Сергей Шкенёв - Николай Негодник
– И чего? У меня приказ – отходить к Лешакову.
– А как же мы?
– Тебя кто прислал? – вмешался Базека.
– Сами пришли, чего такого-то? С похода сразу в сечу – любо! А что, не нужно было?
Волхв мысленно плюнул и так же мысленно схватился за голову. Черт побери, из-за этих добровольцев-энтузиастов постоянно путаются все тщательно продуманные планы. Неужели не хватило времени, чтобы, как порядочные люди, прийти заранее в Татинец, организованно занять позиции на поле боя с четкой и конкретной задачей? Так нет же, считают себя храбрее и умнее прочих и прутся прямо сюда. Многие даже на голодный желудок. Но не прогонять же теперь? С уверенностью можно сказать, что такие полки будут прибывать и после битвы – Савва в своих пастырских поездках был на диво красноречив. А задержки… для задержек наверняка есть уважительные причины. Кого местный князь долго не пускал, руководствуясь мутными соображениями высшей политики, а кто-то просто шел кружной дорогой, не желая прорубаться мечом через земли негостеприимных соседей.
А берестецкий воевода, насколько можно судить по его честной и открытой физиономии, пришел явно не за славой. Нет, конечно, от нее не откажется в качестве приятного дополнения к богатым трофеям, но и только. Сереге не раз приходилось сталкиваться с жителями западных княжеств, постоянно воюющих то с Пшецким крульством, то с хунгарийцами или Лабуссией, и он твердо усвоил одно – для хозяйственного берестчанина добычи слишком много не бывает.
– Казимир, ты карты читать умеешь?
– Что я, неграмотный? – обиделся Бартош. – Я при штурме Кракийского замка лично библиотеку ихнего круля поджег. И дедушка дважды – это у нас наследственное.
– Ага, – волхв развернул на земле пергамент, пробитый в двух местах вражеской стрелой, и ткнул пальцем в устье Трезвы. – Вот где-то здесь у степняков обоз. На десятую часть согласен?
– А остальное?
– Подоходный налог.
– Походный?
– Вроде того.
– Годится, согласен. Твою долю куда принести?
– Не мою, княжескую.
– А он…
– Нет, даже не надейся, тариф окончательный и обжалованию не подлежит. Высочайшее утверждение, не хрен собачий!
…Но даже жестоко избиваемые со всех сторон барыги представляли еще грозную силу. Время от времени у кого-то из военачальников получалось собирать вокруг себя не совсем растерянных воинов и бросать их в отчаянные атаки. Одна из них и столкнулась лоб в лоб со спешащим к обозу Берестецким полком.
Воевода с трудом отмахнулся от налетевшего степняка обломком меча, разлетевшегося в предыдущей схватке, и встретил нового противника ударом огромной булавы. Смяв еще двоих, Казимир раззадорился и как-то незаметно оторвался от своих. Постепенно его вытеснили далеко в сторону, и когда первоначальный запал прошел, возвращаться было уже поздно – вокруг мелькали чужие лица, непонятно отчего недружелюбные, а щит трещал от сыплющихся ударов. Бартош пришпорил коня и, разбрасывая более легких степняков, попытался прорваться. Барыги разлетались, но на место одного павшего вставал сразу десяток, и всем хотелось достать зарвавшегося воеводу.
– Да чтобы вас черти побрали! – выругался в сердцах Казимир. – Прибьют ведь на хрен!
Неимоверным усилием роняющий пену конь вклинился в небольшой разрыв между кочевниками, сшиб барыга, некстати оказавшегося на пути, и рванулся во всю прыть, не обращая внимания на гневные окрики седока. Пущай поорет – лошадиная жизнь и так коротка, а если вовремя не сделать ноги, то и вовсе…
– Извини, воевода, ты не мог бы скакать помедленнее? А то я не успеваю, – прокричал кто-то рядом.
– Дурак, это конь скачет, а я на нем сверху сижу, – огрызнулся Бартош и повернул голову на голос.
Слева, отставая на половину корпуса, верхом на черной козе (или козле?) мчался настоящий черт. С рогами, копытами и свиным пятачком в придачу. Он лихо правил своим средством передвижения, держась за рога. Козлиные, естественно. У седла скакуна болтались в ременной петле трезубые вилы с деревянной рукояткой, а сам черт был одет в кожаные штаны с заплатками на вывернутых назад коленках и жилетку, усыпанную мелкими железными заклепками. Концы повязанной на голове алой косынки победно трепетали на ветру.
– Ты кто таков будешь? – грозно, но удивленно спросил Казимир.
– Как это кто? Черт я.
– Нечистый?
– Сам дурак, – обиделся попутчик.
– А от кого убегаешь?
– Не от кого, а с кем. Просто вот с тобой за компанию, прикольно же! Кстати, просьба всех побрать – точно не шутка?
Впрочем, рогоносец ответа дожидаться не стал, сунул два пальца в рот и свистнул, отчего козел под ним встал на дыбы, а конь воеводы рухнул, перекатившись через голову. А погоня остолбенела – всадники замерли вместе с лошаденками в тех позах, в которых их застал чертовский свист.
Бартош поднялся, потирая ушибленный в падении бок, и тут же в испуге отпрыгнул в сторону. Земля под ногами задрожала и пошла широкой трещиной, откуда, как горошины из стручка, выскочили мелкие чертенята с вилами наперевес.
– Вон тех дикарей быстренько побрать, нам организовать выпить и закусить! – отдал распоряжение черт-наездник. – Пошевеливайтесь!
Чертенята сноровисто перекидали барыгов в трещину. Воевода только поморщился, когда не помещавшихся туда утаптывали копытами и трамбовали откуда-то взявшимся большим бревном. Сделав свою работу, рогатые попрыгали следом, и разлом затянулся, оставив на поверхности маленький столик с бутылкой водки, двумя стаканами и одним огурцом.
– Ты за моей душой пришел? – спросил Казимир и крепко сжал рукоять булавы.
– Зачем мне она?
– Но ты же черт.
– Я русский черт! – Рогоносец гордо вздернул пятачок.
– И?
– И ни хрена! Своих не трогаем.
Воевода снял шлем и почесал затылок. В его голове не укладывалось – как это черту и не нужна человеческая душа.
– Как хоть зовут-то тебя?
– Всяко… в основном матерно, – тяжелый вздох и вдруг погрустневшие глаза. – А так да, Глушатой Преугрюмовичем кличут.
– Еще раз…
– Папу Преугрюмищем звали.
– А-а-а… а я Казимир, – Бартош кивнул в сторону столика. – Угощаешь?
– Таки да, за знакомство.
– Да вроде на службе…
– Мы помаленьку, – успокоил Глушата. – Если только еще за победу, за боевое сотрудничество, за посрамление врагов. И за здоровье князя Николая в обязательном порядке.
– Искушаешь?
– Издержки профессии. Но выпить нужно.
– По глоточку?
– Думаешь, не хватит? – Черт привычно сковырнул когтем пробку и налил по полному стакану. – Гонца зашлем, у нас такие вопросы мигом решаются.
Бартош лихо опрокинул свою емкость и застыл с выпученными глазами и открытым ртом. По побагровевшим щекам покатились слезы. Но наконец закашлялся, смог вздохнуть и потянулся за булавой:
– Отравить хочешь адовым зельем?
– Тю! – ухмыльнулся Глушата. – Это же «Годзилковая особая» местного производства. Выпускается с благословения Патриархии.
– И ты…
– Пьем и ее, чо! Качество и у нас ценится.
– И не…
– Сушняк только по утрам да колокольный звон в башке, а так ничо. Да ты закусывай, Казимир, закусывай! Повторим?
Вторую порцию воевода употребил, следуя инструкции многоопытного черта. Выдохнул резко, занюхал кольчужным рукавом и удовлетворенно крякнул:
– Хорошо пошла. Смотри-ка, друг, это не твои показались? Зови к столу.
Глушата глянул на приближающихся всадников и помотал головой:
– Мои такими грязными не бывают. И тем более не крестятся слева направо.
– А как же они крестятся? – оживился Казимир.
– Вообще никак, – пояснил черт. – Не умеют. Погоди… это же вроде рыцари?
– Такие грязные? И каким чертом их сюда занесло?
– Я не заносил.
– Верю.
Бартош подождал, когда всадники приблизятся, и спросил, тщательно выговаривая слова вдруг ставшим непослушным языком:
– Вы за кого, за наших? Чо? Почему грязные? И какого хрена вообще?
Командир отряда коротко поклонился, не слезая с коня:
– Я маркиз ди Мьянетта, а это мои люди. Мы видели, как ты бросился в одиночку в погоню за многими тысячами…
Воевода приосанился и гордо погладил свисающие чуть не до груди усы.
– И вижу, что подоспели вовремя, – продолжил маркиз. – Тебя искушает дьявол!
– Да? Глушата, ты дьявола тут не видел?
– Нет, а что?
– Говорят, он меня искушает.
– Зачем?
– Не знаю. Маркиз, зачем ему это нужно?
– Не знаю, – растерялся ди Мьянетта. – Но вот же он перед нами.
– Попрошу без оскорблений! – обиделся черт. – В зеркало давно смотрел?
– Тихо! – прикрикнул Казимир. – Никаких споров между союзниками! Маркиз, водку пить будешь?
Ди Мьянетта согласился, поскольку уже три дня чувствовал себя руссом, и скомандовал отряду привал. Только вот мирного отдыха не получилось – послышался топот неподкованных копыт, и градом посыпались стрелы. Первая же разбила вдребезги бутылку. А вторая воткнулась в погрызенный огурец.