Хозяйка каменоломни в Драконьем доле (СИ) - Лебедева Жанна

Пока суд да дело она решила выяснить все детали случившегося.

— И из-за чего супруг со мной разводится? Напомни, пожалуйста? — Предположила: — Влюбился в другую, что ли?

И угадала.

— Да. В какую-то никому не известную безродную девушку. Она его прямо околдовала!

Анна невольно восхитилась ироничностью ситуации, а потом подумала, уж не похожестью ли судеб обусловлено ее попадание в тело бедной прежней Анны?

— Да уж, — произнесла она спокойно. — Случается такое.

Ну надо же было что-то сказать?

Мариса, похоже, ожидала совсем иной реакции. Ровный тон госпожи сначала удивил, а потом обрадовал верную камеристку.

— Можно я вам одну честную вещь скажу? — решилась она. — Вы только меня правильно поймите и не сердитесь.

— Говори, — кивнула Анна.

— Простите… Но я даже рада, что вы память потеряли. Вы теперь такая спокойная и умиротворенная, — пустилась она в разъяснения. — А то последние дни перед отъездом были сущим кошмаром. Вы так мучились, так страдали. Рыдали ночами напролет. Это было ужасно! У меня сердце разрывалось от жалости и беспомощности. Ну что я, простая камеристка, могла сделать? Я даже карету у его сиятельства выпросить для вас не смогла. — Она указала подбородком на повозку. — Герцог только этот старый тарантас позволил взять. Черную упряжную пару чистопородную, что вам родители подарили, запрячь не разрешил. Этих вон выдал. Рабочих… Как будто вы, госпожа, не герцогиня, а какая-то крестьянка… И ни кучера, ни повара с вами не отпустил. Ни горничных. Ни лекаря даже… Драгоценности и одежду, что дарил вам во время брака — все запретил в сундуки складывать. Это так несправедливо! Так жестоко…

Анна знала Марису меньше часа, но от добрых слов той и заботы разливалось в душе благодарное тепло.

— Главное, что ты со мной. Проживем как-нибудь без драгоценностей и нарядов.

Камеристка так расчувствовалась, что никак теперь не могла успокоиться.

— Ох, госпожа. Ну горничные — ладно. Я одна и за троих поработать смогу. И тарантасом править умею. Даже силки на кроликов поставлю, если уж совсем голод припрет… Но как же без лекаря-то? С вашим-то недугом?

Недугом…

Анна насторожилась. Что еще за недуг?

— Чем я болею? — спросила напрямую.

Взгляд Марисы невольно скользнул по пышному подолу Анниного платья. Рюши таинственно колыхались на ветру, перекликаясь травянистыми узорами с серебром душистой полыни.

Что-то было не так.

— Вы, госпожа, подол-то приподнимите…

Все еще не понимая, в чем суть проблемы, Анна смяла руками бархатистую ткань платья, потянула к груди. И все стало ясно.

С губ сорвалось невольное:

— О, господи…

Обе Анниных ноги, открытые до колен, тонули в изумрудном ворсе густой травы.

На левой был надет плотный серый чулок, чуть сморщенный у щиколотки. Туфля из черной кожи держалась за лодыжку тугим ремешком. А вторая нога...

…была как у шарнирной куклы. Блестящий материал, похожий на металл, распускал по острым травинкам искорки тусклых зайчиков…

Анна судорожно потянула за ткань. Подняла подол до бедер, чтобы срочно оценить весь масштаб бедствия. От колена и выше правая нога была целой, живой.

— Искусственную вам эльфы делали, — робко пояснила Мариса. — Зачаровывали особым образом, чтобы держалась как своя и не болела.

— Ясно.

По поводу ноги Анна сразу решила, что и это ничего. Неприятно, но не смертельно.

Главное, что она не одна. И крыша над головой имеется. И финансы тоже. И молодость опять же… Разве этого мало?

Новый мир интересовал гораздо сильнее, чем старые проблемы. Неизвестность манила волшебством, тайнами, эльфами. Сказка, начавшаяся со знакомого по прежней жизни предательства, притягательности своей не утратила.

Наоборот.

— Как же так произошло? С ногой? — решила выяснить Анна.

— На охоте вас лошадь понесла, споткнулась о бревно и в овраг рухнула. Придавила ногу. Лекари старались, но ничего-то у них не вышло с лечением. Так что пришлось… Вот так… — Мариса посмотрела на небо. Облака разошлись, выпуская на свободу побледневшее солнце. — Давайте уже поедем, госпожа. Путь не самый близкий.

— Давай, — согласилась Анна.

Она неожиданно легко поднялась. Протез почти не ощущался. Шарнир в щиколотке двигался удобно, мягко, подчиняясь малейшему мысленному импульсу. Пришлось постоять немного, чтобы разобраться с ощущениями, но спустя буквально пару минут, Анна уверенно двинулась к повозке.

Тарантас не имел специальных скамеек для пассажиров, поэтому импровизированное сиденье было собрано из пары поставленных друг на дружку чемоданов, укрытых коровьей шкурой.

— Я просила у его светлости медвежью, — пожаловалась камеристка, приставляя к борту короткую лесенку. — Говорила: вдруг холодно будет в старом-то имении? Не дал.

— Обойдемся. — Анна взобралась на чемоданы. Села поудобнее. Накинула на плечи лежащую в мятой раковине свернутого тента шаль. Задала вопрос, ответ на который знала и так: — Из-за ноги он со мной на самом деле разводится, да?

Герцог мог хоть десяток любовниц иметь на стороне, но развод…

Развод был обусловлен иной причиной. Простой и банальной. Сколько раз Анна наблюдала подобное в своем мире. Скольких «любимых» жен благодарные супруги отправляли в утиль, стоило тем заболеть или покалечиться…

Все тут ясно и понятно: герцогу увечная жена не нужна. Не по статусу! С такой и в свет не выйти, и в постель не лечь…

От мысли о «супружеском долге» с неизвестным, чужим мужчиной у Анны по спине пробежал холодок. Она расправила рюши на подоле, прикасаясь к правой ноге с невольной благодарностью. Уж лучше эльфийский протез, чем очередной муж-предатель под боком.

Мариса кряхтя влезла на длинные дроги — мощная рама повозки выходила далеко вперед, — потопталась на них, удобнее собирая поводья, села на низкий облучок. Обернулась.

Причмокнула лошадям:

— Ну, пошли, мои хорошие! — Пегие коняги дружно налегли, утягивая поскрипывающий тарантас к ближайшему холму. Полуобернувшись через плечо, камеристка призналась вдруг: — Я боялась, что уж эта-то новость, про ногу, вас подкосит, а вы, госпожа, будто еще бодрее стали?

— Нога ходит — и ладно, — отшутилась Анна. Поинтересовалась, желая разрядить напряженную обстановку: — Долго нам до Драконьего дола ехать?

Мариса вгляделась в плавные изгибы далекого леса.

— К закату будем.

Лошади шли шагом.

Дорога была неровной: где заросла бугорками осоки, где ощетинилась камнями и корнями. Вдоль пути стояли плакучие березы. Изредка попадались и пестрые молодые сосенки. Торчали так и тут из плотной травяной шкуры глыбы белого известняка. Где-то вдали мелодично и звонко пела река.

Повозка выехала из перелеска и двинулась через поле. Трясти почти перестало. Лошадки прибавили ходу.

Анна смотрела на резную, чуть подсушенную ранней осенью полынь, на пушистую вату отцветшего кипрея, на желтые кисти золотарника. На подрощенный выводок перепелок, выбежавший к повозке из норки травяного лабиринта и тут же скрывшийся с глаз в соседнем темном ходе.

Локоны, выбившиеся из строгой прически, приятно щекотали шею и щеки.

— Как же здесь хорошо! — произнесла она вслух.

Мариса отчего-то не разделила ее восторга. Натянула поводья и остановила лошадей.

— Тпр-р-р. Стойте. — Она вгляделась в дальний край поля. Нахмурилась и помрачнела. Буркнула под нос короткое: — Проклятье…

— Что случилось? — забеспокоилась Анна.

— Едут. Сюда, — туманно пояснила камеристка. — Только их не хватало…

Анна поняла, куда та смотрит. В золотисто-зеленой дымке плыли к ним через поле едва различимые фигуры всадников.

— Кто это? — спросила она.

— Эльфы, госпожа, — донеслось в ответ.

В голосе Марисы звучала нескрываемая тревога.

Анна постаралась выяснить ее причину:

— Встреча с ними принесет нам какие-то проблемы?

— Кто их знает? — пожала плечами камеристка. — Просто они людей не особо жалуют.