Фёдор Соколовский - Рыцарь Шестопер. Новый дом
– А если вспыхнет голодный бунт, кого первого по улицам Слуцка будут таскать привязанным к ногам лошадей? – Это казначей напомнил об одном историческом событии, когда после трех лет неурожая обезумевший от голода народ растерзал правящего короля. Кстати, прадеда нынешнего.
Вот так они порой язвили, поддевая друг на друга. Имели право: ибо друзья детства, бурной юности и разгульной молодости. Причем таланты в добывании денег у Жулина проявились еще в малолетстве. Уже тогда он обеспечивал их маленькой компании безбедное существование. А уж когда друзья подросли, начали влюбляться в каждую приятную на личико куколку да пустились в загулы!.. О-о-о!.. Только юный виконт своими талантами и спасал товарищей от нужды. Потому как наследного принца династии Хорфагеров держали в черном теле и готовили к великой миссии управления государством.
Понятно, что на Совете друзья не показывали свои панибратские отношения. Разве что казначей никогда словечка лести не произнес. Мало смеялся, часто дремал. Потому и считали его сухарем и язвительным педантом, с которым лучше вообще не связываться. А деньги всегда просили не у него, а у короля, тем самым избегая прямого контакта. И никто не знал, что король в любом случае спросит вначале у графа: «Этому давать? А этому?..»
И сейчас Жулин манкировал своими обязанностями, не собираясь давать отчет по делам казначейства:
– У нас все нормально и стабильно! – Сказал, как отрезал. Зато продолжил в несколько иной плоскости: – Разве что ожидается некий всплеск активности денежных потоков в кузнечном деле. Этот Павлентий из Вищина гениальные приспособы стал выпускать. По сути, каждая тачка, к примеру, заменяет четырех носильщиков с корзинами песка. Теперь грунт может перевозить с места на место всего один человек. Благодаря этому освободившаяся рабочая сила будет перенаправлена на иные важные участки ведущегося строительства.
– Ну уж со строительством я сам разберусь! – не удержался от реплики герцог Флорыч. – Это по моему ведомству.
Казначей продолжил, словно и не делал паузы:
– И по докладам моих информаторов получается, что человек, придумавший подобные приспособы, очень талантлив. Иначе говоря, имеет право на получение поощрительной награды из рук его величества. Да и все остальные участники тех событий высказываются, что рыцарь Шестопер просто оказался оболган предателями и шпионами и что те возвели на него напраслину. Его опекуны, баннерет Молнар и великий волхв Гонта, дружно ходатайствуют о королевском помиловании для молодого Грина и ручаются за него, как за самих себя.
– Как могут продажные предатели поручиться за одного из них?! – не выдержал герцог Изенгари. – Еще и помиловать такого?! В застенки! Всех! Немедленно!
И опять граф Жулин даже глазом не моргнул. Продолжил спокойно, со скучающим видом:
– Еще ходят слухи, что арест римских шпионов и наемных убийц затронул некие высшие интересы посланцев Великой Орды. Потому что они всеми силами старались не допустить в наше королевство миссию русского князя Берлюты. Как известно, арестованные римляне успели уничтожить три подобные миссии. Вот азиаты и не жалеют средств для мести…
– Ну, знаете ли, граф! – окончательно вскипел Изенгари. – Как глава иностранного ведомства, я категорически заявляю: собранные вами сплетни – полная чушь, ложь и провокация! И они недопустимы в преддверии готовящегося союза с великой державой, занимающей более половины Азии, с Золотой Ордой!
– Да ладно, что мне доложили, то я и пересказал, – покладисто согласился казначей. При этом с трудом удержался от зевка. – Только вот лично я не пойму: что нам пользы с этих азиатов? Где Орда, и где мы! Не лучше ли оставить между ними, завоевавшими полмира, и нами хотя бы Великую Скифию?
Герцог от этих вопросов побагровел окончательно, даже начал привставать, но замер после хлопка королевской ладони по столу:
– Что сказано, то услышано! – провозгласил он на латыни, демонстрируя свою ученость и хорошее образование. Все-таки в юности он не только в загулы пускался, но и усиленно учился у лучших преподавателей. – Ругаться в любом случае не стоит. А что не ясно, то пускай для нас всех разъяснит глава ведомства Тайного Погляда. Докладывайте, господин маршал!
Единственный в данной компании военный не носил позолоченных лат или эполетов, довольствуясь формой строгого покроя. И когда он молчал, создавалось мнение о нем как о мизантропе, угрюмом, нелюдимом, не склонном к общению человеке. Тем не менее стоило маршалу заговорить, начать общение, как он кардинально преображался: становился обаятельным, веселым, жизнерадостным и буквально за несколько минут беседы покорял любого собеседника своей харизмой. А то и превращал первого встречного в своего друга или как минимум в закадычного приятеля.
Именно он всегда был в юности и молодости главным заводилой для своих друзей. Именно он выдумывал массу забав, приключений и веселых розыгрышей. И именно он, маркиз Лещук, чуть не перехватил у наследного принца его супругу. Ярославу Хорфагеру пришлось выложиться полностью, пообещать невероятное, совершить невозможное, чтобы русская княжна, ныне восседающая на Совете как королева, согласилась выйти за него замуж.
Оба друга наедине изредка обращались к маршалу проще – Лещ. Но что монарх, что казначей прекрасно знали о внутренней, глубоко упрятанной сущности своего друга. И чаще всего звучало другое прозвище: Клещ. Потому что не было для маркиза такого дела, которое он, если уж взялся, не довел бы до конца. Отменные зачатки аналитика, удивительная дедукция и одержимость при ловле заговорщиков, врагов, бунтовщиков и преступников заставили еще прежнего короля споро продвигать маркиза Лещука по карьерной лестнице. А на пятом году правления Ярослава его друг получил звание маршала и стал главой Тайного Погляда.
Единственной неприятной чертой характера, которой, кстати, побаивались многие в королевстве, являлось нездоровое пристрастие Клеща к показательным казням. Что одиночным, что групповым. Тут он тоже оказался на выдумку мастак. Такие жуткие и кровавые представления устраивал, что слабые духом падали в обморок и никогда больше не верили обаянию и доброжелательности маршала. Ну а сильные духом просто молились Роду, чтобы никогда не встречаться с главой Тайного Погляда во время каких-либо разбирательств. Увы, постоянно находились самонадеянные дураки, которые верили, что смогут избежать сурового наказания. Так что казни на площади Развлечений проводились довольно регулярно.
Высшая знать королевства боялась маршала намного меньше. Считали, что уж они-то всегда выкрутятся или откупятся. Но в душе тряслись до онемения конечностей. Да и пример предшественника герцога Изенгари говорил о многом. Тоже мнил себя пупом земли, да по глупости влез в назревающий заговор. А потому все равно был казнен особенным, экзотическим способом, о котором поведали вернувшиеся из дебрей Южной Африки миссионеры.
Поэтому, когда Лещук начинал говорить, его никто не пытался перебить или отвлечь, кроме короля, королевы и казначея. А! Еще и принц, бесшабашный, никого не уважающий и никого не боящийся, позволял себе спорить, а то и ругаться с «дядей» Лещом. Но он сегодня отсутствовал, и короткая речь прозвучала в полной тишине:
– В этом деле много спорных и неясных моментов. Но ведомство, подчиненное мне волей вашего величества, ведет кропотливую работу над выяснением всех… – Он сделал паузу и со значением повторил: – Всех обстоятельств без исключения. Но уже сейчас могу подтвердить, что монаршее помилование для рыцаря Шестопера следует объявить немедленно. И прекратить его розыск. Причем мы сейчас выясняем, кто конкретно отдал приказ уничтожить рыцаря на месте поимки как особо опасного преступника. И кто объявил огромную сумму награды за его голову. Уже допрашивается жестко чиновник, распорядившийся перевести доблестного воина в общую тюремную камеру. По негласному уговору сидящие в той камере уголовники убивали всех, кого к ним заталкивали. Как только дело, взятое мною со вчерашнего дня под личный присмотр, будет завершено, я напрошусь к вашему величеству с докладом.
Оба герцога вновь налились кровью, покраснели от еле сдерживаемых эмоций и гнева. Но сумели задавить в себе рвущиеся наружу фразы и возражения. Похоже, решили действовать иначе.
Король, от внимания которого не укрылась их реакция, хмыкнул, пожал плечами и согласно кивнул:
– Хорошо, подожду! А вот насчет помилования… Что ты думаешь, дорогая?
Такое обращение к супруге он позволял себе на людях только в узком кругу Малого Совета. Ибо за исключением одного человека все здесь были родственниками и близкими друзьями. Да и королева всегда отличалась душевностью, искренностью и не терпела официоза вкупе с излишним пафосом.
