Екатерина Рысь - Печать богини Нюйвы
– Дедушка! – вспыхнула небесная дева. – Ты как будто сватаешь меня за этого человека. Я его не знаю совсем, чтобы любить или не любить.
– Чепуха! – фыркнул Линь Фу, перевернулся и поплыл уже на спине. – Любовь, как и огонь, разгорается либо от вспышки, либо от трения. Он-то уже вспыхнул, а значит, тебе потребуется второе.
И хитрый старикашка с хихиканьем показал, какого рода трение подразумевает.
– Ах ты! – взвилась Таня.
– Не трожь священные статуэтки! – строго предупредил даос, спикировав на потенциальную осквернительницу. – Я жизнь прожил, дурного не посоветую. И всегда говорю правду.
– А можно и мне полетать? – Девушка решила отвлечь Колобка от неудобного разговора. – Я тоже хочу. Ну пожалуйста!
Но не тут-то было.
– Только если спустишься в деревню и посидишь вечерок-другой с нашим Сян Юном, – отрезал даос.
Не то чтобы древний генерал Татьяне так уж не нравился. Даже наоборот. Он был милый, уместно и тонко шутил, знал множество забавных историй и хорошо пел. Сразу видно, аристократ. Но воспоминания о том, что этот длинноволосый красавчик совсем недавно натворил в Фанъюе, все еще не давали Тане почувствовать к нему симпатию. Этот человек убивал так же легко, как и дышал.
Война никого не делает лучше, она калечит добрых, губит милосердных, не щадит беззащитных, а превозносит только жестоких. Вчерашние галантные кавалеры и желанные гости в домах, где есть девушки на выданье, любители поэзии и ду́шки, уже через год-два творили невиданные зверства со своими же соотечественниками и единоверцами. Таню теперь не проведешь, она знала, что таится за выправкой и манерами. К тому же кто сказал, что она не собирается вернуться в свое время? Очень даже собирается.
Что-то в этом духе она попыталась объяснить дедушке Линь Фу. Умолчала она лишь про то, что написано будет спустя несколько веков великим Сыма Цянем про сильного, но жестокого князя из государства Чу. Верно сказано в книге Экклесиаста: «Во многом знании – многие печали».
– М-да? – Даос завис вверх ногами так, чтобы его глаза-щелочки находилось прямо напротив Таниных. – И как ты собираешься вернуться к себе… туда… к своим извергам и чудовищам с огнедышащими палками, а?
– С помощью рыбок, – неуверенно промямлила девушка.
– И где же они?
Вопрос был непраздным, но просто так Татьяна сдаваться не хотела.
– А при чем здесь Сян Юн?
– А при том, что найти печать… то есть рыбок, конечно, и твою сестру-лису можно лишь с помощью сильного и влиятельного человека. Сян Юн сделает для тебя все, что попросишь. Ну как? Убедил я тебя?
– Даже не знаю… – заколебалась Таня.
– Зато я знаю! – воскликнул даос и, крепко подхватив девушку обеими руками под грудью, вылетел вместе с ней через арку наружу.
Сначала они взмыли круто вверх, потом под аккомпанемент оглушительного визга небесной девы прошлись над верхушками деревьев на бреющем полете. И принялись кружить над деревней.
– Хо-хо-хо! – смеялся Ли Линь Фу. – Да не визжи! Ты ж сама хотела полетать! А то уроню.
Таня тут же притихла, от греха подальше.
– Вот и умничка, – шепнул ей на ухо даос. – А Сян Юн наш сейчас видит только тебя, парящую в небесах, словно птица. Это я работаю на твой образ не покладая рук. Цени, малявка!
Сян Юн
Сян Юн сумел кое-как доковылять до двери и оттуда, согнувшись в три погибели, наблюдал за Тьян Ню. Пожалуй, один ее вид исцелял раны быстрее, чем все настойки всех лекарей мира. Так что оправдание у генерала имелось железное: он не просто пялился на небесную деву, а усиленно лечился, чтобы поскорее поправиться, тем самым избавив доброго хозяина от своего присутствия и связанных с этим неудобств. Нет, Юн и в самом деле торопился с выздоровлением. Его ведь ищут, дядя небось землю носом роет, а потому зол, как тысяча злобных демонов. Печенки уже всему окружению проел и за сердца принялся. Опять же оставлять дядюшку наедине с собственными замыслами весьма и весьма опасно. Надо возвращаться, и чем скорее, тем лучше.
– Что вы здесь делаете, генерал? – как всегда строго спросила Тьян Ню. – Вам нужно лежать.
– Сижу, как побитый пес, отлежавший себе все бока, – улыбнулся Юн. – А вы почему не летаете в поднебесье, словно юный стриж? Ветер слишком холодный?
– Вернитесь в дом, пожалуйста. Я позову слуг.
И убежала, легонько касаясь подошвами тряпочных туфелек пола. Это создание умело не только исцелять взглядом, но и убивать наповал недовольством плотно сжатых губ.
– Ну вот! – вознегодовал генерал, тряхнув головой точь-в-точь как его Серый, укушенный оводом, и прокричал вслед девушке: – Что я такого сказал, а? Почему вы злитесь?
Разумеется, досталось ни в чем не повинному слуге, на котором Юн выместил злость.
– Я не калека, чтобы водить меня под руку! – заорал он и оттолкнул паренька. Был бы меч под рукой, точно зарубил бы, как случалось не единожды.
– Но госпожа сказала…
– Вот пусть меня госпожа и водит! Пошел вон! Убирайся!
Гнал прочь, потому что знал: за ним водится нехорошая привычка выйти из себя до такой степени, что наплюет на едва затянувшиеся тоненькой кожей раны. Но на тюфяк свой все-таки отполз – на коленях, опираясь на одну руку, бормоча под нос проклятия.
– С таким поганым характером ты, генерал Сян Юн, однажды на врачах разоришься, – задумчиво молвил Ли Линь Фу. Он-то прийти на помощь упрямцу совсем не торопился. – А там, чего доброго, и могильщику дашь подзаработать.
– Как мой конь поживает, даос? – проскрипел Юн, с трудом разжимая челюсти от боли.
– Лучше тебя, это уж точно. Он вообще парень отличный в отличие от… Не орет, не ругается, знай хрустит овсом и на нашу деревенскую Малышку не посягает даже в мыслях.
– Откуда тебе знать, что у Серого на уме?
– Неоткуда, – хохотнул даос, демонстративно отхлебывая прямо из кувшина какого-то ароматного пойла. – Зато я точно знаю, что на уме у тебя, генерал.
Линь Фу присел на корточки возле ложа раненого, но так, чтобы тот не смог дотянуться до него рукой. Снова демонстративно выпил, затем с чавканьем закусил лепешкой и сказал серьезным тоном:
– Мне ее Лю Дзы привез, ему я ее и отдам. Он, к слову-то, хоть и простого рода, а мужчина поприятней тебя будет – и в обращении, и в поведении.
Сян Юн запыхтел, наливаясь, словно слива – терпким соком, ревнивым бешенством. Но говорить ничего не стал, удержался.
– О! Правильно сделал, – одобрил тактику даос. – И даже не думай небесную деву умыкнуть, как тебе, надо полагать, очень хочется. Отдыхай, генерал, дыши через нос, чтобы соки нутряные понапрасну не бурлили.
И ушел, старый гад, глумливо похохатывая. «Ну ничего-ничего, еще сочтемся», – мстительно подумалось Сян Юну, но он вовремя напомнил себе, что в эту деревню так просто никто попасть не может, только по воле Нюйвы или же самого Ли Линь Фу.
И если до сих пор лохматую голову чусца мысль о том, чтобы украсть Тьян Ню, даже не посещала ни разу, то теперь она стала главной и основной, а главное – целебной, точно персики бессмертия из садов богини Западного Неба Сиванму.
Тьян Ню
Необходимость прятаться от генерала в горном храме у Татьяны отпала как-то сама собой. Сян Юн вдруг сделался шелковым и почти незаметным. Верно, дедушка Линь Фу устроил пылкому поклоннику небесных дев преизрядную взбучку. Так считали и остальные поселяне, которым раненый аристократ тоже не слишком нравился. От буйных вояк всегда одни неприятности простым людям, да и вдруг, не ровен час, по его персону явятся соратники-сторонники и еще неведомо как себя поведут. Потому лечили изо всех сил и кормили как на убой. «Вот-вот, – мысленно соглашалась Таня с крестьянами. – Пусть уезжает поскорее. А то еще устроит тут то же самое, что в Фанъюе». Нет, она, конечно, была благодарна Сян Юну за вызволение Люсеньки из клетки, но доверять ему не спешила. А присмиревший головорез словно верхним чутьем уловил ее неуверенность и сделался паинькой. Безропотно принимал горькие снадобья дедушки Линь Фу, с лестью и комплиментами не лез и очень красиво играл вечерами на бамбуковой флейте. Ночь в горах наступала быстро. Едва пряталось за горизонт солнце, как из темных ущелий выпрыгивали лиловые сумерки, стремительно пожирая все вокруг. И только крошечные огоньки в бумажных коробочках выдавали, где среди деревьев прячутся деревенские хижины. Сян Юн, укрытый плащом из собственных волос, беззаботно выводил прихотливую мелодию, даос возлежал на циновке, потягивал винцо и подпевал:
Есть на свете белом красавица,
С первой встречи запала в память мне,
Без нее пред очами мне хватит дня-а-а…
Неизбывной тоскою сойти с ума.
Таня слушала и думала о Люсе, которая и есть самая настоящая красавица. Где она? Что с ней? А главное – кто с ней сейчас? Впервые за столько лет оказавшись вдали от старшей сестры, оставшись без ее поддержки, решительности и острого словца наготове, она не на шутку затосковала. Совсем как тогда, в семнадцатом году, когда Таню увезли на дачу подальше от кровавой вакханалии, царившей в революционном Петрограде. А Люся после смерти матери подалась к анархистам.
