Иван Оченков - Приключения принца Иоганна Мекленбургского
Падение трудно было назвать мягким, воздух напрочь выбило из легких, и я кубарем покатился по земле. Немного отдышавшись, вскочил и поковылял к распростертому на земле зверю. Из-под него торчала нога в ботфорте – это принц. Я тщетно пытался повернуть тушу убитого мною зверя. Откуда-то взялись вокруг люди, и мы вместе вытащили Густава из-под медведя. Ко мне внезапно вернулся слух, и я услышал панический возглас:
– Его высочество не дышит!
Да что же это такое! Крикнувший это придворный полетел в сторону от удара в ухо. Наклонившись на телом Густава, я порвал на нем камзол и рубашку.
– Тихо вы, gospoda boga dushu mat!
Приложил ухо к груди – стучит! Тихо, слабо, но стучит! Слава создателю! Носилки, mat washy! И живее, curvachi! Vorwärts! Так, ругаясь на дикой смеси русского, польского и немецкого, я организовал изготовление носилок и эвакуацию наследника престола. Фух, а весело поохотились, блин! Выпить-то ничего нет? Ну кто же на охоту ездит без выпивки! Варвары! Ужасный век, ужасные сердца.
Как только весть о происшествии с принцем распространилась, охотников из леса как ветром сдуло. По крайней мере, когда я немного отошел от шока, вокруг никого не было. Если не считать, конечно, мертвого медведя и не менее мертвой лошади принца Густава. Не, я не понял, а где все? Я тут, понимаешь, вам наследника престола спас – и никаких фанфар! Ну да ладно, будем выбираться сами. Первым делом надо зарядить пистолеты, но тут одна закавыка. Моя лошадь, едва я покинул седло, куда-то смылась. Хрен бы, как говорится, с ней, но в том-то и дело, что с ней не хрен, а пороховница и сумка с пулями. Идти с разряженными пистолетами я не согласен. Слишком много у меня врагов для такой легкомысленности. Но, кажется, выход есть: пошел к лошади наследника, и – о счастье! – его сумка с огнеприпасами на месте! Пуль, правда, подходящего калибра нет – увы, у каждого ствола сейчас свой размер. Ладно, это не беда, это полбеды, заряжаю допельфастеры самой крупной дробью, какая только нашлась в сумке. Что же, будем выбираться пешим порядком. В колонну по одному становись, шагом марш! Песню запевай! Не смешно, блин! Пошел, ориентируясь по следам, стараясь держать туда, откуда меня черт принес в этот проклятый лес. Прогулка, вне всякого сомнения, взбодрила бы меня, не приземлись я несколько раньше со всего маху боком на землю. Так что никакой бодрости – ковылял потихоньку, не забывая оглядываться. Мало ли чего тут егеря пропустили, волки – они меньше медведя, вполне могли и проскочить с такой организацией. Волков, впрочем, встретить не удалось. Мне встретился более опасный зверь, а именно – Ульрика Августа Спаре-Юленшерна! Впрочем, оный зверь пребывал в весьма беспомощном и, можно сказать, пикантном состоянии. Бедняжка, очевидно, зацепилась за ветку и, сверзившись с лошади, лежала в кустах с задранной амазонкой. Видно, такая у меня сегодня карма – спасать людей. Следовало бы, конечно, грациозно подхватить пострадавшую на руки и отнести в безопасное место. Но – увы, все, на что у меня хватило сил, – это выволочь ее из кустов за ногу и уложить на остатки шлейфа. Ну что тут будешь делать! Приходится набирать снег и приводить даму в чувство, натирая ее милую физиномию. Слава богу, никаких серьезных повреждений у нее не было, только обморок.
– Где я? – слабо простонала спасенная, едва чувства к ней вернулись.
– В лесу, дитя мое!
– Принц?!
– Ну хоть бы для виду обрадовались!
– Но как… и что с моей одеждой?
– Ваша одежда, Ульрика, не пережила встречи с кустарником. Как вы туда попали – не знаю, скорее всего, упали с лошади.
– Упала с лошади… да… я убегала от… медведя? А принц? Что с Густавом Адольфом?
– Полагаю, с ним все в порядке. Медведя я застрелил, и принца, хоть помятого, но живого, унесли на носилках. А вот нас с вами почему-то бросили, такая беда. Надо выбираться, вы сможете идти?
Едва я это произнес, неподалеку заиграл охотничий рожок. Я недолго думая вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил. Хватит на сегодня! Через несколько минут нас нашли королевские егеря, а вместе с ними мой верный Болеслав и Аврора Спаре. Я так обрадовался их появлению, что даже отложил выволочку Болику до более подходящего момента. Тем более что Болик догадался привести заводную лошадь. Увы, только одну. Впрочем, во всем можно найти положительную сторону. Поскольку свободная лошадь была одна, я недолго думая подсадил Ульрику, а сам вскочил в седло. Последний раз я так возил девушку много лет тому вперед на велосипеде.
Мы тихо ехали по лесу, и наши тела прижимались друг к другу, моя левая рука держала повод, а правая – талию молодой женщины. Пользуясь тем, что Болик и Аврора были заняты болтовней друг с другом, я шептал на милое маленькое ушко всякий вздор, а рука моя не только поддерживала Ульрику. Моя попутчица сначала немного смущалась, но потом явно освоилась и даже стала отвечать на особенно двусмысленные комплименты колкостями. Ей-богу, если бы не Болик с Авророй, мы бы еще раз упали в какие-нибудь кусты, но, как видно, не судьба. Впрочем, и без того, выехав из леса, мы представляли собой весьма любопытную картину. По крайней мере, люди на нас таращились.
К счастью, травмы, полученные принцем Густавом, были не слишком тяжелы, и уже через пару дней он начал выходить из своих покоев. Мы виделись каждый день, поскольку моей светлости выделили покои во дворце Трех корон. Дворец этот довольно новый и красивый, в стиле барокко. Построен он дядей принца Густава королем Юханом III на месте замка Биргера. Того самого, кому Александр Невский попортил в свое время физиономию мечом. Дядька этот был довольно интересным типом. Женился на простолюдинке, держал братьев в темнице, ограничивал власть дворянства. В общем, ничего удивительного в том, что его, в конце концов, попросили с трона, нет. При всем при этом человеком он был не лишенным вкуса и ценителем изящного, так что дворец впечатляет. Комнат у меня три. Одна играет роль спальни, смежная с ней кабинет-гостиная и отдельная для моей свиты. Это, кстати, по местным меркам довольно круто. Обычно придворные моего возраста живут по три-четыре человека в одной комнате. Отдельные комнаты у людей рангом повыше, а чтобы сразу несколько – это только у самого короля, королевы Кристины и у наследника. Так что мои акции растут. Кроме того, дом в городе, который я снимал, король выкупил у хозяина и подарил мне. Есть у меня подозрение, что казна не шибко потратилась и домовладение у хозяина тупо отжали, но я тут не при делах. А халява – она и в Швеции халява. В королевской конюшне еще один подарок, но уже от принца, – пара прекрасных скакунов. Впрочем, прекрасные они только по местным меркам, в Швеции ситуация с лошадьми не очень. Но опять же дареному коню в зубу не смотрят, да и я не бог весть какой ценитель. Еще один подарок – прямо на мне. Это королева Кристина постаралась, в смысле напрягла придворных портных и придворных же ювелиров. Впрочем, костюм из лионского бархата с золотым шитьем и брабантскими кружевами – по нынешним меркам полный отпад. Как и массивная золотая цепь с вделанным в медальон крупным рубином. Вообще-то Кристина Голштейн-Готторпская славится своей скупостью, так что подарок действительно королевский. Не говоря уже о том, что вдовствующая герцогиня Мекленбургская София – ее родная сестра, а мои «доброжелатели» – ее дети – соответственно племянники, и «любить» меня у нее причин никаких нет. Если, конечно, не считать того, что я спас ее любимого сына. Ох и тесная же эта деревня – средневековая Европа!
По случаю выздоровления наследника должен состояться грандиозный бал. Аксель тонко намекнул мне, что основная раздача слонов состоится там. Посмотрим, посмотрим…
Торжественный прием состоится вечером, а сейчас, пока есть время, мы с принцем Густавом позируем художнику. Дело это крайне утомительное, но куда деваться! Тем более что я в какой-то мере сам виноват. Наследный принц ужасно восхотел украсить свой кабинет моим парадным портретом. В такой просьбе, естественно, не откажешь, и я какое-то время мужественно стоял перед заезжим мастером кисти в своих самых парадных доспехах. Такая уж сейчас традиция – на картине стоять закованным в такие латы, в каких в натуре на поле боя и не увидишь. Портрет был уже готов, когда я ляпнул (иного слова и не подберешь), что надо бы нам на портрете быть с Густавом вместе. Тот, естественно, загорелся, прежний портрет пока отложили в сторону и стали писать новый. Поняв, что терять нечего, я предложил свое видение композиции. В центре ее ваш покорный слуга поддерживает раненого, но бодрого шведского принца. Оба мы стоим, попирая ногами поверженного зверя, в смысле медведя. Вокруг король с придворными смотрят на нас с видом крайнего восхищения, а на небе с не меньшим восхищением на все это безобразие смотрят покровители Швеции святой Эрик и святой Зигфрид. Художник воспринял всю эту ересь как руководство к действию – и понеслась. Не обошлось и без художественных преувеличений, не считая того, что вся картина сплошное преувеличение. Медведь на картине величиной со средних размеров слона. Я почему-то в доспехах и с огромным двуручным мечом в руках, острие которого погружено в холку зверюги. Принц стоит так, что непонятно, кто кого спас. Но в целом картина весьма впечатляет. Притом что нынешнее полотно размером примерно метр на два – это только набросок. Окончательный вариант будет совершенно необъятных размеров и займет одну из стен во дворце Трех корон.
