Анатолий Дроздов - Беспризорный князь
– Налетели вои Ивана, коих была не одна сотня, и обезоружили Збышко, а также его слуг. Однако, восхищенный доблестью рыцаря, повелел князь отпустить его вместе со слугами, не потребовав даже выкупа.
Я хрюкнул и прикрыл рот рукой. Мацько не обратил внимания.
– А помогло тому появление коронного маршалка с дружиной. Понял Иван, что если храбрый юноша так славно сражается, то против старого рыцаря ему точно не устоять.
– И что ваш князь? – спросил я, с трудом удерживаясь от желания заржать.
– Пришел в восхищение. Немедленно опоясал Збышко золотым поясом и попросил короля даровать ему гжеб[36], где на лазоревом поле пеший рыцарь сражается со смоками. Сказал князь, что святой Георгий, по преданию, победил дракона в тяжкой битве, но чтобы один воин устрашил сразу двоих – такого даже в писаниях нету. После чего отдал Збышко в жены свою племянницу Ягенку, заявив, что лучшего защитника сироте не найти. В приданое за Ягной дал князь земли – втрое большие, чем наши, а с ними двадцать весей – одна богаче другой.
– Здоровы вы врать! – восхитился я.
Мацько пожал плечами, всем своим видом показывая, что двадцать весей того стоят.
– Хоть и одолел ты нас, князь, только нам это на пользу пошло! – заключил воевода, торжественно крутя ус.
– Рад за тебя! – сказал я. – Раз вы теперь богаты, так, может, и платы не нужно?
– Это Збышко богат! – насторожился Мацько. – Я живу скудно. Король жалованье задерживает, а после ухода хлопов земля бодыльем поросла.
– Пусть сыновец делится!
– Ему самому нужно! – возразил Мацько. – Нет, князь! Коли обещал, так держи слово!
Я делано вздохнул и, всем своим видом показывая, как жалко расставаться с серебром, открыл сундук и стал выкладывать на стол тяжелые гривны. Мацько настороженно считал их глазами. После того как последний, двадцатый, слиток появился на столе, лях подскочил и торопливо сгреб серебро в заранее подготовленный мешок.
– А корм? – напомнил, привязав мешок к поясу.
– Получишь у ключника. Мука, крупа, сало, полти мороженые и вяленые – на пятьдесят человек.
– У меня более сотни! – возмутился воевода.
– У реки ты сказал «для моих воев». С тобой было пятьдесят – я посчитал.
Мацько почесал в затылке, поняв свой промах, но спорить не стал. Груз, приятно оттягивавший пояс, во многом тому способствовал.
– Все равно продешевил ты, князь! – сказал, довольно ухмыляясь.
– Это ты продешевил! – не согласился я.
– Почему?
– Я нанял лучшего рыцаря королевства, храброго победителя драконов – и всего-то за двадцать гривен.
Мацько моргнул и захохотал. Я присоединился.
– Вина? – предложил я, когда оба успокоились.
– Можно! – согласился лях, крутя ус.
…Расстались мы довольные друг другом. Мацько получил жалованье, а я радовался, что после стычки на берегу никто из ляхов в моих землях более не появлялся. Сочинять байки воевода был мастак, но данное слово держал крепко.
* * *К Рождеству я получил весть из Константинополя. Алексий коротко уведомил: условие мое принято, а франков в Константинополе ждут не ранее мая: перевалы в горах закрыл снег. Морем пройти тоже не выйдет: зимние шторма. Как только ситуация прояснится, Алексий лично прибудет в Звенигород – согласовать, что и как…
Известие меня порадовало. Тащиться со змеями в мороз… Смоки легли в спячку, будить их не хотелось. В особой пещерке дремали молодые змеи, появившиеся на свет благодаря виталису. Я намеревался нарастить военно-воздушные силы до двенадцати единиц. Молодые хозяева смоков проходили усиленную подготовку, и я рассчитывал, что к лету у меня будет шесть пар змеев. Возьми нас тогда…
Никто в княжестве не догадывался о моих замыслах, я даже Малыгу не известил. Боялся, что батька не одобрит. Да и неизвестно, сбудется ли? Вдруг Святослав передумает? Старики капризны…
Вести, приходившие из Киева, однако, свидетельствовали: ничего не меняется. Договоренность соблюдалась. Об этом регулярно сообщал Горыня. Прознав о планах Великого, он попытался вернуть полученную мзду. Кошель, который он притащил, даже на беглый взгляд был больше и тяжелее моего. Попытка подкупить князя, однако, сорвалась.
– Взял, так взял! – сказал я испуганному Горыне. – Хочешь милости, так делай, как срядились!
Горыня старался. Гонцы привозили собственноручно нацарапанные им грамотки, краткие, но толковые. Все шло по плану. Великий хоть и хворал, но крепился, чему в немалой степени способствовало лечение, предписанное Млавой. Я молил Бога, чтобы он протянул как можно дольше: нельзя встревать в замятню ранее намеченного часа. Если б мне еще недавно поведали, что буду молить о здравии лютого врага, я бы рассмеялся. И вот, молил.
С получением вести из Константинополя таиться стало невозможно. Батька наверняка спросит, за каким лядом нам ромеи? Чего потеряли в дальних краях? Добро б согласились за золото – здесь это по понятиям, но ради какой-то грамотки… Оно Галичу больно нужно?
Оставалось придумать, что сказать. Я из двадцать первого века, историю вашу в школе учил, поэтому о том, что произойдет, знаю наперед? Батька сразу подумает: заболел князюшка! Повредил головку в битве с половцами, или в Киеве опоили. Там могут… Оставался один путь. К предсказаниям и пророчествам в этом мире относились серьезно. Любой нищий мог крикнуть князю, что ему было видение, и князь не смел отмахнуться. Здесь с такими вещами не шутят. Врать батьке, да еще прикинувшись юродивым, жутко не хотелось. Ну, а как иначе? Вы знаете лучший способ?
Как и предполагал, рассказ о походе в греки батька выслушал без восторга.
– Зачем это тебе? – спросил, нахмурившись. – Али земель мало? Так у нас их поболее, чем у Киева! Живи да радуйся! Детям хватит и внукам останется.
Выглядел Малыга непреклонным, и я понял: пора!
– Не останется!
– Это отчего?
– Было мне видение…
– Какое? – насторожился батька.
Я прикрыл глаза и забормотал:
– Придет с востока племя незнаемое, и будут его тьмы и тьмы. Растекутся безбожные по русской земле, станут жечь города и веси, грабить и угонять людей в полон. Встанут князья на защиту земель своих, да побьют их поодиночке, ибо, погрязнув в которах, не всхотят князья объединиться. Заграют вороны над пепелищами, погибнет и обезлюдеет Русская земля. Падет великий Киев, и места, где стояли дома и храмы его, порастут бурьяном.
– Киев?! – подскочил батька. – Брали его на щит и не раз, но чтоб сжечь! А Галич?
– Никого не минет чаша сия, – напустил я туману. Что случилось с Галичем в моей истории, я не помнил, но можно смело рассчитывать: не пронесет.
– Что за племя? – спросил батька после воцарившегося молчания.
– Имя им «татарове», живут в шатрах, разводят скот, кочуя с места на место.
– Как половцы? Били мы тех!
– Эти другие. Их воины безжалостны и слепо повинуются вождям своим. Тому, кто бежит с поля боля, татары ломают спину, как и тем, кто бегство видел, но не остановил. Они берут города, разбивая стены пороками, и, захватив их, не щадят ни старого, ни малого.
– Вот напасть! – вздохнул Малыга. – Великому сказал?
Я не успел среагировать, как батька сам же и ответил:
– Сказал, конечно. Иначе зачем он к тебе проникся? Злыдень Святослав, но за Русь болеет. Как скоро эти придут?
– Еще при нашей жизни.
– О-хо-хо! – вздохнул Малыга. – Мнишь, успеем?
– Не знаю! – признался я. – Не говори пока ватаге!
– Не буду! – согласился батька и добавил после короткого молчания: – А ведь знал, что ты не прост! Еще когда в Звенигороде объявился. Помогает тебе Господь, вот и видение не зря послал. Только знай: одного в Киев я тебя не пущу! Сожрут!
Я кивнул. Мы обговорили план действий и разошлись по ложницам. А ночью, словно в наказание, случилось мне видение. Я снова был в помещении с шахматными полами, и внутри ждал знакомый тип в мантии. Только в этот раз он не сидел, а стоял, насмешливо поглядывал на гостя.
– Умный, да? – спросил со знакомым акцентом. – Решил, что сам справишься?
Я отмолчался: отвечать не хотелось.
– Может, и выйдет, – продолжил тип, не обратив внимания, – только какой ценой? Гляди!
Он махнул рукой, и я увидел огромное поле. Сколько хватало взгляда, завалено телами людей и коней. Местами они лежали грудами. Повинуясь жесту тощего, изображение укрупнилось. У кучки тел, одетых в халаты и кольчуги, лежал русский воин. Правая рука его сжимала меч, левой и вовсе не было. Вместо нее торчала культя, подле которой расплылось бурое пятно. Такие же пятна покрывали одежду и доспехи воина, даже шлем; только лицо по странной случайности осталось чистым. Оно приблизилось, я разглядел заострившийся нос, бледно-серую кожу и синие глаза, устремленные в небо. Лицо убитого показалось мне знакомым.
– Твой сын! – пояснил возникший за плечом тип. – Погиб, сражаясь с личной тысячей Субудая. Битва при Калке. Татары не прошли, но и ваших не стало. Помнишь: «Сваты напоиша, а сами полегоша за землю Русскую»? – Он хихикнул. – Как тебе цена?
