Няня особого назначения (СИ) - Мун Лесана

— Грэм? — зову тихонько, не уверенная, что на мой голос не отзовется какая-то сто раз мне не нужная субстанция. — Грэм?

Тишина, в ответ ни звука. Ладненько. Раз я уже здесь оказалась, пройдусь. Толку стоять на месте? По мере того, как я иду, тьма отступает, и я выхожу… в классную комнату.

— Ты просто глупый, ни на что не способный мальчишка! — орет Говелиц на сгорбившегося и почти плачущего Грэма. — Из тебя никогда не получится ничего путного! Ты не правитель, ты — ничто! Позор для дяди и разочарование для родителей! Хорошо, что они умерли и не видят, каким никчемным ты растешь!

Боже! Да что здесь происходит⁈ Я ясно вижу, как от Говелица отделяются черные, липкие нити, которые прилипают к Грэму и тянут из него жизненные силы. Ах ты, паразит! Во всех мирах одна сущность поганая!

— А ну пошел вон! — быстро подхожу к учителю, или к тому, что сейчас похоже на него. — Оставь в покое короля, мерзость!

Говелиц сначала никак не реагирует на мои слова, но постепенно начинает разваливаться на черные ватные хлопья и расплываться, как утренний туман. Я же подбегаю к Грэму, присаживаюсь, растираю его холодные пальчики.

— Я здесь, слышишь? Я с тобой, ничего не бойся.

Но мальчик меня не слышит. Он сидит, глядя перед собой невидящим взглядом, из его глаз стекают нечастые, но крупные слезинки.

— Он прав. Я ни на что не способен. Я только позорю родителей и их светлую память, — говорит ребенок и столько боли в его голосе. — Всем будет лучше, если меня не станет. Дядя взойдет на трон и будет достойно править. Не то, что я.

— Грэм⁈ Ты что такое говоришь? Да дядя все делает ради того, чтобы ты остался на престоле. Ему не нужна корона! Слышишь? Ему нужен живой племянник. И мне! Мне нужен ты! Я ради тебя сюда пришла, Грэм.

Прижимаю его к себе, чувствуя, какой он холодный, и ужасаюсь тому, что не смогу, не найду те слова, которые помогут ему выйти из этого состояния. Дрожащими руками глажу мальчика по спине, затылку, шепчу какие-то глупости.

— Грэм, не бросай нас, прошу. Я только ради тебя на все это пошла. Мне все равно, что там будет с королевством. Ты для меня важен, понимаешь? Только ты. Я люблю тебя, мой мальчик. Как сына своего, как родного ребенка. Слышишь меня, Грэм⁈ Не разбивай мне сердце, вернись ко мне.

Юный король вроде как прислушивается к чему-то, а рука в моей ладони начинает теплеть, поэтому я удваиваю усилия. Растираю спинку ребенку, шепчу, как люблю его и как скучаю. Рассказываю, что мы будем вытворять, когда он вернется, каких только шалостей не придумываю, сама улыбаясь сквозь слезы.

— А еще… мы можем подсунуть лягушек в ванную твоего дяди. Я тут недавно узнала, что он терпеть не может этих земноводных. Представляешь, как он будет вопить⁇

— Громко? — едва слышно спрашивает Грэм, и я, не сдержавшись, всхлипываю.

— Очень громко. И очень долго. А мы всю вину спихнем на Дашу. Она маленькая, ей сойдет с рук, — смеюсь сквозь слезы. — Как тебе идея?

— Отличная, — Грэм поднимает на меня глаза. — Алёна.

Вот тут меня уже развозит окончательно, я загребаю его в охапку и прижимаю к себе, рыдая, как ненормальная.

— Ты меня пугаешь, — сообщает Грэм, крепко обнимая своими руками мою шею. — А еще, мне не нравится, что взяла меня на руки. Я мужчина, а ты — женщина. Это, знаешь ли, странно. Должно быть наоборот, это я должен держать тебя на руках.

— Сделаем и наоборот, когда подрастешь, ладно?

— Ладно, — соглашается ребенок, шмыгнув носом.

— Давай выбираться отсюда? — предлагаю.

— Дельная мысль. Пойдем, — тут же подхватывает Грэм, становясь на землю.

— Я немного не знаю, куда идти, но думаю, вместе…

— Я знаю куда, пойдем, — тянет меня за руку мой воспитанник.

Выдохнув с облегчением, следую за ним. Мы выходим из классной комнаты в коридор и быстрым шагом идем по нему. Впереди маячит дверь, и я понимаю, что нам нужно туда. Грэм ускоряется, я тоже. На душе становится как-то неспокойно. Мы почти бежим, запыхавшись, король первым дергает дверь на себя. Она легко поддается, и он забегает внутрь.

Непонятно как, именно в эту секунду наши руки разъединяются, он забегает в дверной проем один, дверь за ним захлопывается, а я остаюсь в коридоре.

Знаю, обещала сегодня финал, но что-то пошло не так)). Не хочу урезать то, что мне диктует Муз). Обещаю, следующая глава — точно последняя)

Глава 23

— Эй⁈ Грэм⁈ — дергаю дверь, но она даже не шевелится. — Грэм⁈ Открой!

Тишина.

— Ты не можешшшшь уйти, — слышится шепот откуда из-за моей спины, — это не твоя дверь.

Я резко поворачиваюсь. Никого. Просто коридор. Но на другом его конце тоже появилась дверь, которой раньше не было. Возможно ли… что это моя дверь? Мой выход отсюда? Отбросив сомнения, почти бегу по коридору. Но возле самого выхода резко останавливаюсь. Почему-то накатывает странный, необъяснимый страх. По телу бежит ледяной озноб, а сердце тревожно бьется в ускоренном темпе.

Немного постояв и поняв, что ничего не происходит, задумываюсь. Все тот же коридор, все та же дверь и тишина. Становится понятно, что если я не буду действовать, то вот стоять могу до второго пришествия, а это в мои планы не входит. Значит…

Робко протягиваю руку и открываю дверь. Внутри темень. Сжав зубы, захожу. Дверь за мной моментально закрывается и тут же исчезает. А я вижу… маму. От неожиданности у меня перехватывает дыхание. Как же я скучаю. Столько лет прошло с ее смерти, а кажется, что только вчера ее не стало.

Мама сидит в кресле, вышивает. Это было ее любимое хобби при жизни. Какое-то время она даже зарабатывала нам на кусок хлеба своим мастерством, вышивая на заказ для обеспеченных людей.

— Мам? — подхожу и присаживаюсь на корточки перед креслом.

Знаю, что мамы давно нет, но… возможно, это мой шанс еще раз с ней поговорить, услышать ее голос, обнять ее.

— Надо закончить, надо быстрее закончить, — шепчет мама, ускоряя движения и без того очень быстрых пальцев. Иголка мелькает с феноменальной скоростью, рисунок ширится просто на глазах.

— Мама? — снова зову.

Она поднимает голову, и я жду, вот сейчас она меня узнает, улыбнется, но нет.

— Как я устала, боже, как устала. Зачем мы тут? Почему не вернулись?

— Куда вернулись, мам?

— Я так надеялась, но они сказали: во мне нет того, что нужно. Всегда нет. Во всем. Я просто сосуд для чего-то нужного.

— Мама? — ее бессвязный шепот начинает меня пугать.

— Это все ты виновата!! — внезапно лицо женщины кривится, покрывается морщинами, а глаза сосредотачивают взгляд точно на мне. — Ты виновата!

— Я? В чем? — растеряно отползаю от кресла.

— Ты разрушила мою жизнь! Ты — замОк! И родители знали это! Они гордились, что в их семье родилась та, что снимет проклятие. Они гордились ТОБОЙ! А на меня смотрели, как на пустое место! Я столько лет делала все, чтобы заслужить их любовь и не преуспела! — Мама встает с кресла, роняет пяльца, наступает на них ногой, не спуская с меня взгляда. — А тебе просто стоило родиться и все! Вся их любовь была только для тебя!

— Это неправда! Они очень тебя любили. Я помню, когда была очень маленькая, мы с дедушкой ходили на рынок, чтобы купить твое любимое мороженое, которого в магазине не было! Ты болела, а мы хотели тебя порадовать!

— Не было такого!

— Было. Манговый сорбет. Я до сих пор помню, хотя столько лет прошло. Я скучаю, мама, — слезы сами собой стекают по щекам.

Я понимаю, что женщина передо мной — это не мама. Умом понимаю, но сердце… И тогда я делаю странную вещь: подхожу к маме и обнимаю ее. Крепко. И прижимаю к себе. Она такая худенькая, как я помню. И пахнет так же: ромашкой, мятными конфетами и таблетками для сердечников. Скрывала, что сердце больное. Отшучивалась.

— Мамочка, — прижимаю ее к себе и плачу, — прости, что меня не было рядом, когда я была нужна, прости, родная.

Тогда, когда мне сообщили о ее смерти, у меня не было слез. И эмоций почти не было. А сейчас вся та застарелая боль выходит слезами. Боль и чувство вины.