Вячеслав Ковалев - Хадават
Макс зачем-то подошел к нему:
– Здравствуйте!
Старичок внимательно оглядел Макса, встал, чуть поклонился, пожелал и Максу здравствовать, после чего уселся обратно.
– Кури. – Он протянул ему пачку папирос.
– Спасибо, я не курю.
– А, ну да… – Он задумался, почесал негустую бороденку, посмотрел на небо, потом как бы нехотя снова перевел взгляд на Макса. – Ты спросить че хочешь?
– Да нет, я… – Макс растерялся, вроде он действительно не хотел ничего спрашивать, но почему-то стоит здесь уже несколько минут, рассматривает этого деда.
– Как вы думаете, дождь завтра будет? – ни с того ни с сего выпалил он.
– А на шо тебе дождь?
– Да это я так, – растерялся Макс.
– Ты садися, че зря землю топтать.
– Да нет, спасибо, я пойду. – И Макс, резко развернувшись, пошел к дому, чувствуя себя совершенно глупо; вслед понеслось тихонькое покашливание.
Спал Макс плохо, всю ночь снилась какая-то ерунда, он все что-то искал, куда-то шел, чего-то хотел. Причем когда он просыпался, то никак не мог увязать увиденное в одну цепочку. Он прекрасно помнил все, что приснилось, но в одну связную картинку это не складывалось. Макс выходил на улицу, бродил вокруг дома, сидел на веранде, возвращался в дом, падал на постель и опять проваливался в странные сны, а просыпаясь, чувствовал себя разбитым.
К его большому удивлению, утром он ощутил себя бодрым и отдохнувшим. «Может, здесь воздух такой? Привык в городе к гадости всякой, вот здесь голову и кружит». Макс прошлепал на кухню, поставил чайник, залез в холодильник, быстренько соорудил пару бутербродов, заварил кофе и со всем этим богатством выбрался на веранду. Вообще-то он не любил завтракать бутербродами, но вчера ничего не приготовил, а сегодня было лень.
«А пацан был прав, хорошо здесь, – думал он, потягивая кофе. – Что же такое со мной случилось? Может, тепловой удар? Так я в тени был, у воды. А может, стукнул сзади кто? Да нет. Что же тогда? А, ладно, было и было».
– Не бери дурного в голову, а тяжелого в руки, – сказал он вслух и встал. В следующее мгновение он закричал.
Макс закричал, его крик бросился вверх, закрутился и слился воедино с сотнями, тысячами таких же, превращаясь в рев древнего зверя. Люди в доспехах, вскидывая руки с зажатым в них оружием, громко приветствовали Золотого всадника, который лично решил объехать свою пехоту перед боем. Он несся мимо в сопровождении гвардии, размахивал мечом и тоже что-то кричал. Разобрать что, было невозможно, да и не нужно. Группа раззолоченных всадников умчалась, и все стихло, потому что наступал ответственный момент. Макс покрепче перехватил копье. Перед ним щитоносцы подравнивали строй, ворочая огромными ростовыми щитами. Было нестерпимо жарко. Шлем давил на голову, панцирь сжимал грудь, наручи вцепились в руки мертвой хваткой, древко копья обжигало ладони. Хотелось сбросить с себя всю эту груду железа и кинуться с разбега в речку, тем более что та была совсем рядом, в какой-нибудь сотне шагов. Вон она серебрится между берегами, скрываясь за разросшимся кустарником. Но он стоял. Седьмой в четвертом ряду второго пула. Стоял, как и сотни других воинов справа и слева от него. Они стояли, напоминая живую стену из плоти и железа, и терпеливо ждали. Терпение и повиновение – их главные качества. Потому что они были «черепашники» – знаменитая панцирная пехота Лута, гордость и надежда Золотого города. Это они принесли ему богатство и славу, сделали Лут-на-Холмах – Лутом Золотым. Терпение помогало им преодолевать пески и болота, переносить жару, холод и дождь, проходить милю за милей, раздвигая границы. Повиновение помогало им удерживать ставший легендарным несокрушимый строй, отражать любые атаки и давить противника. Именно давить, потому что наступавшая «черепаха» больше всего напоминала огромный каток, который давил все, что попадалось ему на пути. Они стояли и ждали. А напротив стояла другая живая стена, над которой вздымался лес длинных копий.
Одинокая струйка пота выбралась из-под шлема, замерла, словно оценивая обстановку, и устремилась вниз к подбородку, прокладывая путь по пыльной щеке. Макс не обратил на нее внимания. Он чувствовал, как растворяется, перестает ощущать себя и все больше сливается с теми, кто рядом. Он уже не он, а часть большого железного зверя, замершего, завидев противника, и приготовившегося к схватке. Сейчас. Уже сейчас. Все будет как всегда. Противник прыгнет, пытаясь разорвать «черепаху», ударится и отпрянет назад, полизывая ушибленную лапу, и, конечно, прозевает тот момент, когда «черепаха» двинется в атаку – медленно и неотвратимо. Так накатывает волна на побережье. Кажется, она далеко, кажется, она катится еле-еле, и ты в любой момент успеешь отойти, но вот она у твоих ног, а вот уже захлестнула с головой, и спасти может только чудо.
Макс прозевал момент, когда конница двинулась вперед. Но вот они уже несутся навстречу ему и тем, что рядом.
Удар конников был страшен. Такого еще не было никогда. «Черепаха» дала трещину, и мир вокруг перестал существовать. Его место занял адский круговорот, в котором все подчинялось только одному – рвать, рвать чужую плоть, чтобы сохранить свою. Макс колол, бил, рвал, кусал, прыгал, падал, вставал. Если бы потом кто-нибудь попросил его рассказать, как все было, он бы не смог. Потому что это делал не он, а его тело. Оно хотело жить, это тело, очень хотело, и все было подчинено только этому – рвать другие тела, чтобы сохранить свое. А потом что-то тяжелое опустилось на голову, и Макс провалился в небытие.
Он очнулся от боли, лежа на спине в очень неудобной позе, нога затекла, правый бок ныл, в голове пульсировала боль. Звуки и ощущение реальности вернулись. Макс приподнялся на локте, затем медленно, с трудом встал. Его качало. Шлема не было, на виске запеклась кровь (интересно чья?), в руке зажат обломок меча. Откуда меч? Он медленно огляделся. Вокруг двигались люди, что-то делали, кого-то поднимали, куда-то несли, что-то собирали. А еще были трупы. Много. Очень много. В паре десятков шагов блестела река.
– А река осталась, – пробормотал Макс. Будто она могла куда-то деться. Он поплелся к воде. Дойдя, упал на колени, зачерпнул горстью воды, плеснул в лицо. Вода была грязная.
– Такой водичкой особо не отмоешься. – К Максу подошел старик.
Он был в рваном цветастом тряпье, хотя на ногах красовались добротные сапоги; в левой руке держал кость с остатками мяса. Он присел на камень, торчавший у самой воды, тщательно осмотрел кость, хмыкнул и откусил кусок.
– Ты кто? – удивился Макс.
– Вопрос не в том, кто я, вопрос в том, кто ты? Вот кто они, – старикашка махнул рукой с зажатой в ней костью в сторону трупов, – понятно, а с тобой как быть?
Макс собирался было ответить, но резкая боль, взорвавшаяся в голове, не дала. Он зажмурился, прижав руки к вискам, и застонал.
– Что, болит? Ну это поправимо. – Нахальный старикашка соскочил с камня и раньше, чем Макс успел как-то отреагировать, сжал его голову руками. Боль отступила. – Вот и все, и не болит головушка, а с остальным ты уж сам. А мне пора, знаешь ли, у меня дел полно. Но ты, если что, захаживай, поболтаем о том о сем. – Он снова осмотрел кость, убедился, что полакомиться больше нечем, отшвырнул ее в сторону и, развернувшись, быстро пошел вдоль берега.
– И куда это я должен захаживать, если что? – пробормотал Макс, глядя вслед старикашке. Тот остановился, обернулся, махнул Максу рукой и исчез, растворившись в воздухе. Не веря своим глазам, Макс осмотрелся, потом сильно зажмурился, помотал головой и открыл глаза снова – перед ним спокойно колыхалась сирень, он стоял на веранде Ленькиной дачи.
«Или я схожу с ума, или сплю наяву, одно из двух». Он сел в плетеное кресло. Что же это, черт побери, происходит? Заглянул в чашку, кофе не осталось. Спокойствие, главное, спокойствие, как говаривал безобразник Карлсон. Меня просто сморило, и я не заметил, как заснул, вот и все. Хотя стоя не спят, люди во всяком случае».
Макс поднялся и тут же схватился за бок, чуть не завыв от боли. Осторожно задрал майку, боясь, что догадка подтвердится. Подтвердилась. Во весь правый бок растянулся приличных размеров синячище, хотя ребра вроде целы. Он ощупал голову и уже не особо удивился, обнаружив огромную шишку и запекшуюся кровь в волосах. Еще старик этот нелепый. Где я его видел? Словно во сне, он вошел в дом, прошелся по комнатам, заглянул в холодильник, постоял, разглядывая колбасу, достал бутылку пива, подержал, поставил на место, осторожно прикрыл дверцу и снова вышел на веранду. Вдруг что-то вспомнил и быстро пошел по дорожке к калитке, вышел на улицу. Дед-сосед был на месте, на своей лавочке со своей трубочкой.
– Здравствуйте. – Макс улыбнулся старичку.
– Здорово, – улыбнулся тот.
– Я Макс.
– Это хорошо, шо Макс, а я вот Дед.
– Так просто – Дед?
– Так и просто. – Густая сеточка морщинок разбежалась вокруг Дедовых глаз. Он улыбался. Дед стал набивать трубку табаком, закончив, аккуратно раскурил и довольно затянулся.
