Людмила Астахова - Кошка колдуна
с этакой притворной ленцой произнес он.
Какой у меня все-таки умный хозяин и… э-э-э… родственник. Видит дедушка Луг, мне просто несказанно повезло. Керейтар? Мать Лисиц? Впрочем, против лисиц я ничего не имела, по крайней мере, до тех пор, пока они не начнут глодать мои косточки.
Хийса с достоинством приняла свое поражение и даже улыбнулась, проворковав:
Что же, нет нужды, пожалуй,
В поединке чародейском.
Вижу, ты мудрец изрядный!
В дом Керейтар ты пожалуй,
Не побрезгуй угощеньем.
После станем торговаться.
И эти два реликта доисторических эпох, как ни в чем не бывало, едва не под ручку, направились к землянке. Угощаться, а после торговаться за наши с Прошкой жизни, в основном, за мою арбушкину жизнь.
– Э… а-а… э… – просипела я им вслед, что в переводе означало: «Эй вы, чудики, а как же я?»
Я была в ужасе, я была в отчаянии, потому что это только в адаптированных для современных детей народных сказках добро торжествует, а герой спасается. В настоящих – для героя все может закончиться мучительной смертью – горло перегрызут или суп сварят.
Вот не сторгуется Диху за арбушку, паче того, проиграет этой Лисьей ведьме в эпическом споре, и завтра меня подадут на пир с хрустящей корочкой под брусничным соусом. Вдруг наша Керейтар поджидает Сюэтар и Хонготар на мясную вечеринку?
Слезы сами потекли по холодным щекам, когда я представила себя в качестве главного блюда хийсы.
И тут моя сосна-тюремщица решила сменить диспозицию. А может, устала держать нас с Прошкой сразу в обеих «руках»? Ветки задрожали, ствол заскрипел, и словно волна прокатилась от корней до самой верхушки – это сосна прикатила ко мне уже выкупленного «ербезенка». Нас на мгновение освободили, и тут же ветви сплелись плотно и густо, а мы с Прошкой оказались внутри кокона. Все новые и новые хвоинки-иголки прорастали прямо под нашими изумленными взглядами.
– Хийса нас согреет, – уверенно заявил Прохор, но придвинулся поближе. – Чтобы мы не померли на морозе, пока они с Тихим станут миловаться.
– Торговаться, ты хотел сказать?
– Один хрен, – махнул рукой подросток. – Не боись, Катюха, наш эринец небось корнем силен.
– В каком смысле?
Я по-прежнему не понимала, к чему клонит мальчишка.
– В том самом, – хихикнул он. – Слышишь, нет?
И я услышала какие-то сдавленные стоны и вскрики совсем рядом.
– Это они? А что они делают?
Прохор Иванович посмотрел на меня, как… как манул на блогера.
– Ты совсем дура, да? Даже я знаю, что они там делают, а тебе и подавно должно быть ведомо.
В чем-то ербезенок был прав. Я все-таки дура, раз сразу не поняла, что за торг может быть между Хозяйкой Лисиц – золотой девой и Покровителем очагов. Позор тебе, Екатерина! А еще этнограф с почти красным дипломом!
Диху
Землянка лесной хозяйки ничем не походила на бру детей Дану. Если в домах Народа Богини, которые очень условно можно было назвать «холмами», работал принцип, как бы сказали современники Кайтлин, разделенного пространства, то нора Керейтар выглядела и пахла так, как и положено норе. Лисьей. Единственное отличие – очаг, едва тлеющий, не дающий ни тепла, ни света. Диху поморщился и, не задумываясь, прищелкнул пальцами, заставив пламя вспыхнуть и спалить ту вонючую труху, что была у хийси вместо дров.
– Силы не трать, – ухмыльнулась Керейтар, подмигивая. Глаза ее в полумраке светились зеленым, как гнилушки. – Достанет ли, чтоб расплатиться за девку?
– Смотрю, ты все-таки ищешь ссоры со мной, хийси. И впрямь решила, что моя кровь тебе по зубам?
– Так ведь ты уже поссорился, только не со мной, – хихикнула она. – Но мне нет дела до вашей вражды, твоей и Кайлих. То дела детей Ткачихи, но мне не след упускать добычу, которая сама в руки идет. А ты обещал заплатить.
– Чего ты хочешь, Мать Лисиц?
Хийса глянула исподлобья, а потом молча развела руками. Диху вздохнул:
– Да, мог бы догадаться.
– Поделись со мной своей Силой, сын Дану, – глухо проскрипела Керейтар. – Тяжко быть пленницей собственной немощи. А в вас, потомки Ткачихи, столько пламени, что хватит, чтобы разжечь даже давно промерзший очаг. Мне бы и жизни твоей девки хватило, но ты лучше. Сильнее.
– И вкуснее, надо думать. Это Кайлих тебя надоумила? Хотя нет, вряд ли…
– Дочь Ллира ищет свою выгоду, а я свою. Ну? Согласен?
«Интересно, это ты тоже планировала, о Кайлих? Такова твоя месть?» – подумал Диху, а вслух сказал, глядя прямо в требовательные, ждущие глаза хийси:
– Ну не драться же с тобой. Обещал, значит, расплачусь. Вот… испей для начала, – и протянул ей руку.
Керейтар не нужно было предлагать дважды. С жадным возгласом, тявкнув, как голодная лисица, хийси впилась зубами в запястье сида. А потом, когда уродливая дряхлость треснула и полезла с нее клочьями, как облезлая шкура, толкнула Диху спиной в самый темный угол, на лежанку, наваливаясь сверху.
Прошка
Прохору Ивановичу не впервой было девок всякими байками от перепуга спасать. Только Катька не грома и не дурного глаза боялась, а того, что хийса ее съест.
– Да не трясись ты так, – прикрикнул он по-мужски сурово. – Раз милуются вовсю, знать, сторговались полюбовно.
– Да уж! – фыркнула девка. – В прямом смысле полюбовно.
Удивительное дело, все время она чем-то недовольна. Что у них там за мир такой?
– А в каком хошь. Тихий из-за тебя сейчас старается, а ты сидишь в тепле, целая и невредимая, и бухтишь на своего благодетеля.
– Это я-то целая-невредимая? – возмущенно пискнула Катя. – Мною елки в пинг-понг играли, потом распяли, чтобы сорокам глаза выклевывать было сподручней…
– А что такое «пинг-понг»? – тут же спросил Прошка.
– Игра такая. Два человека играют – перекидывают маленький мячик такими деревянными лопатками через специальный стол, – нехотя объяснила девушка. – Кто промажет по мячику, тот проиграл.
– А ты умеешь? А еще какие у вас игры есть? Ну, расскажи!
Батюшка частенько говаривал, что Прошку, когда ему выпадает случай узнать о диковинке, даже собачья цепь на месте не удержит. Вот он и обрушил на растерянную Катю лавину вопросов, которых с каждым ответом становилось все больше. Беда в том, что глупая девка не могла толком объяснить, откуда берутся мячи, которые сами по себе прыгают.
– А что такое «плас-тик»?
– Вещество такое рукотворное.
– Навроде стекла?
– Нет. Стекло из кварцевого песка варят, а это полимер.
– Чего?
Катя мямлила, пыхтела и пыталась объяснить, откуда и что берется, но не особо преуспела. Только и хватило, что наболтать кучу незнакомых слов – то ли немецких, то ли персидских. А толку-то, если Прошка никогда и слыхом не слыхивал про эту самую «нефть».
– Не-фть, не фть… – рассуждал мальчишка, будто бы пробуя незнакомое слово на вкус. – А! Стал быть, есть и просто «фть», из которой прыгучие мячики не делаются?
Катька прыснула в кулак.
– Что смешного-то?
– Видишь, как оно – очутиться чужаком в другом мире. У нас все знают и про пинг-понг, и про пластик, и про нефть.
– То-то я смотрю, ты не можешь растолковать, как из черной горючей и вонючей грязи получается в конце концов маленький скакучий мячик, – сразу же окрысился Прохор. – Такая умная, да?
– Да пойми ты, в языке, на котором ты говоришь, нет таких слов и понятий. Вот, например, трубы. По-твоему, это что такое?
– Короб, чтобы дым отводить. Бывает деревянный, а бывает и каменный.
– Да, а еще бывает труба из металла, круглая. – Сидова раба честно попыталась исправиться. – Ее загоняют под землю и оттуда выкачивают нефть – черную горючую жидкость, которую потом…
– Как выкачивают?
– С помощью машин, механизмов таких особых.
– Механизмусы! – Прохор усилием воли подавил желание стукнуть «глупую кошку» по лбу. – Быстро сказывай мне все, что знаешь про ваши механизмусы! Болтала всякую чепуху, а про главное-то молчала.
– Прош, все я знать не могу. Я – гуманитарий, историк-этнограф, – вяло отбивалась девка.
– Не придуривайся. Небось у самой механизмусов было просто завались.
И точно! Как в воду смотрел Прохор Иванович. Зазеркальница-то жила в мире, где все, ну почти все, зависело от разных механизмусов – большущих, как целый собор, и малюсеньких – размером с полногтя, а то и меньше, хрупче стекла и прочнее булата, полезных и опасных. Всяких, разных, много, просто тьма-тьмущая сколько.
– И чего ж ты с собой-то ничего не прихватила, а? Хотя бы этот самый…
