Александр Михайловский - Мир царя Михаила (СИ)
- Вы это, саквояжик на колени можете поставить, - подсказал мне человек, сидевший за рулем, и поворотом какой-то ручки завел мотор.
- А куда, собственно, мы едем, - спросил я, когда авто тронулось.
- В Новую Голландию, - ответил мне мой спутник, - там вас уже ждут.
Тут мне опять стало нехорошо. Название этого места, штаб-квартиры ГУГБ, знал каждый образованный европеец. Я решительно не мог понять - чем именно я мог провиниться перед хозяевами этого зловещего места. Но я надеялся, что недоразумение разрешится благополучно, и имя Степана Осиповича Макарова, телеграмму которого сохранил, поможет мне в этой юдоли скорби. Но, как говорится, действительность превзошла все мои, даже самые смелые ожидания.
Свернув с Невского на Адмиралтейский проспект, а потом, с Исаакиевской площади на Конногвардейский бульвар, наше авто подъехало к красным кирпичным стенам Новой Голландии. Приняли меня там не как государственного преступника, а скорее, как дорогого гостя. Из разговора с господином Тамбовцевым, умнейшим человеком, прекрасно разбирающимся в современной технике, я узнал, что государственная безопасность, если трактовать ее расширительно, включает в себя и поиск таких как я молодых и перспективных инженеров. И что мой тринклер-мотор исключительно важен для будущего России. А с господином Смирновым, изгнавшим в свое время меня с Путиловского завода, уже разговаривают совсем другие, куда менее вежливые люди.
- Вот вы, Густав Васильевич, - сказал мне господин Тамбовцев, - даже не можете себе представить - какие огромные возможности и перспективы у вашего изобретения. Моторы вашей конструкции, мощные, легкие, экономичные, можно использовать везде и всюду. И на кораблях, и на авто, на тракторах, и даже на железных дорогах. Локомотивы с моторами вашей конструкции со временем должны заменить паровозы. Конструкция вашего двигателя куда более прогрессивная, чем у господина Дизеля, что сулит фирме братьев Нобелей значительные убытки от конкуренции. Но нас это не волнует. Так что, Густав Васильевич, мы готовы помочь вам в вашей работе на пользу России, всей, так сказать мощью нашей организации. Патент ваш у братьев Кертлинг мы выкупим, вы не беспокойтесь. А пока будете работать у Степана Осиповича Макарова в Кронштадте на Пароходном заводе. Да и сам он должен подъехать сюда с минуты на минуту - ему тоже есть, что вам сказать, и есть, что предложить. Привыкайте, ведь с этой минуты вы не просто инженер Тринклер, а человек, который может принести огромную пользу нашему государству.
21(08) марта 1904 года. Вечер. Перегон между Нюрнбергом и Карлсруэ.
Старший лейтенант Бесоев Николай Арсеньевич.
Мерно стучат колеса вагона, наш поезд движется по Германии. После того, довольно резкого разговора о социализме с национальным уклоном, Сосо долго молчал. Время от времени он выходил из купе в проход покурить, и по часу стоял там, пристально вглядываясь в проносящиеся мимо нас типично немецкие пейзажи.
Утром, проснувшись, он снова стал прежним Кобой, разговорчивым, улыбчивым. Только к той проклятой теме мы по негласному уговору больше не возвращались. Разговор теперь шел о тех местах, где нам пришлось побывать. Причем не только по своей прихоти. Коба путешествовал под конвоем, я - в служебных командировках, часто на военном борту, где по чисто техническим причинам любоваться окрестностям не было возможности. Ирина же тоже, к нашему удивлению, несмотря на свой сравнительно молодой возраст, немало попутешествовала по белу свету. Сначала вслед за отцом, которого вышесидящее начальство гоняло по дальним гарнизонам, а потом уже по работе - ведь журналист - это турист поневоле. Он не выбирает себе маршрут, бегает, как наскипидаренный вслед за дебилами-политиками, выслушивает часами ту ахинею, которую они несут с трибун. На пресс-конференциях приходится задавать им идиотские вопросы, получая взамен не менее идиотские ответы. Правда, бывали и интересные поездки.
Подведя итоги, мы выяснили, что побывали чуть ли не во всех частях света. Только в Антарктиде оказаться не сподобил нас Господь. Да и то, если все дела в России утрясутся, надо будет отправить туда экспедицию и застолбить целый материк. Ведь мы его открыли, мы и его будем осваивать. А то англичане Скотт, Шеклтон и Уилсон уже начали его втихаря обкладывать. А мы возьмем, да и обгоним того же Скотта и Амундсена. Воткнем российский флаг на Южном полюсе.
Посмеявшись над этими рассуждениями, мы стали разглядывать живописную местность за окном поезда. Мы уже миновали Баварию и двигались по территории королевства Вюртемберг.
- Богато и хорошо живут здесь люди, - сказал со вздохом Коба, рассматривая уютные немецкие городки с непременной кирхой или католическим собором на главной площади.
- Хорошо там, где нас нет, - философски заметила Ирина, с трудом подавляя зевок - похоже, что ночами не высыпалась, и теперь ее укачало и клонило ко сну.
- Ирина, - а ты разве здесь уже бывала? - спросил с усмешкой Коба, незаметно подмигивая мне. Похоже, что он решил немного подразнить нашу красавицу, чтобы разогнать ее тоску-печаль.
- Да была я здесь, была, отстань окаянный, дай человеку хоть немного вздремнуть! - Ирина, уже не стесняясь, зевнула, прикрыв для приличия свой изящный ротик с накрашенными губками узкой ладошкой с длинными пальцами.
- Ну и как здесь живется? - спросил Коба. - “Ладно за морем иль худо, и какое в свете чудо?..”
Ирина, поняв, что вздремнуть ей так и не дадут, в свою очередь решила немного поэпатировать будущего генсека.
- Знаешь, Сосо, мне что-то не очень-то здесь понравилось, - сказала она, - а чудес было - хоть пруд пруди. Тут и негры с арабами и турками, слоняющимися по улицам без дела, словно здесь не Германия вовсе, а Багдад какой или Каир. Ну и на гей-парад посмотрела - тьфу, омерзительнее зрелища я не видела еще в своей жизни.
- Ирина, ты меня обманываешь? - недоверчиво спросил Коба, - откуда здесь, в центре Европы, турки, арабы и негры? Чего им тут делать? Кстати, а что такое гей-парад?
- Гм… - Ирина густо покраснела, теперь только поняв, что ей придется объяснять человеку, не понимающему реалии XXI века то, о чем в веке ХХ-м приличные люди стараются не говорить вслух. Она умоляюще посмотрела на меня.
- Придется выручать Иришку, - подумал я, - ей трудно будет объяснить Сосо - почему люди, в их времени прятавшие от других свои противоестественные наклонности, в наше время выставляют их напоказ.
- Видишь ли, - начал я осторожно, - в будущем, из которого мы прибыли сюда, в Европе царит, не к ночи будет сказана, толерантность и политкорректность. Сие означает, что капитализм достиг высшей точки своего развития, успел совершенно разложиться и теперь любой извращенец может гордо демонстрировать окружающим его людям свои пороки. Гей-парад - это торжественное шествие по главной улице с оркестром толп содомитов, зоофилов и лесбиянок. Ирина права - для нормального человека, наверное, нет зрелища омерзительней.
У Кобы от удивления даже челюсть отвисла, - Шени деда… - пробормотал он, - потом, видимо вспомнив, что как минимум один из присутствующих здесь понимает по-грузински, оторопело спросил, - вот так прямо и идут содомиты, заявляя всем, что они… - тут он посмотрел на красную как рак Ирину, и закашлялся.
- Именно так, генацвале, - сказал я. - Теперь ты понимаешь, что эта Европа совсем не похожа на ту Европу. И она вряд ли может понравиться нормальному человеку.
- Да как же они живут-то, - все еще не оправившись от удивления и возмущения спросил Коба, - дети то у них откуда берутся?
- А детей для них рожают другие, - сказала Ирина, - а содомиты воспитывают приемных детей по образу своему и подобию.
- Какой ужас, - тихо сказал Коба, - как вы только там живете, с такими вот?
- Ну, в России с этим как бы вроде все в порядке, - сказал я, - у нас не дают подобным извращенцам голову поднять, за что весь “просвещенный Запад” обзывает нас дикарями и отсталым народом.
- Ну, и слава Богу, - сказал Коба, - при этом он с интересом посмотрел на Ирину. А я сделал зарубку на память - похоже, что он положил глаз на нашу красулю. С одной стороны - дело молодое, тут мы все грешны… А с другой стороны - как найдут общий язык люди, которые выросли в разное время, в разной стране, и по своим взглядам на жизнь и на мир, который их окружает, так непохожи друг на друга.
Впрочем, пусть будет то, что должно быть. Вот, кстати, и Ирина, как я успел заметить, постреливает глазками в сторону Сосо. А что, он мужчина яркий, выразительный, самобытный, чем-то похожий на мачо из мексиканских сериалов. И рост у него нормальный - врут историки-либерасты - в полицейском розыскном деле он точно указан - тридцать восемь вершков, или “на наши деньги” - 170-175 см. А это даже в наше время считается средним ростом.
Рандеву с Варягом 3. Мир царя Михаила
