Конторщица 3 (СИ) - Фонд А.

Я сидела и тихо наслаждалась будущей победой, как позвонил Василий Егоров, который отвечал за технику безопасности в депо «Монорельс», и, осипшим от переживаний голосом, сообщил о ЧП у наладчиков.

— Что случилось? — похолодела я.

— Там кому-то руку отрезало! — выпалил Егоров.

— Бегу, — выдохнула я в трубку.

В цеху было шумно: орал пожилой мастер, в ответ матерился какой-то дядька в засаленном комбинезоне, остальные мужики тоже что-то доказывали на повышенных тонах. Понять что-либо было невозможно.

— Что тут случилось? — я увидела в возбуждённой толпе рыжего Севку и дёрнула его за рукав.

— Морозову клешню оттяпало! — буркнул он и попытался свалить обратно в толпу.

— А конкретнее? — я удержала рукав и не пустила уйти.

— Да придурок этот собирал буксу после замены подшипников, набокапорил и получил по пальцам… — рявкнул Севка, — Лида, мне сейчас действительно некогда! Давай потом.

— А где Морозов?

— Лида, потом! — огрызнулся Севка, — не надо тебе на это смотреть. Иди работай.

Он сердито вырвал рукав из моих рук и нырнул в толпу. Я присмотрелась — откуда-то из гущи народа раздавались стоны и жалобные причитания, но рассмотреть не давали люди. Мужики стояли плотно, плечом к плечу. Мне с моим нынешним ростом увидеть хоть что-то было невозможно. Между тем туда уже деловито проталкивались два врача в белых халатах.

Увидев, как в толпе появился милиционер, я решила последовать совету Севки и выскользнула из цеха во двор.

— Лидия Степановна! — в спину толкнул окрик. — Подожди.

Я оглянулась. Меня догонял Иваныч.

— Вот. Тут Гашев тебе передал, — он сунул мне в руки сложенный в четверо мятый листок с запиской от мастера, что вёл у меня вождение.

— Иваныч, поясни, пожалуйста один момент, — торопливо сунув листок в карман решила воспользоваться я ситуацией. — Хоть ты-то можешь мне объяснить, из-за чего конкретно ему отрезало пальцы? В двух словах хотя бы.

— Да буксу он собирал после замены подшипников. — Вздохнул Иваныч, поняв, что я не отстану. — В общем, насколько я понимаю, приложил этот дуралей крышку, вставил болт, вытащил из кармана не тот ключ, потом попытался вытащить нужный из того же кармана, не удержал крышку, в результате чего крышка соскользнула, он пытался её удержать, но не вышло. И вот результат.

— А как…?

— Ох прицепилась же ты ко мне! — чуть не взвыл Иваныч, но таки принялся обстоятельно объяснять, — там же колесо приводное. Оно состоит из собственно колеса, вала, на котором оно сидит на шпонке, а на концах вала с двух сторон подшипники такие… как бы тебе объяснить… на горячей посадке, в общем. Наружные обоймы подшипников сидят уже в буксах, которые расположены с каждой стороны. Понимаешь?

Я не понимала ни слова, но кивнула согласно.

— А буксы крепятся к раме вагона... — исчерпывающе продолжил вдаваться в детали Иваныч, — на них, собственно и имеются крышки, которые крепятся к корпусам букс на болтах. Вот её этот дурик и отвинчивал так косоруко, что теперь не будет даже чем в носу поковыряться.

— То есть, если бы все эти ключи были по разным карманам, он бы его не перепутал и этого всего бы не случилось? — задумалась я.

— Ну так-то ты права, — степенно кивнул Иваныч. — Вот что я тебе скажу, Лида. С этими новыми спецовками ты очень хорошо придумала. Надо в производство для всех вводить.

— Иваныч, а ты меня поддержишь? — спросила я.

— Тебя теперь все поддержат, — серьёзно сказал Иваныч и вздохнул. — Сама подумай, кому охота без рук жить?

Из цехов я возвращалась со смешанными чувствами. Но ясно было одно — нужно срочно менять ГОСТ. И я это должна сделать в ближайшее время.

Из-за всей этой суеты я опоздала на машину к Роговым. До электрички ещё было далеко. Поэтому пришлось добираться на перекладных. Часть пути я шла пешком по грунтовой дороге. В результате к даче подходила уставшая и раздражённая.

Уже на подходе услышала мужские голоса.

Интересно, кто бы это мог быть?

Я толкнула калитку, вошла во двор и сильно удивилась. Солнце отбрасывало последние вечерние лучи, которые весело отсвечивали на начищенном до блеска медном самоваре Риммы Марковны, но ещё ярче лучился самодовольством Петр Иванович Будяк, который вольготно расположился в садовой беседке и что-то обстоятельно вещал проникновенным голосом соседу Рогову.

— Да нет, щука леску в ноль-пять никогда не перекусит, — степенно рассказывал Будяк. — Даже ноль-четыре можно.

— Так это если поводок свежий! — горячился Рогов, размахивая руками, — ты проклянешь все, через каждые две-три пустые поклёвки менять его! Надо сразу ноль-семь брать и всё.

— А я тебе говорю — ноль-пять! — возмущённо рявкнул Будяк. — Главное без двойников и тройников. Тогда «глухих» зацепов почти не будет…

— Здравствуйте, товарищи, — решила прервать я диспут любителей рыбалки, — а что это у нас тут происходит на ночь глядя? Что это за собрание ихтиологов?

— Разговариваем мы, Лидия Степановна, — подхватился Рогов и смущённо добавил, — это я к Римме Марковне на минутку заходил закаточный ключ отдать, а Пётр Иванович сразу спорить начал. Но вы правы, мне уже пора. Хорошего вечера!

— Не спорить, а отстаивать верную точку зрения, — проворчал Будяк и укоризненно добавил, обращаясь ко мне, — и вот зачем вы Сергея Сергеевича прогнали?

Он сидел в беседке за столом и флегматично точил ножи: «вжих — вжих!».

Я поёжилась от зубодробильного скрежета.

— Нехорошо это, Лидия Степановна, — между тем продолжил поучать меня Будяк, — мы здесь мирно сидели, разговаривали. А потом пришли вы и недружелюбно прогнали Сергея Сергеевича. Нехорошо это. Не по-соседски.

— Вообще-то я пришла к себе домой, — отрезала я холодно. — И желаю спокойно отдохнуть, а не слушать болтовню каких-то посторонних людей.

— Всё должно быть в меру, Лидия Степановна. — покачал головой Будяк, — а прогонять соседей — занятие унизительное и жалкое.

— Вам, кстати, тоже давно уж пора, Пётр Иванович, — отрезала я, — и я очень надеюсь, что ваш визит ко мне во двор был в последний раз.

— Не нужно здесь мной командовать, — возразил Будяк, — очень прошу.

— Вы меня не слышите, товарищ Будяк? — психанула я, повышая голос, — до свидания!

— У вас критические дни? — совершенно не обращая внимания на мою ярость, продолжил точить нож Будяк, — Обычно, когда у женщин такое, они всегда норовят сказать гадости. Или кричат. Или плачут. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. И терпеть не могу женских истерик. Поэтому если вы не против, давайте будем считать, что я вас просто неудачно подёргал за косички. И вы сейчас же прекратите всё это.

Я стояла и только ошалело хлопала глазами. Ну и наглость.

— И я ведь так и не понял, за что вы на меня обиделись, Лидия Степановна, — как ни в чём не бывало продолжил Будяк спокойным голосом. — Но в любом случае виноват я. Извините!

— Так! — прошипела я, — пошёл вон!

Будяк отложил нож, взглянул на меня исподлобья, встал и молча вышел со двора.

Вот и славненько.

Когда хлопнула калитка, я устремилась в дом. Сейчас у Риммы Марковны будет допрос.

В доме было тихо. Я заглянула в большую комнату, там мерно тикали ходики, пахло сухими травами. На раскладном диване спала Светка, укрытая платком Риммы Марковны.

Тихо-тихо, на цыпочках, стараясь не разбудить её, я прошла дальше. Римма Марковна нашлась в другой комнате, где она сидела и штопала натянутый на лампочку носок.

— Римма Марковна, как это всё понимать? — прошипела я. — Что у нас во дворе делает этот Будяк?

— Тише говори! — укоризненно цыкнула на меня она, — Светочка только уснула. Набегалась за день.

— Так что он здесь забыл?

— Как это что?! Он же занимается футболом с ребятишками! И сегодня тоже, — всплеснула руками она. — А потом, как обычно, поужинать зашел. Начал хлеб резать, а ножи затупились. Вот и решил наточить.