Михаил Ланцов - Маршал Победы. Освободительный поход «попаданца»
– А Япония?
– Япония просто союзник. Но я уверен, что к тому моменту, как мы завершим покорять Европу, ее положение очень серьезно осложнится, и мы сможем сделать ей предложение, от которого нельзя отказаться.
– Именно поэтому Конфедерация?
– Да. Уж слишком много различий в наших государствах. Поэтому объединять на том же федеративном принципе пока не получится. А формализм в таких делах нам не нужен.
– То есть, по вашему мнению, слияние будет не кратковременным?
– Безусловно. Даже если оно пойдет первоначально по программе-минимум. Дальше все равно неизбежно будет собрана Конфедерация с мощным федеративным ядром, которое постепенно будет расширяться. Считайте, что это просто этапы объединения.
– Германия войдет в состав России… никогда бы не подумал, что вообще буду об этом говорить.
– Кто вам это сказал? – улыбнулся Тухачевский. – Германия войдет в состав нового государства, так же как и Россия. Мы породим его своим слиянием.
– Вы полагаете, что народ это поддержит?
– Народ поддержит спокойную мирную жизнь, а каким образом мы с вами ему ее будем обеспечивать – дело наше.
– И все равно…
– Не забывайте о том, что Германская республика находится в состоянии войны, как и Советский Союз с нашими общими врагами. Причем Союз оказал помощь в тяжелый час. И военного положения никто не отменял. Как и законов военного времени. Полагаю, что лучшего момента для внедрения непопулярных мер нам не найти.
– Вы сказали о том, что я вскоре посещу ряд объектов, на которые так пытались попасть разведчики фюрера. Что вы имели в виду?
– Не хочу попусту вас обнадеживать, но если товарищ Сталин договорится с генералом Гальдером о Конфедерации, то меня ожидает пост военного министра в новом государстве, а вас – моего заместителя.
– Вот как… – хмыкнул Гудериан. – Вы так уверены в успехе переговоров?
– Как вы, наверное, слышали, товарищ Сталин беседует не только и не столько с Гальдером, сколько с наиболее серьезными промышленниками и экономистами Рейха. И предложение, которое они услышали, вряд ли оставило их равнодушными. Настолько, что они, как и чехи в свое время, будут готовы продать родную мать ради слияния.
– Кстати, а чешские промышленники тоже участвуют?
– Конечно. Они ведь официально входили в состав Рейха. Как и северофранцузские. Мы не собираемся восстанавливать какую-то там историческую справедливость. Это лишено смысла. Тем более что север Франции и Чехия сами по себе представляют большую промышленную ценность для Конфедерации. Особенно в плане предстоящей морской программы.
– Уже решили, где будет столица Конфедерации?
– Это мне не известно. Вполне возможно, что ее вообще решат строить с нуля, чтобы никому не было обидно. В любом случае это совершенно непринципиально. Главное – то, что мы с вами теперь по-настоящему вместе и сражаемся с единым врагом плечом к плечу.
– И это грустно… – печально ответил Гудериан.
– Почему? – удивился Тухачевский. – Вы же вроде как не противились никогда союзу с нами.
– Это грустно потому, что даже такой силой мы, по озвученными вами оптимистичным прогнозам, воевать будем не меньше десяти лет. А ведь война для нас уже длится не первый год. И, несмотря на это, люди уже устали. Очень устали. Вы представляете, как будет им тяжело?
– Мы можем пойти по альтернативному пути и прекратить свою борьбу, дожидаясь, пока нас одного за другим не перебьют поодиночке. Или…
– Так я согласен, – пожал плечами Гудериан. – Не нужно меня уговаривать.
– Тогда зачем говорите такие странные вещи?
– Вы понимаете, в чем дело. Я согласен с вами, что только вместе мы сможем устоять. У нас нет другого пути. Больше нет. Но… все равно очень тяжело на душе от предстоящих сражений и того, сколько опустошения они нам принесут. Вон… сами полюбуйтесь на то, что осталось от Кале. Не только порт, но и жилые кварталы превратили в руины. А ведь вначале старались работать только по промышленным объектам.
– Англосаксы – сильный и хитрый противник без особенных рефлексий и моральных терзаний. Если для победы нужно будет перерезать глотку младенцу, то они это сделают не задумываясь. А чтобы победить дракона, как известно, нужно завести собственного.
– Дракона? Вы полагаете?
– Именно.
– И вы хотите, чтобы ваше имя потом проклинали? Вон. Один уже пытался сделать нечто подобное.
– Так к любому делу нужно подходить с умом. А Гитлер… хм…. Не знаю, к чему он стремился, но в итоге породил чудовище, что, старательно противопоставляя себя всему остальному миру, едва не добилось собственного уничтожения. Что же до создания дракона, то если такова цена победы, то так тому и быть, – пожал плечами Тухачевский. – В любом случае у нас просто нет выбора. Рыцарь без страха и упрека для чужого дракона может стать лишь развлечением и закуской, а не проблемой. И уж точно не победителем. Одних сверкающих доспехов недостаточно для того, чтобы взять верх над символом мощи и коварства.
– Меня пугает сама перспектива столь долгой войны. Ведь вырастет целое поколение людей, которые ничего, кроме постоянной войны, не знают…
– Именно поэтому мы с вами должны так хорошо воевать, чтобы в центральных регионах, удаленных от фронтов, люди смогли спокойно жить и трудиться.
– Ваши бы слова да богу в уши. Вы разве не слышали о ядерном проекте США? Если они станут нас бомбить такими игрушками, то боюсь, мирную жизнь мы не сможем обеспечить никому.
– Конечно, слышал, – усмехнулся Тухачевский. – Или вы думаете, что столько проблем и недоразумений на пути у американцев в столь грандиозном деле возникло просто так? Скажу по секрету, – подмигнул он Гудериану, – весь похищенный уран с американских объектов давно переправлен в Россию. Правда, мы сами занимаемся больше реакторами, чем бомбами.
– Почему? – удивился Гудериан.
– Потому что в ближайшие лет десять ядерные бомбы будут слишком примитивными и дорогими, а их мощность умеренной. Кроме того, у них будет иметься масса проблем, связанных с применением из-за надежности, габаритов и способов доставки. Теоретически да, они могут создать нам большие проблемы. Однако для них нужны средства доставки, то есть тяжелые стратегические бомбардировщики. Сами ведь они к нам не прилетят. А это значит, что максимум, на что американцы могут претендовать, – это лет через пять-шесть попытаться сбросить несколько таких бомб на пограничные районы, где особенно и нечего уничтожать такими мощными и дефицитными боеприпасами. Причем далеко не все стратегические бомбардировщики смогут достигнуть цели. Мы уже в следующем году сможем выставить современный реактивный истребитель-перехватчик, способный практически безнаказанно карать даже перспективные дальние бомбовозы американцев.
– Вот как? Хм. Но все-таки почему вы взялись за реакторы? Столь могущественные боеприпасы можно было бы использовать и для политики сдерживания. Вряд ли американцы решатся на применение такого оружия, зная, что получат той же монетой.
– Потому что это куда более интересное направление. Ядерный реактор позволит создать тяжелые корабли с практически неограниченной дальностью хода и очень солидным водоизмещением. Что как раз прекрасно сочетается с предстоящей грандиозной морской программой. В том числе и гигантские подводные лодки, предназначенные для постоянного хождения под водой, вплоть до кругосветных походов в глубине океанов. Это совершенно иной уровень технологий, открывающий перед нами новые возможности. Или, например, могучие сверхтяжелые ледоколы для Арктики. А бомбы… да ну, глупости. Зачем заражать планету губительной радиацией? Ее потом вывести будет крайне сложно. Мы и без них вполне обойдемся. По городам в случае чего можно применять мощные и сверхмощные боеприпасы объемного взрыва, над которыми мы уже практически закончили работать. От них хотя бы заразы никакой нет, а по разрушительности мало уступают малым ядерным зарядам.
– Вы не боитесь, что американцы не будут столь щепетильны в вопросах загрязнения планеты? Кроме того, когда мы их загоним в угол, о каком благоразумии можно будет говорить? Они могут банально психануть.
– Боимся. Но даже если они решатся на такие глупости, то ядерные взрывы вряд ли станут массовыми.
– Будем надеяться. То, что я читал о ядерном оружии, мне совсем не понравилось.
– Очень гадкая штука… – кивнул Тухачевский, продолжая наблюдать за меловыми горами Дувра.
Глава 4
21 августа 1942 года. Вашингтон. Овальный кабинет
Президент нервно выстукивал пальцами по столу какой-то заунывный мотив, напоминающий похоронный марш, раздраженно смотря на свою команду, отчего в кабинете прямо-таки кожей чувствовалась гнетущая обстановка, буквально мешающая дышать. Но все оставались на своих местах, сохраняя внешнее спокойствие.
