Андрей Гончаров - Два выстрела во втором антракте
— Надо обставить их смерть как несчастный случай, — предложил Дружинин.
— Да, это был бы идеальный вариант, — согласился Вычужанов. — Однако это трудно исполнить. К тому же череда несчастных случаев может показаться обществу подозрительной. Но, как говорится, нету счастья, да несчастье помогло. В нашей стране с известного времени действует сила, направленная на устранение государственных чиновников. И сила эта — революционеры всех мастей. Стало быть, нам нужно найти таких бомбистов, которые захотели бы убить не кого им захочется, а кого хочется нам.
— Подождите, подождите! — вскричал инженер, будто бы осененный внезапной догадкой. — А Богров, который убил Столыпина, — он не ваше ли поручение выполнял?
— А вы быстро соображаете, господин инженер, — похвалил Вычужанов. — Правильно — это был наш человек. И вам тоже надо найти такого.
— Где же я должен его искать? — спросил Дружинин.
— За границей, где же еще. А если точнее — в Италии, на острове Капри, — начал объяснять орловский дворянин. — Там уже несколько лет проживает известный литератор Пешков, который пишет свои опусы под псевдонимом «Максим Горький». Слышали о таком?
— Да, в газетах что-то писали… — пробормотал инженер.
— Туда, на Капри, на виллу «Спинола», которую Горький арендует, — продолжил свои объяснения Вычужанов, — съезжается разного рода революционное отребье. Настоящий рассадник всевозможных бунтарей! Там вы и найдете подходящего человека.
— А почему Горький должен меня принять?
— Ну, во-первых, он всех принимает, кто к нему пожалует, — ведь он весьма высокого мнения о своей персоне и считает, что все в России являются поклонниками его босяцкого творчества. А во-вторых, он вас примет, потому что еще до вашего приезда ему поступит относительно вас письмо от некоего Ульянова-Ленина, известного предводителя марксистов-радикалов. Ну, вы о нем вряд ли слышали…
— Да, первый раз слышу такую фамилию, — кивнул Дружинин с серьезным видом (хотя на самом деле его распирал смех).
— Так вот, Горькому поступит письмо с лучшими рекомендациями относительно вас. Письмо будет, разумеется, фальшивое, но босяцкий поэт об этом узнает не скоро — они с Лениным редко общаются. Хотя Горький крайним марксистам, так называемым большевикам, весьма сочувствует и даже участвовал в их последнем съезде в качестве делегата. Так что он вас примет с распростертыми объятиями. А вы присмотритесь к личностям, которые вместе с ним проживают, и склоните кого-то из них к выполнению известного поручения. Ну что, согласны?
— Да, это было бы интересно, — задумчиво произнес Дружинин. — Но ведь я здесь тоже выполняю особое поручение! Я обещал генерал-лейтенанту…
— Да, я слышал про ваши технические открытия, — кивнул собеседник. — Дело весьма нужное. Но ведь у вас, кажется, имеются помощники? Разве они не могут вас на время заменить?
— Да, пожалуй, смогут, — кивнул Дружинин. — Хотя там мне тоже один мой помощник пригодился бы. Он малый молодой, но очень шустрый…
— Что ж, берите вашего шустрого помощника — и вперед. Что называется, с Богом. Да, вот еще что, — вспомнил Игнатий Степанович. — Если у вас уже там, на Капри, возникнут какие-то затруднения, можете обратиться к секретарю Горького Петру Крючкову; он поможет.
— Тоже ваш человек? — догадался Дружинин.
— В какой-то степени, — отвечал Вычужанов.
Собеседники встали и скрепили заключенное соглашение рукопожатием.
— Расходиться будем поодиночке, как принято у господ бомбистов, — сказал «орловский дворянин». — Вы идите первый; окажетесь на первом этаже, в служебном крыле. Ну, а выход сами найдете. Я — после вас.
Дружинин уже шагнул к двери, но затем остановился и спросил:
— Скажите, а почему вы, а не Мосолов?
— Потому что есть и другие защитники царя и Отечества, поважнее генерал-лейтенанта Мосолова, — отвечал Игнатий Степанович. — Если вы подумали, что это я про себя, то ошиблись. Просто я действую по их поручению.
Глава 24
Инженер Дружинин поднял оконную раму и высунулся наружу. Ах, как хорошо! Местным жителям, что всю жизнь здесь проживают, этого чувства не понять. Ну, что такого особенного в сегодняшнем утре? Ну, солнце, ну, легкая дымка над Неаполитанским заливом, чистое небо над Везувием. Ну, начавшие желтеть листья платанов… Нет, лишь тот, кто наглотался холодных туманов Петербурга, может оценить всю прелесть климата южной Италии!
Раздался легкий стук в дверь, и вслед за тем в нее просунулась голова Вани.
— Ты тоже проснулся? — спросил Полушкин, входя в комнату. — А я вообще до середины ночи не спал. Как здесь здорово! А когда подумаю, что сегодня будем на Капри, я увижу Горького — вообще!
— Понятно, — усмехнулся Дружинин. — Ваня Полушкин, сын сапожника, никогда не выезжавший за пределы империи, впервые видит море и видит великого писателя. В душе у него поют трубы и хоры ангельские…
— Смейся, смейся! А сам вон тоже рано вскочил. А вообще твое описание недалеко от истины. В реальной, тамошней, жизни я, конечно, за границей уже бывал — и в Турции, и в Египте, и в Китае. Но в Европе еще не доводилось. Когда у нас пароход?
— Через два часа, — отвечал инженер. — Так что встал я вовсе не рано, а как раз вовремя. Еще позавтракать надо, собраться. Давай, ты тоже иди, собирайся. Да, вот что: раз уж ты полночи не спал, на улицу случайно не выглядывал?
— Выглядывал, и не раз!
— Ничего подозрительного не видел?
— А что ты имеешь в виду?
— Не что, а кого: того загадочного попутчика, которого я заметил в Варшаве, — помнишь?
— Не очень… — признался Ваня. — Помню, ты мне кого-то на перроне показывал, но темно уже было и далеко…
— Значит, ты его не запомнил… — протянул инженер. — Жаль… Ты, с твоим чутьем, мог бы сказать, действительно это шпик или это у меня подозрительность до степени мании развилась. Ладно, иди.
Когда Полушкин вышел, инженер вновь подошел к окну и выглянул на улицу — но уже совсем не так, как давеча. Теперь он глядел из-за занавески, стараясь, чтобы с улицы его никто не заметил. Он внимательно оглядел всю картину, что открывалась взгляду: овощную лавку и кафе напротив, стоянку извозчиков у подъезда отеля, — но нигде не заметил фигуры, что привлекла его внимание на перроне варшавского вокзала. А тот господин был весьма подозрителен! Он старательно изображал пассажира, вышедшего на остановке погулять, но взгляд — профессиональный взгляд сыщика — его выдавал. Скорее всего, это был шпик. Правда, он мог не иметь никакого отношения к Дружинину и Полушкину — просто варшавская охранка выслала агента к поезду, чтобы понаблюдать за теми, кто следует из столицы. А вдруг? Дружинин решил, что отныне будет настороже и не позволит себе расслабляться.
Вот и Углов, при их последнем свидании, перед самым отъездом, советовал быть бдительным. Когда Дружинин передал ему содержание беседы с «Игнатием Степановичем», руководитель группы спросил:
— Так ты понял, кто был этот твой новый знакомый?
— Не то что понял, но подозрение явилось… — ответил Дружинин. — Я подумал, что это может быть тот самый Стрекало, он же Пугачев.
— А у меня никаких сомнений на этот счет нет! — заявил Углов. — Стрекало это был! И приметы совпадают, и отчество «Степанович». А главное — содержание вашего разговора. Ведь он именно этим все время занимается — вербовкой агентов для исполнения «мокрых» дел. И посмотри, как глубоко уходят корни заговора! Мосолов у них, как выясняется, — вовсе не главная фигура, есть лица и поважнее, «Игнатий Степанович» тебе об этом прямо сказал.
— Стало быть, нашу задачу — найти загадочного Стрекало — можно считать выполненной, — сказал Дружинин.
— Да, эта задача выполнена, — согласился Углов. — А твоя поездка в Италию позволит нам подробно, изнутри понять механизм вербовки агентов. А пока ты будешь нежиться на Капри, я тут постараюсь познакомиться с кем-нибудь еще из участников заговора. Вот только не знаю, хватит ли у меня сил и нашим расследованием заниматься, и твои провода в дом Кривошеина тянуть.
— Ну, с проводами можно и не спешить, — заметил тогда Дружинин. — Тем более что Александр Васильевич по нашему совету завтра уедет из Петербурга. А что касается нашего расследования, то здесь у тебя будет помощник.
— Кто же это? — удивился Углов.
— Маша, — ответил Дружинин; он чуть не выговорил «моя Маша», но сдержался. — Она мне обещала, что будет подслушивать, когда заговорщики будут собираться у них в доме. И о результатах теперь будет докладывать не только в петербургский комитет эсеров, но и тебе лично. Надо только будет вас познакомить…
И такое знакомство состоялось в привокзальном кафе. Увидев Углова — немногословного, сдержанного, твердого, — Маша прониклась большим доверием к «группе правдоискателей», как их представил Дружинин во время памятного объяснения. Там же, в кафе, инженер попрощался и с товарищем, и с Машей — Углов считал, что им не стоит идти на перрон, где может оказаться много шпиков. Тогда Дружинин рассердился на Углова — в кафе им с Машей даже поцеловаться на прощание не удалось. Однако теперь, оглядываясь назад и вспоминая шпика, увиденного на варшавском вокзале, он вынужден был признать правоту товарища.
