Академия небытия. Учись или умри до конца - Дубинина Мария Александровна

Готова поклясться, у шпица глаза загорелись красным, а по шерстке прошлись электрические разряды. Однако куратору хватило ума не вступать в перебранку с начальством.

– Вы хотите, чтобы я работал лучше, и оставляете в теле бесполезной собачонки.

– Но такой симпатичной, – протянул ректор. – Так бы и потискал.

Шпиц зафырчал, как сердитый ежик, и ректор спрятал лицо за раскрытой ладонью.

– В восемь утра у трансгрессионного шара. Не опаздывать.

В воздухе ощутимо запахло жареным, точнее, горелым, и мы, пиная друг друга от усердия, выкатились в приемную, а оттуда – на лестницу. Если бы Морис не уперся сразу четырьмя щупальцами в стены, мы бы и дальше покатились веселой дружной кучей-малой. У меня между ног гордо прошел очень злой песик и, оглянувшись, оскалился и совершенно обычной человеческой речью сказал:

– Надо было тебя не просто зарезать, а расчленить.

От возмущения у меня даже не нашлось ни одного достойного ответа, кроме парочки откровенно неприличных.

– И до утра лучше ко мне не приближайся, – напоследок предупредил Амилота и посеменил по ступенькам вниз, смешно подкидывая пушистый зад. Я проглотила возмущение и пошла следом, зло шлепая босыми ногами по холодному камню. И, видно, выглядела я при этом как натуральная горгона, потому что никто ни слова мне не сказал, даже Морис.

– Больно надо мне к тебе приближаться… – бурчала я при спуске. – Не плюй в колодец, он еще тебе пригодится. Эй, мохнатый куратор! А ты в свое общежитие потопал?

Я посмотрела, как шпиц вздрогнул и застыл.

– Хочешь, чтобы все узнали, что грозный Лайз Амилота превращен студенткой в сопливую болонку? Скажи спасибо, что шпиц, а не мопс! Они так страшно хрюкают, когда дышат… – Я изобразила тяжелое дыхание.

– Рита, берегись! – Щупальце Мориса промелькнуло у меня перед лицом и прибило к земле нашего злобного песика. Судя по состоянию присосок, Лайз летел ко мне явно не с добрыми намерениями.

– Рррр! – надрывался куратор, пока Морис стонал, как актер из порнофильма. – Пррррочь!

Тут вверху, почти над самыми нашими головами, грохнуло, огненная струйка раскидала в сторону шпица и основательно потрепанное щупальце, мгновенно втянувшееся туда, откуда появилось – то есть, в неизвестном нам направлении.

– Ай-ай! Как не стыдно, – пробурчал Милл-хаус Дрей и силой мысли потащил Лайза по ступенькам к раскрытой двери в приемную. – Побудет у меня, пока не научится детишек не задирать.

– А компенсацию? – взвыл Морис. – Он меня укусил! А если бешенство?

– Обязательно, – оскалился ректор и вниз из возникшей в воздухе тучки упала метровая лента пластырей, явно позаимствованная в медпункте.

– Сволочь, – с чувством отозвался Рэнди, едва закрылась дверь. Сложно было сказать, комментирует он поведение Амилоты, мое или ректора. – Мне кажется, или ты специально доводила куратора до белого каления?

Все посмотрели на меня, и я не сдержала победной ухмылки.

– Естественно. Ты бы хотел уйти в загул под присмотром зубастой няньки? Лично я – нет.

Надеюсь, гостить у ректора Лайзу «очень» понравится. Прямо как мне его удар стилетом в сердце.

Мы все радостно оскалились, когда из приемной на верху лестницы раздался рык и из-под двери повалил черный дым.

– Кажется, надо разбегаться, пока нам его опять не вернули, – мудро заметил Морис, и мы почти бегом покинули башню дракона, которого бедные студенты вынуждены называть ректором.

Глава 12

Вечер и ночь перед завтрашним великим событием прошли спокойно, если не считать бесконечные вопросы Кирры о том, что сейчас в моде. Поскольку она сама не помнила точный год своей смерти, согласно информации из библиотеки, это могло произойти в любой момент с 2010 по 2020 годы, а модные тенденции меняются чуть ли не каждый сезон. Да и наша лисичка походу азиаточка, у них там все не по-русски. Признаваться, что в данном вопросе я полный профан, не хотелось, поэтому пришлось вдохновенно врать. Ну и аккуратно узнавать у словоохотливой соседки подробности мироустройства, о котором я даже в романах не читала.

– Если есть внешние миры, то, получается, мы во внутреннем? – спросила я. Кирра попивала зеленый чаек, от которого за километр разило успокоительным известного названия. Похоже, валерьянозависимость тут – обычное явление.

– Возможно, – ответила она. – Небытие это как… как перевалочный пункт между мирами. Их много, и они могут наслаиваться друг на друга, потому что не имеют физических границ, поэтому как бы существуют в одно время и в одном месте. Параллельно. Вот, смотри, – она взяла листок и начертила на нем круг. – Это измерение Академии. Вокруг много-много разных внешних миров.

– Параллельные миры, значит, – пробормотала я и пожалела, что всегда переключала с Рен ТВ на ТНТ. – И мы все жили в таких внешних мирах?

– Угу, – Кирра отхлебнула из кружки и довольно облизнулась, – а после смерти нас затянуло в Небытие, точнее, в академию. Слушай, это же все на вводных рассказывали.

– Вам, может, и рассказывали, – вздохнула я.

– Куратор?

– Он, родимый. Не знаю, как ректор, но я бы его не только премии лишила, но и зарплаты и головы заодно. Он же просто издевается над нами, ничего не объясняет. Даже ваш кошак ответственнее подходит к работе.

Мы выпили за это, и я с тоской подумала о стакане виски с колой. И со льдом. Вот бы тогда мне точно полегчало.

– Интересно, в какой из внешних миров нас отправят? – мечтательно протянула Кирра. – Я слышала, что выбирают тот, который ближе всего к пониманию тех, кого отправляют. Но мне это ни о чем не говорит. У нас, перевертышей, после первого превращения память человеческой половины немного тускнеет.

– Ты не помнишь своего прошлого? – ужаснулась я.

– Почему же? Биографию свою я помню, но как перечень фактов, – лисица пожала плечами. – В семь лет я сломала руку качелями, когда вступилась за одноклассника на площадке, а когда мне исполнилось восемь, из семьи ушла мама, оставив нас вдвоем с отцом. В десять меня забрала бабушка, в восемнадцать бросил парень и так далее. Просто это все… знаешь… Как будто не про меня. Детали и эмоции больше не имеют значения. Звериная половина, как говорит Куросаки, обычно гораздо сильнее в этом плане. То, что я запоминаю сейчас или будучи в полном превращении, откладывается в голове ярче и четче.

Мне почему-то стало жаль подругу. Да, для нее все, что было раньше, выражаясь ее словами, не имеет значения. Но ведь для меня имеет. Имеет же? Я попыталась воскресить в душе обиду и горечь от осознания смерти, того, что осталось в моей прошлой жизни, страхи, мечты, привязанности – и ничего. Словно вся моя жизнь была так безумно давно, что осталась лишь легкая ностальгия.

Чертова адаптация!

– Рита? – позвала Кирра и протянула мне только что обновленную чашку. – Все хорошо? У тебя змеи зашевелились.

Я залпом осушила половину чая вперемешку с валерьяновыми каплями и облизала губы.

– Хорошо. Лучше не бывает.

– Тогда расскажи, как одевались тогда, когда ты была жива? – она заинтересованно придвинулась ко мне, скрипя пружинами кровати. – И про парней расскажи. Какие там парни? Чьей женщиной ты была?

Я поперхнулась выпитым.

– В смысле, чьей?! У нас крепостное право давно отменили.

Кирра и ухом не повела.

– Ты понимаешь, о чем я…

Ну, если не придираться к словам, то да, понимала. Сев поудобнее в изголовье Кирриной койки, я подтянула к себе подушку и погрузилась в воспоминания.

– Вообще-то у меня было не так много парней, но всех без смеха и не вспомнишь. В школе за мной бегал один товарищ, – я хихикнула, – весь в черном, весь такой загадошный, готичный, тут бы оценили.

Мы с девчонками звали его Стас-Выкрутас. На самом деле он только выглядел круто, на деле даже поцеловал меня только тогда, когда я его к стенке прижала перед выпускным, и мы даже полгода повстречались. Так вот, к чему я веду? Видела я тут как-то незадолго до смерти этого Стаса. Выкрутасы у него теперь не те, что раньше. Представляешь, он танцует в каком-то гей-клубе и увлекается всей этой фигней из «50 оттенков», только для мальчиков. И я вот все думала, это я его до такой жизни довела? От меня ведь после все ухажеры через месяц убегали. Говорили, я холодная, им, видите ли, огня не хватает. Миллхауса на них нет…