Дмитрий Кружевский - Ассасин. Возвращение
– Успокойся, девочка, успокойся и давай-ка ложись. – Гном почти силком заставил ее лечь, затем подхватил одеяло и, набросив его на то, что раньше было ногами, с сочувствием посмотрел на магичку. – Лежи спокойно. – Мозолистая рука гнома мягко, но настойчиво прижала ее к тонкой подстилке. – Сейчас придет Горд со своей припаркой, и мы быстро все поправим. Слава Арану, мы сегодня решили пойти этой дорогой и заметили шипохвоста. Эта зверюга больно падка до свежей человечины, вот мы и решили глянуть, чего это он там копается. Так что повезло тебе, а то еще немного, и быть тебе древенькой до конца жизни. О, а вот и наш лекарь…
Полог тента вновь вздрогнул, пропуская внутрь еще одного гнома в замусоленном кожаном переднике, несущего в руках большой деревянный таз. Внутри повозки сразу пахнуло странной свежестью, проясняющей голову, изгоняющей страхи и сомнения.
– Что-то ты долго, – проворчал успокаивающий Гаю, теснясь в сторонку, чтобы пришедшему было где разместить свою посудину.
– А то ты, Корин, сам не знаешь, – огрызнулся тот, опуская таз рядом с ногами девушки. – Сперва свари, потом процеди, потом нужно настоять, я и так битый час над ним с куском брезента бегал, махал, чтобы остыл скорее.
Он достал из-за спины связанный в кисть пучок какой-то бурой травы и вопросительно посмотрел на Корина.
– Ну что, держать ее будешь или как? А то знаю я этих магов…
Гая непонимающе посмотрела на Корина, стараясь не выдавать вспыхнувшее внутри подозрение и одновременно концентрируя в кончиках пальцев плетение атакующего заклинания. Если уж ей суждено было погибнуть, то сделает она это красиво.
– Думаю это излишне, – сказал гном, пристально смотря на девушку и легонько качая головой, словно предупреждая ее, что не стоит делать глупости. – Она сильная, должна выдержать.
Гая покорно стряхнула с руки почти готовое заклятие и умоляюще посмотрела на Корина. Тот понимающе кивнул и, вытерев указательным пальцем катящуюся по ее щеке слезу, повернулся к своему товарищу.
– Начинай.
Горд молча пожал плечами и, сунув свою импровизированную кисть в таз, принялся ее вращать, словно что-то наматывая. Гая, приподняв голову, внимательно наблюдала за всеми действиями гнома. Судя по его неспешным приготовлениям, сопровождаемым мурлыканьем под нос какой-то песенки, ему это было не впервой. Наконец тот закончил помешивание и, откинув одеяло, принялся мазать ноги девушки тягучей темно-зеленой массой, от запаха которой у магички сразу же закружилась голова. Покончив с ногами, он пару раз провел травяной кистью по лицу девушки и, окинув проделанную работу саркастическим взглядом, неожиданно оскалился.
– Ну а теперь держись, огненная, – бросил он, откидывая кисть в сторону и вытирая руки куском тряпки. – Посмотрим, насколько ты у нас крепкая.
Гая удивленно вскинула брови, и тут ее тело второй раз за день скрутила волна дикой боли, заставившая изогнуться в безмолвном крике.
Ступенчатая пирамида, на вершине которой установлено широкое кресло с высокой спинкой, в котором восседает закутанная до самых глаз фигура. Несмотря на это, сидящая в кресле выглядит практически обнаженной, так как черты ее тела прекрасно просматриваются через все слои полупрозрачной бледно-зеленой материи. Правда, окружающих это совершенно не смущает, и все смотрят в ее сторону, только когда она объявляет очередной приговор. Причем пару раз это делалось таким утробным голосом, что аж мурашки по спине. Такое впечатление, будто ее устами разговаривало какое-то другое существо, да и вид в этот момент у нее соответствующий: глаза закатываются, лицо заостряется, а все тело сотрясает мелкая дрожь. С моего места это прекрасно видно. Как и капельки слез в уголках глаз – девушка явно страдала в такие моменты.
– Как тебе представление?
Я медленно скосил глаза и тяжело вздохнул.
– И тебе привет тоже.
– Не рад? – улыбаясь уголками губ, поинтересовался Наблюдатель.
– Просто прыгаю от счастья, разве не видно. – Я пару раз приподнял свою пятую точку от скамейки. – Прыг, прыг.
– Острим, это хорошо. – Он жестом фокусника извлек из воздуха знакомую трубку и, сунув ее в рот, растерянно огляделся. Его взгляд скользнул по залу и остановился на «Голосе», зачитывающей очередной вердикт какому-то крестьянину, а в глазах вспыхнули искорки интереса. Он пару минут внимательно наблюдал за происходящим, затем как-то озадаченно хмыкнул и, пожевав мундштук трубки, с тяжелым вздохом убрал ее за пазуху.
– Мог бы просто сделать, чтобы тебя никто не видел, – подсказал я, по-своему поняв причину тяжелого вздоха моего нежданного визитера – табака в этом мире не знали.
– Потерплю, – отмахнулся Наблюдатель, поморщившись. – Нужно ж держать себя в руках, а то привычки этого тела порой начинают раздражать.
Я удивленно приподнял правую бровь, но вопросов задавать не стал. Наблюдатель, скорей всего, уйдет от прямого ответа, а смысла загромождать голову очередными его загадками и недомолвками я не видел. Несколько минут мы молчали, наблюдая за происходящим на арене действом.
– Интересно, они тут постоянно устраивают подобные представления с судилищем или только в определенные дни? – наконец спросил я.
– Раз в месяц, – помолчав, растерянно ответил Наблюдатель, словно мой вопрос заставил его отвлечься от каких-то раздумий. – Так что считай, тебе повезло. Обычно все судебные действа проходят здесь по типу ваших судов, только без обвинителей и адвокатов. «Голосу» приводят обвиняемого, говорят, в чем его провинность, и он тут же выносит приговор – на все про все уходит максимум пять минут.
Я только озадаченно хмыкнул:
– Шустрое у них тут правосудие.
– Этого не отнимешь, – кивнул Наблюдатель. – Кстати, предвидя твой следующий вопрос, замечу, что процент судебных ошибок у них весьма незначительный, так как все «голоса» обладают способностью видеть истину.
– Это как? – удивился я.
– Ну как бы объяснить попроще… – Наблюдатель рассеянно потер подбородок. – Скажем так: «голоса» видят ауру обвиняемого и структурные изменения в ее макрослоях путем воздействия на нее излучением определенной частоты своих мозговых волн, генерируемой ими подсознательно при впадении в состояние псевдотранса.
Я пару мгновений смотрел на него несколько ошарашенным взглядом, затем коротко хохотнул:
– Да уж, спасибо, стало куда понятнее.
– Ну извини, – развел он руками. – Я ж не виноват, что ты такой… – Он обвел меня насмешливым взглядом. – Туговатый на понимание.
– Сам дурак, – буркнул я в ответ.
– Хамишь? – лениво поинтересовался он.
– Стараюсь, – не стал отнекиваться я.
– Вот всегда так. – Наблюдатель наигранно тяжело вздохнул. – Хочешь как лучше, объясняешь им, разжевываешь, а тебя сразу обзывают. И где, спрашивается, справедливость в этом мире, а?
Он посмотрел на меня вопросительным взглядом.
– Там не пробовал спрашивать? – Я ткнул пальцем вверх.
Мой собеседник автоматически посмотрел вверх, затем многозначительно хмыкнул и вновь уставился на «арену», где два эльфа уже полчаса активно спорили насчет права владения породистой лошадью. Зрители в зале откровенно начали скучать, и даже сама «Голос» явно устала от их препирательства; на ее лице на миг мелькнуло такое выражение невыносимой скуки, что мне ее стало жалко.
– Слышь, а что это вообще дает?
– Ты о чем? – скосил на меня глаза Наблюдатель.
– Да об этом судилище…
– А-а-а… – Он снова потер подбородок. – Да как сказать… Ну, во-первых, видимость открытости правосудия. Во-вторых, моральный эффект. Каждый житель может прийти в храм и увидеть воочию справедливость «Голоса», а также неотвратимость наказания. – Наблюдатель кивнул в сторону небольшого помоста в дальнем углу арены и, заметив мой изумленный взгляд, криво усмехнулся. – Да-да, мой друг, ваша мысль верна, некоторые приговоры приводятся в исполнение сразу же. И поверь, подобная демонстрация действует. Серьезных преступлений в столице практически не совершается.
Я понимающе кивнул. Действительно, когда у тебя на глазах рубят головы (или что тут у них делают), то действовать это должно весьма отрезвляюще. С другой стороны, если судить по истории нашего мира, преступников это как-то не особо останавливало. Хотя менталитет у всех рас разный и кто этих эльфов знает. Например, я так до конца и не смог понять Таиль и ее странную любовь ко мне, больше похожую на привязанность к какой-нибудь зверушке. Да и дочь постепенно превратилась для меня в одну сплошную загадку. Дочка… Я прикрыл глаза.
Эйнураль стоит напротив меня и смотрит на меня раздраженным взглядом. Ветер треплет ее золотые волосы, заставляя то и дело убирать от губ очередную непослушную прядь.
