Александр Баренберг - Голем. Книга 1
Глава 9
Назавтра, часов в восемь утра, мы уже торчали в приемной начальника порта. Передав рекомендательное письмо через его секретаря, уселись на широких дубовых лавках в ожидании. Просидеть пришлось около часа. Скучным, однако, ожидание не было. В противоположных концах приемной, в клетках с золоченными витыми прутьями, сидело два попугая. Один, большой серый жако, все время что-то довольно разборчиво говорил. Я по итальянски не понимаю, но купец, усмехаясь, перевел мне пару фраз. М-да, хозяин этой птички явно не училище для благородных девиц заканчивал! Надо же, какой загиб!
Сидевший в противоположном углу более мелкий, тоже африканский попугай, в ответ на речи первого, все время возмущенно свистел и нервно бегал по клетке из угла в угол. Но ничего не говорил, видимо, был тупой. Зато красивый! Его изумрудно-зеленые сверху и сочно-оранжевые снизу перышки ярко отсвечивали в прорывавшихся между распахнутыми ставнями солнечных лучах. Никогда не видавший таких заморских чудес Олег долго переводил взгляд с одного на другого, потом подошел к клетке с мелким и просунул между прутьями палец, наверное, чтобы убедиться, что птичка настоящая. Убедился. С шипением отдернул руку и долго зализывал кровоточащий после близкого знакомства с острым кривым клювом палец. А нас с Цадоком наконец пригласили войти.
Андрео Сильво, занимавший должность начальника порта и, одновременно, главкома венецианских ВМФ (почему эти функции объединены и какая из них была главнее, мне так и осталось неизвестным), оказался грузным представительным мужчиной с длинными, закрученными вверх усами и бритым подбородком. Здесь так мало кто выглядел, и экстравагантный господин явно опередил моду столетия этак на два. Впрочем, вряд ли он сам об этом подозревал. Начальник порта при виде нас фальшиво улыбнулся, но после вручения слабо позвякивавшего кожаного мешочка улыбка явно стала более искренней. Мы кратко изложили дело.
— О найме военной галеры для сопровождения не может быть и речи! — сразу же оборвал полет нашей мысли господин Андрео. — Да будет вам известно, что еще прошлой осенью его светлость, Энрико Дандоло, милостью божьей дож Венеции, Далмации и Кроации, отбыл, в сопровождении большей части нашего флота — пятьюдесятью галерами, со славными крестоносными силами к берегам Далмации, и далее — в Константинополь. Те галеры, что остались в моем распоряжении, нужны для защиты города и лагуны. Не могу вам выделить ни одной! Да и вообще, вынужден заметить, что вы выбрали не лучшее время для путешествия. Крестоносцы наняли у нас около пятисот грузовых кораблей и галер! Оставшиеся зафрахтованы надолго вперед нашими торговыми гильдиями и я очень сомневаюсь, что вам вообще удастся найти свободное судно.
Да, дела! Нет, я, конечно, знал, что хитрозадый венецианский дож лично отправился проконтролировать, чтобы крестоносцы случайно не промахнулись мимо Константинополя. И что те наняли пятьсот кораблей, тоже заранее выяснил в интернете. А вот сделать из этой информации логический вывод о дефиците свободных кораблей в Венеции не потрудился! Деградирую тут потихоньку, однако! В ответ на вопрос, нельзя ли приобрести прямо на верфи один из находящихся на последней стадии строительства кораблей, начальник порта чуть не подавился от возмущения:
— Продукция нашего Арсенала никогда не продается! — гневно воскликнул тот. — Венецианские корабли можно только зафрахтовать! Неужели вам это неизвестно?
Что передовые, на этот момент, технологии производства кораблей строго охраняются на наглухо закрытом от посещений посторонними легендарном Арсенале — так назывался местный комплекс знаменитых на всю Европу верфей, где опытный плотник-кораблестроитель получал плату, превышающую доход какого-нибудь захудалого баронства на окраине Европы, я слышал. Но что корабли вообще не продаются? Это уже наглость! Зажрались эти венецианцы! Однако зафрахтовать оказалось тоже невозможно — все корабли были заказаны еще на ранних стадиях постройки. Опять дефицит, блин! И даже прозрачные намеки на нашу возможную благодарность действия не возымели — господин Сильво лишь молча разводил в ответ руками.
— Могу только посоветовать обратиться к хозяевам кораблей для паломников. Возможно, кто-то из них, за достойную цену, согласится изменить маршрут. Я дам вам рекомендации…
Следующие несколько дней прошли в бесплодных попытках найти подходящее судно. В порту постоянно присутствовали пять-шесть крупных кораблей, регулярно совершающих челночные рейсы в Святую Землю, но их хозяева даже слышать не хотели о найме. Каждый рейс туда-обратно (длительностью примерно в месяц-полтора) приносил им триста-четыреста марок прибыли. Отказаться же от проверенного и относительно безопасного маршрута, проложенного к Палестине между многочисленных средиземноморских островов, подконтрольных Венеции, где всегда можно было укрыться от непогоды и других невзгод в пользу перехода через открытое море до Александрии, вблизи враждебного арабского побережья они категорически не желали. Помыкавшись, отказались от надежды найти крупный корабль, способный взять на борт всех нас с лошадьми и телегами. Придется их продать и нанять судно поменьше, загрузив на него только людей и товары. А жаль — ведь лошадей мы в дорогу выбирали получше! Теперь же надо от них избавляться.
Пришлось вступать в переговоры с хозяевами швартующихся на дальних пирсах небольших суденышек. Эти, весьма подозрительные рожи, все, как один, в притворном ужасе заламывали руки, услышав о конечной цели нашего путешествия и начинали громко стенать об ужасных пиратах, в огромных количествах бороздящих прибрежные египетские воды и об неприязненном отношении со стороны моряков султана, у которых бесполезно просить защиты. А так же об огромных поборах, которые богомерзкие сарацины накладывают в портах на корабли христиан. Ну, так как из исторических источников и рассказов Цадока мне было известно, что как раз в данный период угроза пиратства в Средиземном море находилась на довольно низком уровне — вошедшая в силу Венеция хорошо проредила базы разбойников в северной части моря, а египетский флот — в южной. Ну а дополнительный налог на «неверных» у арабов всегда, во все времена, составлял десять процентов. Не считая, конечно, случавшихся время от времени эксцессов. Так что я без особого волнения продолжал переговоры.
Путем пробных забросов удалось установить, что стенания хозяев кораблей начинают плавно переходить в деловой разговор примерно на сумме в двести-двести пятьдесят марок. Осмотрели несколько суденышек. Толком не понравилось ни одно из них. Либо совсем утлое, либо хозяин с командой слишком уж сомнительные личности. В конце концов удалось выбрать нечто среднее. Владелец, он же и капитан одномачтового кораблика с многократно штопаным косым парусом, просоленный морями здоровяк лет тридцати пяти по имени Марко торговаться явно любил. И умел. Не уступавший ему в мастерстве Цадок, однако, закусил удила и около часа я имел удовольствие наблюдать битву титанов. В ход шли любые уловки — демонстративные уходы, призывы Господа в свидетели, жалобы на судьбу и прочее, сопровождавшееся причитаниями на трех языках. В ходе торга моему компаньону удалось сбить цену с трехсот марок, запрашиваемых хозяином вначале, до двухсот шестидесяти пяти. Но дальше переговоры явно забуксовали, Марко снижать цену более не намеревался, и стороны погрузились в обсуждение каких-то совсем уж мелких подробностей, вроде спора о количества вина, выделяемого в день на каждого пассажира. Цадок пытался выиграть хоть на этом, а я почувствовал, что у меня сейчас разболится голова. Поэтому, встав между спорщиками, сообщил, что готов заплатить двести шестьдесят марок вообще без кормежки и, тем более, всякого вина сомнительного качества (этого я, конечно, ему в лицо не сказал) со стороны хозяина. Только за перевозку, без обслуживания. Цадок, в пылу спора забывший было и о кашруте и об элементарной осторожности, мгновенно меня поддержал. Марко почесал толстыми пальцами с грязными обломанными ногтями в затылке, внимательно взглянул на меня и потребовал половину суммы вперед. На том и сошлись…
Покинув, наконец, бурлящую жизнью Венецию, за первую неделю путешествия добрались до выхода из Адриатического моря. Медленно проплывающие вдоль правого борта прекрасные итальянские ландшафты, разглядывание которых вносило хоть какое-то разнообразие в унылое плавание, сменились бескрайней синевой моря, и стало совсем скучно. Жизнь на корабле неспешно текла в соответствии с незамысловатым распорядком. Утро начиналось с легкого завтрака, потом следовала уборка палубы — ее поливали морской водой из кожаных ведер и драили каким-то куском ткани неопределенно-грязного цвета. Причем поливали, не сильно заботясь о сохранности имущества пассажиров, лежавшего на палубе. Так что надо было следить за своими вещами, чтобы те не пришли в негодность от контакта с морской водой. Обед состоял из кур, которых мы взяли живьем в деревянных клетях и кормили пшеном, соленых овощей и соленой рыбы. Меню на ужин от обеденного обычно ничем не отличалось. А на следующий день все повторялось вновь.
