«Древоходец». Приблудный ученик. Книга первая - Колокольников Александр
Конечно, в годы, когда Костя стал приезжать на летние каникулы в деревню, отношение жителей к чистоте тела сильно изменилось в лучшую сторону, по крайней мере у молодёжи. Было правда и другое: хотя Костик особо не слышал запах немытых тел от жителей Каменки, – там и так хватало неприятных запахов: практически все держали свиней, коз, или другую живность, но все, даже самые сильные запахи, перебивал запах сгоревшей серы, прямо-таки висевший внутри домов, пропитывая и одежду, и волосы, и кожу жителей деревни.
Причиной столь неприятного запаха, являлся бурый уголь, которым отапливали дома. Он получался дешевле и доступнее дров – шахты рядом, а для шахтёров он вообще выделялся бесплатно, но из-за большого содержания серы, при сжигании появлялся довольно неприятный, едкий и стойкий запах гари. Люди со временем к нему привыкали и не замечали.
Однажды, уже будучи студентом, Константин приехал в Каменку со своими одногруппниками. Они там собирались отметить майские праздники, пожарить шашлыки, попариться в баньке.
В то время бабушка уже жила с дочерью в Георгиевске и для Константина с ребятами явилось тогда полной неожиданностью, и, честно сказать, неприятной неожиданностью, обнаружить по приезду бабушку в доме. Она в тот день тоже решила выбраться в Каменку покопаться на огороде.
Шёл сильный дождь, который выгнал их из сада, не дав приготовить шашлыки. Баня для такой оравы оказалась маловата, и Константин предложил перебраться в пустующий дом по соседству. Бывшие владельцы дом продали и съехали, а новые ещё не заселились, и он около года стоял закрытый.
Константин выпросил ключ у Григорича, который по просьбе новых владельцев приглядывал за домом, и, дав обещание ничего там не сломать и не сжечь, вместе с одногруппниками, подхватив сумки с выпивкой и закуской, бегом, спасаясь от дождя, направились туда.
Дом долго стоял полностью закрытый. Запах серы и едкой гари в непроветриваемом помещении настоялся и обрёл подлинную выдержку и крепость. Они находились в нём, от силы, пять – десять минут, затем у одной из девочек началась рвота, перешедшая в икоту, следом, зажав рот, из дома выскочила её подруга. Ребятам пришлось опять бегом, придерживая с двух сторон постоянно икающую девушку, возвращаться обратно под пригляд бабушки Константина.
Евгения Петровна, как уже упоминалось, была выпускницей биологического факультета МГУ, преподавала в школе биологию, ботанику и химию. Набегавшись под дождём, Константин с товарищами, чинно восседали вместе с Евгенией Петровной за столом в её доме и слушали интереснейшую лекцию, на тему, как сера из бурого угля при сгорании превращается в сернистый газ, или оксид серы, или серный ангидрид и насколько это опасные и ядовитые вещества.
Но, что правда, то правда, сама Евгения Петровна никогда бурым углём в своём доме не топила. Используя возможности директора школы, она на свою семью и на семью Григорича завозила каменный уголь, который при сгорании не давал столь ядовитый запах.
Окружающие Каменку угольные шахты не только пропитали всё запахом сернистого газа, не только перемололи поля, леса и дороги подвалкой, но и оставили отпечаток на внешнем виде, на одежде проживающих рядом с шахтами людей.
Константин на всю жизнь запомнил увиденную однажды весной картину. Он тогда подошёл к деревне со стороны оврага. Перед ним открылась панорама склона с огородами, куда, пользуясь выходным и хорошей погодой, вышли на свои земельные участки почти все жители деревни.
Абсолютно, без исключения, они были одеты в куртки от шахтёрской робы и в шахтёрские же сапоги. Все, и мужчины, и женщины. Правда на мужчинах были ещё и штаны от робы. Мало того, для отпугивания птиц, на огородах, стояло ещё с десяток пугал, состоящих из деревянного креста, на котором висела всё та же роба, а сверху, вместо головы, болтались шахтёрские каски.
Константину тогда показалось, что на него цепью надвигаются солдаты в единой форме. Первая цепь двигалась пригнувшись, вторая цепь – пугала, шла поднявшись во весь рост, а ещё наступление поддерживают небольшие стальные танки. Роль небольших танков выполняли разбросанные по участкам шахтные вагонетки, приспособленные для сбора воды. Костик тогда ошеломлённо замер: ни одной яркой косынки, ни одного яркого пятна – только серые шахтёрские куртки.
Была ранняя весна, даже не распустились жёлтые цветки одуванчиков, и если бы не редкие кустики зелени на тропинках между участками, пробившиеся через пожухлую прошлогоднюю траву, то было бы полное впечатление, что смотришь чёрно-белый документальной фильм о малоизвестной войне, войне за выживание, которая шла в центре России, через двадцать лет после взятия Берлина.
Но не только взрослые носили шахтёрские куртки. В этих робах, ушитых под размер, некоторые детишки ходили и в школу. Обычно – дети работников совхоза. Шахтёры зарабатывали неплохо, и могли обеспечить своих детей нормальной одеждой.
Был ещё один предмет из амуниции шахтёров, очень востребованный в хозяйстве – шахтёрский аккумуляторный светильник.
И свет в Каменке часто отключали, и уличное освещении – пять фонарных столбов на всю деревню. Шахтёрский светильник требовался также и из погреба чего достать, или картошку там перебрать. Очень удобно, – закрепишь фонарь на лбу, а руки свободны.
Но у шахтёрского светильника имелась неудобная особенность – для зарядки требовался не только трансформатор, но и специальное устройство под его клеммы.
Всё это было у Григорича. Он поставил небольшой сарайчик у себя на участке, где мог заряжать сразу пять шахтёрских фонарей, да ещё и любые другие аккумуляторы.
За зарядку шахтёрской лампы брал немного, но нормальному, полноценному развитию бизнеса мешало огромное количество родственников. Сам он был родом из этой деревни, и, хотя близкой родни здесь уже не осталось – сестра продала дом отца и уехала с мужем в город Шахты, но разных там троюродных братьев и сестёр, двоюродных племянников, имелась целая куча.
Как говорил Григорич: «Брось в этой деревне в собаку камень – попадёшь в моего родственника».
А родне «стыдно» было с «дядей Колей» расплачиваться наличными, боялись этим обидеть – мол, как-то неудобно деньгами-то, родня всё же. Поэтому приносили в основном подарочки, кто ведро яблок падалицы, кто несколько яиц. Женщины часто приносили самогон: всё равно муж-ирод найдёт и выжрет, лучше с Колей Шлёп Нога самогоном расплачусь.
Среди родственников была некая тётка Теша. В каком колене и с чьей стороны она приходилась ему роднёй, – Григорич не знал, как, впрочем, не знал и её полного имени -Теша, да Теша. Но был уверен – точно родня. На всех свадьбах и поминках сродственников она всегда присутствовала, с надрывом «плакала-голосила» на похоронах, и громче всех орала: «Горько!» на свадьбах.
Вот эта Теша за зарядку своей лампы и подарила Григоричу от «всей души» щенка, и, чтобы не возникло сомнений в ценности подарка, сопроводила презент словами: «Мать – овчарка пограничная, немецкая. Отец – тоже кобель хороший».
Ни у кого в деревне овчарок не было, да и в городе Каменске их было наперечёт, поэтому установить происхождение щенка оказалось не сложно.
Действительно, мать была немецкой овчаркой, ну а отец, возможно, и был «кобель хороший», но неизвестный. Упустили хозяева свою воспитанницу, недоглядели.
Желающих взять беспородных щенков не нашлось, а когда собрались избавиться от нагулянного на стороне приплода, объявилась Теша и одного забрала. Ей отдали самого сильного, который всегда из кучи щенков выбирался наверх, ну а всех остальных его братьев и сестёр утопили.
А мудрая Теша и доброе дело сделала – жизнь собачью спасла, и за лампу подарочек принесла.
Григорич щенка взял, чем-то он ему понравился, но предупредил, что, если следующий раз Теша решит притащить ему какую ни будь живность, пусть это будет хотя бы цыплёнок.
Щенок вырос, и как в сказке: красотой пошёл в мать, а умом в отца. Он действительно внешне был вылитая немецкая овчарка, только немного мелковат для кобеля овчарки.