом он непроизвольно разжал кулак и муха, сердито жужжа, вырвалась на свободу, ринувшись куда-то дальше, вглубь зала на поиски очередной жертвы.
По залу прошелестели смешки. Председатель опять постучал по графину и течение конференции вернулось в прежнее русло.
Наконец, когда выступили еще пару докладчиков, и председатель назвал моё имя.
Я вышла из своего ряда и пошла по проходу к трибуне, чувствуя на себе сотни любопытных и оценивающих взглядов. Ну да, все были в черных, темно-серых, синих и коричневых костюмах, а тут я вся такая, в белом. В общем, я шла и ощущала, как мой монохромный наряд произвёл впечатление.
Взобравшись на трибуну, я произнесла речь. Не буду сейчас передавать смысл доклада, это куча статистики и скучно. Скажу лишь, что, когда я переформатировала доклад, я сделала его интересным. Всю гомогенную информацию я разбила на смысловые блоки. Между блоками сделала провокационные предложения-связки.
Более того, эту речь я прочитала пару раз и запомнила её прекрасно. Поэтому, когда я вышла за трибуну и начала произносить текст хорошо поставленным голосом коуча из двадцать первого века (а в мои обязанности входили и обучающие вебинары для персонала) — весь зал замер. Проснулись все. И слушали с огромным интересом.
— Товарищи! — сказала я в конце выступления, — Мы должны со всей серьезностью отнестись к этому вопросу! Я думаю, что делегаты съезда правильно поймут и оценят предложения от профсоюза депо «Монорельс»!
Я сделала мхатовскую паузу и продолжила:
— Товарищи! Нам нужно решительно, раз и навсегда принять верное решение, сделать надлежащие выводы как в области идейно-теоретической, так и в области практической работы! У нас есть полная уверенность в том, что наша Партия, вооруженная историческими решениями своего XXVI съезда, поведет советский народ по ленинскому пути к новым успехам, к новым победам! Ура, товарищи!
Зал грохнул оглушительными аплодисментами (причём я подозреваю, что делегаты радовались не озвученным мною предложениям от депо «Монорельс», а тому, что мне удалось хоть немного развеять их сонное состояние.
Когда я, бледная от резкого выброса адреналина, пробралась обратно на своё место, Лев Юрьевич тихо сказал:
— А вы молодец, Лидия Степановна.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарила его я, не зная, как реагировать на эту внезапную похвалу.
— Теперь я ещё больше уверен, что мы-таки должны поговорить, и это срочно! — настойчиво уцепился в меня «опиюс».
Я поняла, что он не отцепится.
— Давайте завтра пообедаем где-нибудь и всё обсудим, — со вздохом предложила я, — только недалеко от моей работы, а то я с обеда обратно не успею.
— Прекрасно! — расцвёл улыбкой Лев Юрьевич, — мой водитель за вами заедет. Пообедаем в «Нивушке». Там замечательно готовят. Знаете этот ресторан?
Я отрицательно покачала головой.
— Ну, конечно, он же не для широких масс, — ухмыльнулся Лев Юрьевич, — это займет немного времени, а потом мой водитель отвезёт вас обратно в ваше любимо депо «Монорельс». И мы с вами должны…
На нас опять зашикали и «опиюс» умолк.
Конференция шла дальше. Подробности я особо не помню. Похоже я-таки задремала, убаюканная вялыми бубнилками остальных докладчиков. Очнулась уже под грохот аплодисментов. Так как конференция закончилась, делегаты хлопали воодушевлённо и поэтому особенно громко.
Когда спели опять гимн, и председатель объявил конец, народ задвигался туда-сюда, к выходу.
Я решила чуть задержаться и пересидеть основную суету (неохота было толкаться среди взопревших мужиков в белом костюме). Лев Юрьевич кратко попрощался и торопливо ушел. Я же еще сидела, рассматривая оживлённый людской муравейник. И тут за спиной меня окликнули:
— Лидия Степановна!
Я обернулась. Сзади моего ряда, в проходе, стояли трое мужчин. Сам председатель, ещё один — приземистый, с усами и водянистыми глазками, третий — настоящий восточный красавец — кареглазый, с ямочкой на квадратном подбородке, был чуть помоложе.
— Лидия Степановна, — сказал председатель, — мы с товарищами прослушали ваш доклад и очень даже впечатлились. Для молодого руководителя, только ставшего у руля, вы подаёте большие надежды.
— Да! — подтвердил приземистый, — большие надежды.
Кареглазый ничего не сказал, лишь оценивающе посмотрел на меня и улыбнулся.
— Спасибо, товарищи, — изобразила смущение я (молодая женщина в эти времена должна была быть скромной).
— Давайте я вам представлю моих коллег, так сказать, — улыбнулся председатель. — Меня-то вы должны знать. Хотя напомню — Плечевой Илья Гаврилович.
Я кивнула, мол, очень приятно.
— А это, — он указал на приземистого, — Барабаш Сергей Петрович. Мой заместитель.