Алексей Борисов - Византиец. Смоленское направление
- А что, подумаешь, это сейчас приказчик, через год другой сам дела вести смогу, новгородский купец Евстафий, звучит! - Вслух высказал свои мысли, и тут же осмотрелся, не слышал ли кто. Семь гривен сумел накопить помощник Пахома, для крупного товара маловато, а вот в долю вступить - как раз. Частенько снаряжают в Новгороде корабли в складчину. Бывает, с прибылью возвращаются, но чаще, больше начинающих купцов никто не видит. Об этой стороне торговой медали лучше не думать. Рискованное это мероприятие, искать новые торговые пути, но как говорится: кто не рискует, тот пьёт только квас.
- Доброго здоровья, - раздался голос в дверях, - есть ли хозяин в лавке?
Мойша-аптекарь вошёл так тихо, что Евстафий вздрогнул от приветствия. Одежда на посетителе напоминала не то рясу, не то балахон, подвязанный тонюсеньким ремешком, а тощая фигура - скорее приведение, чем живого человека. Такой за верёвку спрячется и видно не будет. Приказчик не любил аптекаря по многим причинам и одна из них, за то, что тот торговался за каждую мелочь, как собака дерётся за последнюю кость; и делал это не в пример лучше его самого. Тем не менее, это был первый покупатель, а он, как известно, определяет успех торговли на весь день. Посему Евстафий выдавил из себя улыбку и произнёс:
- И тебе не хворать. Купить что-то хочешь, али так, поглазеть?
- Хм, поглазел бы, если б было на что! - Парировал Мойша.
Соврал, конечно, но иначе поступить он не мог. Совсем недавно, смутить его, можно было лишь свитками Торы, написанными в обратную сторону, но слишком уж качественный был товар у новгородца. Да что там говорить, ни у кого такого не было. Взять хотя бы набор игл и скорняжное шило с отверстием для нити. Даже в этих простых вещах всё было продумано, что и придраться не к чему. Аптекарь обвёл пальцем полки: - Есть у нас мнение, что купец, привезший такой диковинный товар, наверняка имеет на продажу некоторые инструменты.
- Это, какие такие струменты?
Евстафию стало интересно, только что обдумывал, куда вложить гривны, а тут, почти готовый заказ. Возможно, это был шанс, который выпадает редко, и упустивший его, жалеет о сём много раз чаще.
- Златокузнецкие, - Мойша выдержал паузу, и уточнил, - держатели разнообразные, механизмы для проволоки, точильные и шлифовальные камушки. Кто таким торгует, тот знает. Ну что, сам ответ дашь, али Пахом Ильича позовёшь?
Аптекарь с утра наблюдал, как купец уходил на ладье. Смог бы он заинтересовать Пахома с выгодой для себя - это вопрос, а вот с приказчиком, подыгрывая на его чувствах, можно и попробовать. Евстафий же в свою очередь знал, что последнее время свояк привозит товар от Лексея, а вот есть ли у того набор златокузнецкий, не представлял. Не имел он понятия и о том, как он выглядит. Не спрашивать же у аптекаря, который сразу поймёт, что продавец не владеет информацией, в результате чего собьёт цену. Но точно помнил, как Пахом оговорился: 'В Греции всё есть, а значит и у Лексея будет'. Посему и ответил больше утвердительно, чем уклончиво.
- Возможно, и есть, на складе посмотреть надо. Товар-то мы тута не держим. Лавку-то спалить хотели. Слыхал? Вот тож. Спустя седьмицу приходи, дам ответ. Только как платить будешь? Товар зело редкий.
- Мы подождём, платить будем золотом, инструменты должны быть как у мастеров из Венето. Будут лучше, будет больше золота.
Кто такие Мы, аптекарь не сообщил, похвалил стекло для глаза и ушёл, оставив приказчика со своими мыслями. А Евстафий думал о том, что если срастётся, то он непременно скажет, что латиняне со своим 'струментом' и рядом не стояли. И не потому, что так для торга надо сказать, просто был уверен в этом.
***
Возле костра очага, в котором горели дубовые плашки, одиноко сидел на лавке Савелий и смотрел в полные грусти глаза возлюбленной, слушая рассказ Елены об её скитаниях. Дыма над костром не было никакого, только весёлое пламя тянулось вверх ясными языками, словно пыталось пробиться сквозь невидимую человеческим глазом преграду, посылая во все стороны устойчивый жар. Девушка рассказывала обстоятельно, редко пропуская значимую подробность. Бродячая труппа скоморохов подобрала её по пути в Киев, где в густонаселённом городе хотели подзаработать. Для чего взяли - непонятно, но два раза пытались снасильничать. Покойный руководитель театра тогда отбил её у мерзавцев, но жизни те не давали. Работала только за еду, кормили раз в день. От былой красоты не осталось и следа, некогда дорогая и нарядная одежда поизносилась, в общем, хоть в омут.
- Я заберу тебя с собой. Будешь жить у меня, только знать должна. - Сотник задумался, но переборов себя договорил. - Жёнка у меня есть, Пелагея звать, в Рязани осталась. Когда на прорыв шли, видел, как терем огонь охватил. С детками моими там, в подполье сидела. Ты на неё очень похожа.
Елена разревелась, старшая сестра Пелагея, как раз жила в Рязани. После смерти родителей от болезни, она собиралась податься к ней, но на беду, посреди дороги пришли известия о нападении кочевников, которые сожгли град. Повернули было назад, но поздно. Кого на тракте порубили, кто в неволю угодил, а она чудом спаслась, убежав в лес. В том, что сестра была замужем за Савелием, она уже не сомневалась. Полюбить мужа сестры было великим грехом, но сердцу ведь не прикажешь. Девушка вытерла слёзы, провела ладонью по голове сотника, и снова заплакала. Втайне каждая девушка мечтает встретить своего принца, и пусть он без лошади, с ним можно и на край света, лишь бы позвал.
- Где находятся скоморохи? - Савелий решил известить артистов, что Елена не вернётся, ну и заодно поучить кое-кого из любителей беззащитных дам.
- На заднем дворе, у колодца. Пьяные ещё, полночи пиво пили, сама на кухне спала, побоялась. Жена трактирщика приютила. - Сообщила девушка.
Сотник прошёл зал харчевни, миновал кухню и очутился во дворике, где у колодца, на грязной подстилке валялись трое работников шоу бизнеса. Рядом стояла деревянная кадка с водой и привязанная на верёвке коза. Двое спали в обнимочку, один позади другого, третий отдельно. Подойдя к одиноко лежащему, Савелий пнул по его заду ногой, схватил руками за уши и приподнял с земли.
- Кто из вас, псов смердячих, домогался Елены? - Прорычал Савелий.
Очухавшийся артист, попытался выскользнуть, да не тут-то было. Только больно ударился затылком о торчавшую из стрехи рукоять серпа.
- Я, я ничего не делал, какая Елена, я вообще с жёнками не могу, не любы они мне. - Запищал ответчик, наделав в штаны. - Они это, Сидор и Тишка, а я нет, ой, больно.
Отшвырнув засранца, сотник посмотрел на сладкую парочку, названные 'звёзды' вызывали чувство брезгливости. Подхватив кадку, он вылил воду на спящих, и поочерёдно врезал каждому по морде.
- Елена уходит со мной! Вы, убогие, что б близко к ней не подходили. - Сплюнул на землю, подождал, будут ли возражения, развернулся и поспешил к любимой.
Где поместить девушку, сотник не знал: у самого ни кола, ни двора, если только отвезти в лагерь и упросить Алексия уступить шатёр? Как-то несерьёзно, да и не место женщине там. Жалко Пахом уехал, наверняка бы дал дельный совет. Денег на покупку дома, не говоря уже о тереме нет, то, что осталось, хватит только на кратковременный постой. Придётся идти в лавку и поговорить с Евстафием. Приняв решение, он приблизился к Елене.
- Мы идём к моему знакомому, это недалеко, в торговом ряду. Поживёшь пока там. Вещи какие-нибудь, то, что забрать надо, у тебя есть?
- То, что мне дорого, на мне. Забирать нечего, всё ценное давно обменяла на еду.
Сказав несколько утешительных слов в ответ, Савелий украдкой посмотрел на почти истлевший сарафан и понял, что одежда на его спутнице гораздо хуже, чем на девочках, которые приехали с ним на побывку домой. А ведь те были на правах рабынь. От ощущения, что его возлюбленная могла подвергаться унижениям, он резко взял девушку за руку и буквально потащил за собой, прочь от этого места. Елена уже не плакала, слёз просто не было.
***
- Что делать? Что делать? - скороговоркой бурча под нос, приказчик метался по лавке, поднимая пыль с пола. Бросить торговлю, нанять лодку и мчаться к Лексею Евстафий не мог. Свояк узнает - голову оторвёт. Савелий, кого можно было попросить передать на словах заказ, с утра утопал в харчевню. Будет ли он в состоянии выслушать и понять его, после посещения питейного заведения - не ясно, да и захочет ли уезжать раньше оговоренного срока? Заинтересовать бы его чем-нибудь, да поскорее сплавить в лагерь, но чем? Пригоршни золотого песка таяли на глазах, покрывались дымкой и уносились в сторону аптекаря. Ещё бы чуть-чуть и они бы исчезли вовсе, как в лавку зашёл сотник и сразу перешёл к делу:
