Герман Романов - Царский блицкриг. Боже, «попаданца» храни!
Именно такие смертельно опасные для любого корабля бочки, как он понял, и уничтожили всю его эскадру, превратив спокойную гладь Дарданелл в «кипящий бульон с гренками».
К его удивлению, русские больше не стреляли из пушек. Наоборот, солдаты и матросы засуетились, откуда-то появились лодки. И вскоре из воды стали извлекать ошалевших от случившегося английских моряков, наглотавшихся до омерзения соленой воды.
Несчастный адмирал понимал своих матросов: он и сам находился в таком же состоянии — тут потерять рассудок можно, лишившись за мгновение целой эскадры.
К счастью, русская шлюпка подошла быстро, и адмирала с чрезмерным пиететом, полагающимся его орденской ленте, чудом уцелевшей на изорванном мундире, отгрузили первым.
В тягостном одиночестве Нельсона под крики и проклятья в его адрес из уст извлекаемых из воды матросов доставили на берег, где его бесцеремонно переодели в сухую одежду.
Спустя некоторое время, когда понимание случившегося сменилось более трезвым состоянием разума, адмирал испытал жгучий нестерпимый стыд: мало того, что надетый на него мундир был русским, так он еще и армейским оказался, а не флотским, и полагался для самых нижних чинов.
Особенно взбесила адмирала странная рубашка без пуговиц, в черную полоску, похожая на рубища каторжников или на одеяния работных домов его далекой Англии…
— Я рад вас видеть в добром здравии, адмирал!
Молодой черноволосый офицер, ловко склонившись в поклоне, заговорил на французском с неистребимым акцентом. Нельсон, проведший немало кампаний на Средиземном море, сразу узнал выходца либо из Южной Италии, либо с Корсики.
— Бригадный генерал Наполеоне ди Буоне-Парте! — лицо офицера озарилось самодовольной улыбкой. — Хотя мои новые соотечественники привыкли меня называть Павлом Александровичем Бонапартовым!
Последняя фраза была произнесена на ужасном наречии с варварскими гортанными интонациями, и молодой генерал поспешил добавить снова на французском, — этот невыносимый русский язык, — но, ухмыльнувшись, с трудом выдал на том же варварском наречии:
— Славно мы вам, как это… А!.. сопатку начистили!
Последнюю фразу адмирал снова не понял, но разъяснения были даны на французском:
— Мы же с вами не воюем! Я имею в виду Англию и Россию… С чего это ваши корабли открыли огонь по моей батарее?! Мы вынуждены были отбиваться от такого вероломства!
От такой неожиданной и неприкрытой наглости Нельсон потерял дар речи и хлопал ртом, как выброшенная на берег рыба, не имея возможности высказать, что он сейчас думал про столь изощренное азиатское коварство.
— К моему великому сожалению, дальше нам не удастся побеседовать о случившихся прискорбных событиях, адмирал! Вас сейчас примет Его императорское величество!
Француз на прощание отвесил поклон с таким изощренным высокомерием и пренебрежением, как могут делать только галлы, и добавил на варварском наречии:
— Сейчас тебя царь-батюшка макнет в дерьмо по самые уши! На чужой каравай свою пасть не разевай!
Петергоф
Дорогу до дворца Миронов запомнил по тому напряженному молчанию, что воцарилось кругом. Разноцветные кучки придворных стояли на отдалении, страшась перейти невидимую грань, отделяющую их от солдат, вытянувшихся тонкой цепочкой — примкнутые к винтовкам штыки грозно сверкали на утреннем солнце.
И еще Федор запомнил те обжигающие взгляды, которыми одаривали его, силясь проникнуть в тайну красного футляра. А у главных дверей их встретили казаки Дворцовой сотни.
Старый есаул с длинной седой бородой, с таким же хорунжим, сражавшиеся здесь, в Петергофе, в день злосчастного гвардейского мятежа, проворно выхватили сабли из ножен и вступили в охранение. А солдаты остались у дверей — вход вовнутрь, по той же инструкции, был для них в таком случае запрещен.
До самых дверей царского кабинета они шли по совершенно пустому коридору, который только несколько раз перегораживали настороженные фигуры часовых с перекрещенными винтовками, которые тут же размыкались перед их шествием.
— Государево слово и дело! — громко произнес полковник, входя в раскрытые двери.
— Спешная депеша, ваше императорское величество!
— Дайте послание! — Императрица произнесла это совершенно спокойным голосом, но Федор видел, что она с трудом сдерживает волнение — на лбу выступили мелкие капельки пота, рука чуть дрожала, принимая футляр.
Екатерина Алексеевна медленно прочитала послание, вспыхнув на секунду радостным светом, но тут же снова напустила на себя маску спокойствия и повернулась к кабинет-секретарю:
— Собрать немедленно господ сенаторов, министров и послов! Оповестите Синод и патриарха — пусть будут готовы провести молебен! Я сама посещу Казанский собор!
Кабинет-секретаря словно ветром сдуло, настолько этот молодой мужчина оказался проворен. А императрица повернулась к застывшему соляным столбом телеграфисту.
— А вы, мой милый друг, примите от меня подарок за эту долгожданную новость.
Федор оторопело посмотрел на протянутую ему золотую папиросницу, не решаясь взять ее в руки.
— Да возьми же, неслух!
Ухо обжег злой шепот Бергена, и Миронов взял открытую коробочку. О такой награде он раньше и мечтать не смел. Действительно, царский подарок. И тут он заметил, что коробочка не пустая — в ней переливались серебром четыре маленьких звездочки.
Что это такое?
Неужто…
— Благодари государыню за чин, неслух, — повинуясь злому шепоту, Федор упал на колени и почтительно прикоснулся губами к протянутой руке и с замиранием сердца услышал Ее слова:
— Я довольна вами за эту долгожданную весть. Идите на службу, а то новые депеши могут прийти, господин коллежский секретарь.
Федор низко поклонился, ноги еле держали его — он не мог поверить, что за одну лишь телеграмму, пусть даже такую, ему не просто классный чин даровали, а целых два. Но, пребывая в обалдении, он все же расслышал гневные слова императрицы, брошенные полковнику Бергену:
— Теперь за беспредельную наглость я аглицкому послу прилюдно задам звону! И такого, что вся Европа услышит!
Силистрия
— Ваше высокопревосходительство!
В комнату осторожно вошел адъютант, глянул на пашу с немым вопросом. Кутузов чуть кивнул, давая молчаливое разрешение. Офицер тут же громко доложил:
— Гонец от его императорского величества.
— Зови, — только и ответил генерал, и тут же в комнату зашел молодой капитан в запыленном мундире Генерального штаба. Четко отдал воинское приветствие и протянул генералу красный футляр. От сердца сразу отлегло — цвет был соответствующим ожиданиям.
— Победная реляция, не так ли? — приветливо улыбнулся Кутузов, постукивая с намеком пальцем по красному сукну.
— Так точно, ваше высокопревосходительство, — излишне звонко ответил ему офицер.
— Константинополь в наших руках, султан Селим пленен и содержится под крепким караулом. Английская эскадра в Золотом Роге, осмелившаяся стрелять по нашим кораблям, уничтожена.
— Как государь?
— Его императорское величество бодр и весел, ваше высокопревосходительство!
— Я рад, очень рад! Вы мне доставили чудесные известия, искренне благодарю вас!
Кутузов с трудом стянул с пальца драгоценный перстень и с улыбкой протянул дар. Такая мода повелась — император золотые табакерки дарит со звездочками, а генералы на перстни перешли, даже Суворов, на что тот прижимист, но время от времени немногие счастливцы щедро обласкиваются старым фельдмаршалом.
Михаил Илларионович скосил единственный глаз в сторону паши — тот сидел с окаменевшим лицом. Генерал усмехнулся — турок явно понимал русский язык, а потому он и устроил это представление.
— Война вами проиграна, паша. И единственным спасением может быть немедленное заключение мира. Смотрите — проливная зона в наших руках, и больше ни один турецкий аскер не переправится в Европу. Дунайские крепости или взяты нами, или сданы вами. Православное население полностью на нашей стороне, и мы с трудом сдерживаем наших единоверцев от отмщения. Слишком много вы пролили здесь крови, паша, чтобы надеяться на милость покоренных вами народов. Я это еще по Морее понял, в первую кампанию — греки прямо пылают к вам злобой и яростью.
— Бешеный пес всегда куснет руку благодетеля…
— Не такие вы и благодетели, уважаемый. Каждый год в разных местах янычары резали православных, приручая народы к покорности. А ведь вас, османов, здесь едва десятая часть. Ничто в сравнении с многолюдством ненавидящего населения. И мы, русские, выступаем единственным гарантом того, что магометане останутся в живых. Вам нужна всеобщая резня османов, Ибрагим-паша?
