Олег Филимонов - Уходя, гасите всех!
Шли годы… Отец вовсю воевал с браконьерами, нарабатывая бесценный партизанский и контрпартизанский опыт, вкупе с сопутствующими этому повреждениями… Да и я времени даром не терял, помимо спорта занимаясь самосовершенствованием: делал «солнышко» на качелях или прыгал с подходящих крыш с самодельным парашютом, готовя себя в космонавты или на худой конец в каскадеры. Тогда эти профессии еще считалась почетными, приоритеты в сторону бизнесменов, моделей и банкиров (читай – спекулянтов, блядей и ростовщиков) сместились несколько позже.
Сменив работу, отец завел себе новое хобби – реконструкцию луков. И не примитивных английских деревяшек, а сложных, азиатских… ну или русских, если угодно. Как выяснилось позже, чуя к чему идет дело в стране, он уже тогда замышлял недоброе…
Само собой разумеется, отцовское хобби подразумевало не только изготовление луков, но и стрельбу из них. Оттачивая мастерство лучника, мы с папой переломали десятки неудачных экземпляров, зато уцелевшие представляли собой действительно грозное оружие.
Наше, мягко говоря, убогое законодательство (и тогда и сейчас) запрещает охоту с луком. Да и вообще луки и арбалеты мощностью больше 20 кг считаются… даже не знаю чем – не огнестрельным же оружием? Наверное, ужасным хладнострельным[12]! Но запрещены однозначно. Видимо, богатенькие буратины по старой памяти Робин Гудов опасаются. Долгожители, мать их… Наверняка, кому-то из законодателей когда-то в зад стрелой угодило: «…Оля нагнулась – в жопе топор, метко кидает индеец Егор!» – что-то в этом роде. Иными обстоятельствами объяснить эдакий выкрутас сложно. Но не будем о грустном; в любом раскладе на вывихи раненных в попу законотворцев отец клал с прибором, изготавливая луки подстать средних размеров богатырю. Хотя тут есть одна тонкость: в кустарных условиях сделать слабый композитный лук почти не реально – сломается. Так что уцелевшее после испытаний оружие требовало от стрелка значительной физической силы.
Вот с ножами нынче стало полегче – великое дело откат! Так как принадлежность к холодному оружию определяется по целой куче параметров, среди них: марка стали, длина и толщина клинка, наличие долов, упора и т. д., любой свинокол можно провести как нож «хозяйственно-бытового» назначения, надо только отбошлять кому следует – и торговать сколько влезет. Да зайдите в любой охотничий магазин и убедитесь сами.
Новая работа оставляла отцу мало времени для охоты – на выходные далеко не заберешься. Только во время отпусков он мог оторваться по полной программе, отправившись на промысел куда-нибудь подальше, в один из глухих уголков нашей необъятной родины, где еще окончательно не повывели дичь. Обычно компанию ему составлял дядя. Естественно, брали и меня. Мы добирались до места самолетом, поездом и попутным транспортом, а потом сплавлялись на байдарке по подходящей водной артерии, по пути давая волю звериным… в смысле, охотничьим, инстинктам.
Надо сказать, что взгляды отца на охрану угодий существенно изменились – треснули розовые очки. Теперь он считал, что природу надо охранять вовсе не от браконьеров, а от любой «хозяйственной» деятельности, а пуще того от направляющей эту деятельность руководящей верхушки. Такие идеи посещали его уже давно, еще в те времена, когда он устраивал царские охоты членам единственной и неповторимой вульгарной[13] партии, следя, чтобы те по пьянке не отстрелили друг другу члены. Однако глаза окончательно открылись только теперь: вернувшись в места, которые кишмя кишели дичью еще год назад, запросто можно было обнаружить там безжизненную пустыню. Как, например, случилось на Кушумском канале, где, борясь с неведомой напастью, степь потравили с самолетов. Не известно, победили напасть или нет, но любую живность вывели под корень, а на неоглядных степных просторах зримым свидетельством беспредела догнивали сотни и тысячи туш сайгаков. И это только единичный пример…
С наступлением в стране демократических преобразований, то есть когда жрать стало вообще нечего, а «члены» поменяли окрас с красного на любой другой, напрочь избавившийся от любых иллюзий папаша извлек из шкафов свой нехилый арсенал и теперь уже сам, матерым браконьером скрылся в лесных дебрях. Там он был в своей стихии. В городе ловить было нечего – на любую более-менее нормальную работу устроиться оказалось практически невозможно. Наглядным примером был дядя Андрей, тоже давно ушедший из охотоведов, и теперь мыкавшийся по нескольким работам в несбыточной надежде прокормить семью на получаемые там гроши. И от этого постепенно зверевший.
Вот тут-то в полной мере и пригодились любовно изготовленные луки – настоящему браконьеру сподручнее пользоваться бесшумным оружием, да и с дорогущим боеприпасом заморачиваться не надо. Теперь большую часть времени отец пропадал в лесах, лишь изредка наведываясь домой, заросший дикой бородой и перегруженный свежей дичиной, что в эпоху нарождавшихся рыночных отношений, местами выглядевших как возврат к натуральному хозяйству и меновой торговле, было весомым подспорьем. Когда выдавалась возможность, то есть в основном во время школьных каникул, к отцовскому промыслу присоединялся и я.
Наслаждавшийся свободой папа сожалел только об одном – ответственные за развал страны деятели в лесную глухомань забредают редко, и к его трофеям нельзя добавить их рога, головы и шкуры. Правда, вонючее мясо и гнилую требуху все равно пришлось бы выкинуть, ну или оставить приманкой для других…
Между тем, к окончанию средней школы я был уже мастером спорта по пятиборью. Несмотря на то, что несколько позабросил тренировки, появляясь там от случая к случаю – постоянно находились более интересные занятия. Если бы не это, мог бы добиться и большего – глазомер, реакция, выносливость и прочие данные у меня были очень неплохими, но вот техника, из-за раздолбайства, прихрамывала. К тому же меня подводил конкур. Не то, что я был плохим наездником, как раз напротив, просто всадник ростом 195 сантиметров и весом больше ста десяти килограмм для выбранной жеребьевкой лошадки чаще всего оказывался тяжеловат. Недаром в жокеи подбирают маленьких и легоньких, а я, как не раз подмечали окружающие, телосложением напоминал Дольфа Лундгрена, только в отличии от киноактера был другой масти. То есть не «белокурая бестия», а напротив, черноволосая и смугловатая. Порода такая – от отца и деда я ни внешностью, ни статью почти не отличался, разве что был чуть тяжелее. А если смотреть старые фотографии, то и прадед мой был такой же крепкий и цыганистый на вид.
Мне не раз советовали выбрать что-нибудь одно: например, фехтование, стрельбу или плаванье, – но к тому моменту спортивная карьера меня уже не интересовала, да и стране спортсмены оказались не нужны. А вот занятий рукопашным боем я не бросал, справедливо полагая, что в жизни оно пригодится. Находил время посещать тренировки или занимался самостоятельно.
Когда пришло время отдавать долг Родине, я на него просто нас… наплевал короче, следуя по проторенной родителем дорожке – свалив в экспедицию. Потому как в должниках себя не числил. За державу было обидно, но, по-моему, это как раз государство, возглавляемое прорвавшимися к рулю ворами и ублюдками, кинуло своих граждан, дочиста ограбив население и продолжая разбазаривать страну направо и налево. А высокопарный трындеж с трибун и экранов о неких демократических преобразованиях никого давно уже не обманывал.
Правда, позже сия чаша не миновала и меня. Я загремел в армию «пиджаком», и впечатления об этом моменте жизни остались самые отвратные.
Долго шляться по просторам любимой страны не вышло, суровые девяностые оказались для науки фатальны, финансирование прекратилось, а экспедиция захирела и зачахла. Не удивительно – последнее время в поле приходилось полагаться только на полученные ранее навыки выживания, находясь полностью на подножном корму и самообеспечении. По примеру далеких предков занимаясь охотой и собирательством, да ходя в набеги… Так что я решил подвязывать с экспедициями и получать вышку.
Конечно, можно было продолжать партизанить вместе с отцом, но превращаться в совершенного маугли мне все же не хотелось, да и родители, по старой памяти, считали высшее образование чем-то абсолютно необходимым. К тому же кочевая жизнь совсем не способствовала плодотворному общению с женским полом. Что для меня в то время, видимо, и явилось решающим фактором. В итоге я поступил на геофак университета, получать специальность гидрогеолога.
А чтобы не сдохнуть за время учебы от голода, подался в бизнес или, называя вещи своими именами, в бандиты. Благо для человека с моими данными вакансии имелись. Ну не совсем, конечно, в бандиты, но около того, к тому же в те времена отличить коммерсанта от бандита было достаточно сложно. В общем, я зарабатывал на хлеб, проводя через границы с сопредельными, всеми из себя независимыми, государствами конвои с контрабандой. И решая сопутствующие этому вопросы, иногда и с помощью оружия – уж больно много развелось на дорогах швали.
