Евгений Щепетнов - Инь-ян
День вступил в свои права, пинком отбросив надоевшую ночь, тихо уползшую туда, куда в конце концов отправятся все плохие люди – в преисподнюю. Огромное солнце сияло, как прожектор на продуктовой базе, слепя и заливая берег моря потоками жгучих лучей.
То ли Сергею показалось, то ли так и было – однако здесь было жарче, чем на берегу Балтийского моря. Впрочем, возможно, потому, что солнце там не очень-то и увидишь. Как его рассмотреть «в полный рост», когда оно постоянно за тучами? Здесь же солнце сбросило стыдливые покровы облаков и явилось людям во всей красе – белый диск, здоровенный, похожий на начищенный серебряный таз.
Некоторое время Сергей ничего не видел, потом проморгался и рассмотрел то, что мельком увидел ночью: жалкие хибарки, людей, похожих то ли на бродячих котов, то ли на стаю шелудивых помойных собак. Они копошились у входа в дом, хлюпали по зелено-желтой жиже, переговаривались, смеялись, плакали. Бегали дети, покрытые грязной коркой, – страшненькие, кривоногие, уродливые, с раздутыми животами и впавшими щеками.
Сергея передернуло: такое он видел только в кино или на снимках – так живут в африканских странах, в трущобах Индии или… в общем – везде, где есть трущобы, голод, грязь и люди, которые не могут выбраться из безнадеги.
Отвернувшись от этого убожества, Сергей побежал по тропинке, ведущей к берегу, туда, где блестела морская гладь, украшенная гребешками волн, поднимающими к небу трупики дохлых рыб и мусор.
Вода была прекрасна – жгуче-соленая, обжигающая ссадины и места укусов, она смывала с тела ночной мрак, все гадкое, что успело произойти с Сергеем за последние сутки. Волны качали его… теперь – его – тело, и взгляд тонул в синей вышине, заставляя забыть обо всем плохом.
– Сарана! Сарана, абди кохай мурдук! Ааааа! Сарана!
Сергей очнулся от грез, с досадой вернувшись к действительности, и недоуменно поднял голову над водой – чего она так истошно вопит? Оглянулся назад, в открытое море, и вдруг заметил бурун, который следовал за продолговатой штукой, как если бы кто-то пустил боевую торпеду.
Сердце сжалось, а инстинкт, которому миллионы лет, заставил тело отреагировать мгновенно – руки сами собой отбросили воду назад, ноги задергались в судорожных попытках изобразить винт корабля, и владелец ног рванул вперед не хуже той самой торпеды.
Никогда еще так не плавал – мышцы рвались, не выдерживая запредельной нагрузки, адреналин захлестывал, бурным потоком омывая все уголки тела, заставляя его работать для спасения, для жизни, для того, чтобы Сергей мог и дальше валяться на вшивом матрасе, вдыхая запах нечистот.
Это ему пришло в голову уже потом, когда Сергей выбросился на галечный берег и по инерции прополз еще несколько метров выше, упершись головой в корень какого-то дерева, торчавший из земли, как бок окаменевшей змеи.
Видимо, его спасло именно то, что Сергей не остался на кромке воды, а проскочил дальше. Чудовище, напоминающее одновременно и крокодила, и акулу, выскочило на берег, проползло следом метра три и, недовольное тем, что добыча ускользнула из кривых, острых, как кинжалы, зубов, бессильно заревело и, шлепая ластами, медленно вернулось в свою стихию – поджидать очередного глупого купальщика. Сергей же лег на спину, забыв, что он наг, как в момент рождения, и стал хватать грудью воздух – такой сладкий, такой животворящий – даром что пропитан миазмами проклятого поселка нищих. Живому все хорошо!
– Сарана, сит уа рад! У! – девушка бросила на грудь Сергею платье, которое он оставил на берегу, и только теперь «Сарана» заметил, что вокруг собралась толпа народа.
Кто-то потешался, хихикая и показывая пальцем на глупую «девку», кто-то укоризненно качал головой, осуждая бессмысленную храбрость, какой казался поступок Сергея. Теперь он понял, почему местные жители такие грязные. Зайти в море было чем-то вроде «русской рулетки», когда в револьвере оставляют один патрон, приставляют к голове и спускают курок. Можешь выжить, а можешь и…
На всем протяжении берега моря вода бурлила, вздымаемая могучими хвостами подводных чудищ, как если бы работали мощные насосы. Тварей здесь было штук двадцать, а может, больше. Стая. Вот один из них, больше похожий на небольшую подводную лодку, взлетел над водой и с грохотом обрушился вниз, от чего крутая волна плеснула на берег и с шипением впиталась в сухую гальку почти у ног Сергея, медленно и с отвращением натягивавшего платье.
Люди вокруг радостно зашумели, а чумазый мальчонка завизжал и показал морю отставленный большой палец – видимо, это обозначало то, чего лишился Сергей при реинкарнации.
«Вот, получите, твари! Не достанусь я вам!»
Толпа стала потихоньку рассасываться – а на что смотреть? На двух замарашек? Сами такие – неинтересно.
Сергей смотрел им вслед и прикидывал – что за нация? На кого похожи? Внешне их можно было бы принять за европейцев, но глаза слегка раскосые. Кожа смуглая, и это понятно, в таком-то климате и жарком солнце. Народ невысокий, вроде японцев, но были довольно-таки могучие экземпляры, возвышающиеся над толпой, как башни.
По крайней мере, один. Сергей увидел его за спинами «зрителей». «Башня» посмотрел на остальных, как Сергей на вшей, и быстро покинул «место представления».
Цепкий взгляд опера мгновенно определил, что этот человек не похож на того, кто нищенствует и последний хрен без соли доедает, – сытый, добротно одетый и… вооруженный! У него на поясе висел то ли кинжал, то ли небольшой меч, что, в общем-то, Сергея не удивило, он был готов к чему-то подобному. Очень уж попахивало средневековьем, в буквальном смысле попахивало – смердело!
Еще через пять минут Сергей в сопровождении новой знакомой карабкался на обрыв, цепляясь за корни и упираясь в землю руками, чтобы не свалиться. Крутовато, загреметь вниз – раз плюнуть.
* * *Порт встретил Сергея и его напарницу шумом, криком, суетой – корабли принимали в свои безразмерные трюмы грузы, вереницей муравьев бегали грузчики, ржали лошади, дымили жаровни, на которых жарили вонючую рыбу и еще что-то, похоже – морских гадов. Сразу захотелось есть, и сильно заболел желудок – будто кол воткнули. Где взять деньги, Сергей не знал. Оставалось идти за своей напарницей и смотреть, что она будет делать. Похоже, что утром та пришла именно для того, чтобы вместе отправиться на промысел. Какой? Да что толку гадать, когда все равно скоро узнаешь.
Да, узнал Сергей скоро. Абина привела к двухэтажному заведению, в котором он без труда узнал то ли гостиницу, то ли забегаловку самого низшего пошиба. Из задних дверей тянуло прогорклым маслом, перегретым на сковороде, дымом очага, опять-таки рыбой, а еще пряностями, как и полагалось в приличном южном ресторане.
Сергей где-то читал или слышал, что в южных странах применяют много острых пряностей, чтобы не получить в свои кишки замечательного глиста, который, размножившись, подсадит деток туда, куда дотянется, ничуть не заботясь о здоровье носителя. Глист не терпит перца, а значит, нужно засыпать мерзкую тварь лечебной приправой по самую макушку. Так ли это, Сергей не знал, но взял себе на заметку – информация лишней не бывает. Особенно такая.
Абина пошла на кухню, оттуда послышались голоса, потом на крыльцо вышел толстый повар, глаза которого едва виднелись за толстыми щеками. С ног до головы осмотрев Сергея, он фыркнул и сказал что-то подошедшей сзади Абине. Потом указал на поленницу дров похожим на сардельку пальцем и исчез в недрах огнедышащей кухни.
Абина сошла с крыльца, вздохнула, пожала плечами и, тронув Сергея за плечо, тоже указала на поленницу, потом на груду поленьев невдалеке – эта груда была высотой по грудь Сергею, затем пошла и набрала охапку дров. Все было ясно – тяжелый поденный труд. Сергей ненавидел физический труд лютой ненавистью.
«А что я еще ожидал? Что еще могут делать две нищенки, кроме как… о нет! Слава Богу, хоть не ЭТО! Я не смогу! Лучше смерть! Попрошайничать – куда ни шло. Помогать по хозяйству жирдяю повару – тоже можно, не переломлюсь в конце-то концов, но проституция?! Нет, увольте! Впрочем, на такое говно, как я, никто и не позарится. Воняет от меня, как от помойки. И от «подружки» моей – тоже. Итак, Серега, что будешь делать? Как пробиваться в этой жизни? Ну что за свинство – оставить мне прежнюю личность! Жил бы я шлюхой-нищенкой и не знал бы, что существуют сплит-системы, виски, копченая колбаса салями и трамвай! А теперь? Как мне жить без знаний о местной жизни, со своей памятью, с памятью стокилограммового мужика и, в общем-то, уважаемого на своей земле человека? Нет ни красной книжечки, ни пистолета, ни пружинной дубинки, которую любит шпана, – как мне тут выжить?! Так и буду жить во вшивой клетушке, кормить насекомых? Какая гадость…»
